Проблема классификации языков в свете нового учения о языке - Иван Иванович Мещанинов

положения в области лингвистического анализа, она все же продолжает орудовать тою же схемою деления языков лишь с частичным изменением наименований (прометеидская вместо индо-европейской, система вместо семьи и т.д.), но пока без каких-либо изменений по существу. Вопрос о стадиях и системах был выдвинут на основе общих построений без конкретного распределения языков по вновь предлагаемому принципу. Число стадий не уточнено, также как не выявлены еще отличительные стадиальные признаки, системы же вовсе не проработаны в деталях отдельных языковых группировок. В связи с этим и новое учение о языке должно будет не ограничиваться одним только отрицанием существующей группировки по семьям, но и перестроить ту группировку, которую оно само продолжает сохранять и по сегодняшний еще день по наследию от индо-европейской школы.

Подводя итог сделанному предварительному очерку, придется прежде всего признать известную долю условности в проводимых классификационных схемах, не исключая и тех, которые имеют быть предложенными взамен ныне действующего деления. Во всяком случае придется отвергнуть изначальность незыблемо сохраняемых языковых группировок, так как они, образуясь в историческом движении социальных факторов, сами равным образом находятся в движении и видоизменяются настолько, что в определенные периоды дают новые сочетания, в результате чего получается смешение характеризующих признаков и наличие их в различных группировках. Отсюда следует вывод, склоняющийся к отрицанию чистых по своей выдержанности языковых комплексов. Но выделяемые признаки этих комплексов не самостоятельны в своем развитии и находятся во взаимоотношениях со всеми слагаемыми цельного языкового остова, воздействуя друг на друга. В итоге даже формально-типологические совпадения в корнеслове и морфологических элементах могут семантически и функционально отличаться в зависимости от существования их в различных языковых сочетаниях. Все же эти сочетания взаимодействующих слагаемых каждой языковой структуры получают определенную временную устойчивость, определенные нормы, вырабатываемые на основе их взаимоотношений и взаимозависимости. Во всяком случае не приходится отрицать того, что каждая языковая структура в отдельности, будь это целая группа или самостоятельный язык безразлично, вырабатывает свои специфические сочетания слагаемых признаков и определенное направление в движении языка, получающем новые сдвиги по заказу общественной среды.

Ясные примеры непосредственного воздействия общественности на язык наблюдаем в смене корнеслова, в появлении новых терминов и даже в смене норм словообразований. Эти воздействия несомненно наличны, хотя бы в своем целом речь и не отражала автоматической передачи явлений общественного порядка на языковые. Так, например, военное время выявило тенденцию к созданию сокращенных слов («кавторанг», вместо «капитан второго ранга»), а в условиях современного социалистического строительства возникают новые слова путем слогового и даже буквенного сокращения типа «Совнарком», «ЦИК». Все подобного рода нормы в языковой стройке, конечно, не изначальны. Они создаются только в определенном периоде и характеризуют его разновидностями своего направления. В частности, тип сочетания сокращенных основ в одном слове вовсе не обязателен для языков даже одного стадиального состояния; так, например, немецкий язык XIX века свободно допускал слитное построение слова из нескольких полных основ в роде Oberkinnbackenhöhle (впадина верхней челюсти) и др. Такие сложные построения характерны для определенного языка в определенном его состоянии. Это – его специфические нормы данного периода его развития. Позднее они в нем же самом могут измениться, также как могли отсутствовать в его предшествующем состоянии. Все же это будут его нормы наблюдаемого периода и именно эти нормы не однотипны в разных языках. Так, язык одного состояния вырабатывает тенденцию к слиянию в одно слово целого ряда слов даже с сохранением их грамматического оформления, тогда как другие разбивают эти слова в одиночку или же сокращают, сливая в одно слово: Oberkriegsvolkskommissar, по-русски «главный военный народный комиссар» и в современном сокращении уже слогами «Наркомвоенмор»

Равным образом и в морфологических элементах, обслуживающих грамматические задания, мы не наблюдаем единой общей для всех языков схемы, к тому же языки не дают даже полной выдержанности какого-либо одного направления. Мы имеем здесь движение в морфологическом оформлении, а вовсе не застой. Именно поэтому нельзя к формам грамматического выражения подходить с обособленным их изучением в пределах одной только избранной специалистом семьи языков, не устанавливая в них признаков единого процесса, только и дающего возможность выяснить многообразие его разновидностей по системам и языкам.

В каждом исследуемом языке нащупываются отступления от установленного правила, то сохранением в нем более архаичных форм, то, наоборот, продвижением вперед. Так, например, тюркские языки вырисовывают тенденцию к усечению своих полных прилеп до однобуквенного состояния, близкого к обслуживающей роли внешней флексии. Кроме того, и сама функция обеих разновидностей прилеп (агглютинации и внешней флексии) различна, хотя по внешнему признаку приставки к основе слова они крайне близки. Можно даже предположить, с достаточным мне кажется весом, что агглютинативные прилепы, каждая со своим специальным значением, получив новое содержание по обслуживанию целой грамматической категории, взорвались в своей форме, перейдя в ту разновидность приставок, каковой присваивается имя внешней флексии.

В таком случае мы получаем законный повод к прослеживанию историзма и известной степени периодизации не только в движении корнеслова по семантическим дериватам, но и в системах морфологии грамматического порядка. Действительно, при анализе строя отдельных языков мы наблюдаем то полные прилепы агглютинации, то усечение их с функциональною перестройкою на выражение определенной грамматической категории (внешняя флексия) при наличии фонетического изменения внутри основы самого слова (внутренняя флексия).

Не учитывая хода языковой перестройки в последовательной исторической схеме, формальный анализ разбил языки на группы по признакам морфологического оформления в его статичном состоянии и в результате, выделив флективные языки, вновь упростил схему, ослабив внимание на другие сосуществующие виды выражения грамматических отношений и в то же время не прослеживая флексии в иных не флективных структурах речи. Между тем, если под флексиею понимается изменение слова для выражения грамматического отношения или прибавкою аффикса к основе слова или же изменением звука основы, то в ней самой уже устанавливаются явления двух различных порядков, из которых оба, т.е. и приставка (внешняя флексия) и изменение звука (внутренняя флексия) в достаточной степени архаичны. Уже по одному этому они не могут оставаться неизменными ни в своей форме ни по своей функции за весь период существования речи и во всех своих проявлениях в различных стадиях и системах.

На самом деле, флективная приставка, как мы видели, может быть в своем генезисе возведена к агглютинации, тогда как фонетическое изменение основы, как таковое, присуще звуковой речи равным образом в древнейшие периоды ее существования, обслуживая семантические задания. Таким образом, изменение звука в основе слова, само по себе, относится к числу языковых явлений глубокой древности, хотя бы и использовалось тогда в ином назначении, чем во флективных языках