Легкое бремя - Самуил Киссин

Сонет («Вставал закат, блистателен и строг…»)[26]

Вставал закат, блистателен и строг,За старых сосен медными стволами.Вы шли со мной, объяты злыми снами,И я ваш вздох невольный подстерег.

Вдали хрипел над сизыми полямиНадорванный тоскующий рожок.День уходил. Блистателен и строг,Стоял закат за медными стволами.

И в вас была торжественность закатаИ девственность вечерней тишины.И только вздох — как дальний звук струны,

Мне рассказал про горькое «когда-то»,Про злую тень, что навсегда леглаНа матовость высокого чела.

«Мне радостей не принесла…»[27]

Мне радостей не принесла,Живой водой не напоила,Ты в чашу темный сок лилаИ мне со смехом подносила.

Из гроздий ядовитый сокТы выжимала не однажды, —И я испил и изнемог,И вновь томлюсь от смертной жажды.

И жажда с болию одно!Но в равнодушии глубокомТы мне сухое кажешь дно,Еще запятнанное соком!

О светлых водах мне забыть!Сгораю от нечистой жаждыВина, что ты дала испить,Но выжимала не однажды!

«Белой рукой…»

Белой рукой,Нежной рукойСердца коснулась,ПокойДаровала ему,О, Безнадежность!Мне улыбнулась.Улыбки твоей не пойму.О, как легки, как прозрачно-туманныВы, что теперь так далеки!К вам моя нежность,Щемящая нежность моя.Вы не желанны.Вопли надежды умолкли.В сердце только любовь,Только нежность.О, Безнадежность,Целительница.

«Как аромат полыни горькой…»[28]

Как аромат полыни горькой,Струится сонно безнадежность,И ты, любви последней нежность,Горишь задумчивою зорькой.

Тебя царицею венчали.Но праздник жизни дико-шумный,Дитя! не стоит он бездумнойВсеозаряющей печали.

Тебе, бледнеющей невесте,Несу я воли зов знакомый.Склонившись тихо, припадем мыК последней чаше. Вместе. Вместе.

«Шурши, мой белый балахон…»

Шурши, мой белый балахон,Со щек поблекших сыпься, пудра.Итак, я Вами вновь прощен,Как это благостно и мудро.

Я снова Ваш, я снова Ваш,Вас слушаю и молодею,Пред Вами я, как юный пажПред королевою своею.

Я снова твой, иль пусть умру,Или вели меня повесить.Когда ж? — Сегодня ввечеру.Где? — У Клариссы ровно в десять.

«Бубенцами зазвенев…»

Бубенцами зазвеневВ пляске ломких стройных линий,Подходи ты к той из дев,Что красивей королев,Чей безудержен напев —К черно-красной Коломбине.

Ах, звени, звени, звени,Брось, Пьеро, напев дурацкий.Пусть пылают наши дни,Пусть горят кругом огни,А потом хоть скрежет адский.

«Надень свой белый балахон…»

Надень свой белый балахон(О, как мила мне хрупкость линий!)И в нем, мечтательно склонен,Явись печальной Коломбине.

Чуть вздрогнет зов небесных арф,Чуть кудри вешний ветер тронет,Моя рука, упав, уронитМой черный, мой атласный шарф.

Забыв пылающие дниС их огненной и грешной страстью,Пьеро, вернись, Пьеро, верниМеня вздыхающему счастью.

«Мария! завтра я у Ваших ног…»

Мария! завтра я у Ваших ног!Сегодня нужно мне еще так многоИ посмотреть и сделать. Я не виделМой город с той поры, как гневный герцогМне указал дорогу из дворцаИ города. Теперь изгнанья срокПрошел. Вновь герцог возвратил мне милость.И я уже не беглецом опальнымВойду в Ваш дом, а гордым кавалером,Чей род до дней Юпитера восходит,За Альпами гремит чье гордо имя.Теперь же я пойду бродить, бродить,Впивать без цели этот пыльный воздух,И слушать брань людей и крик животных,И видеть, как последние лучиВсе золотят: и кисти винограда,И красный, в ветре бьющийся платок,У женщин лица, уши у ослов.О солнце, ты бесстыдно обнажаешьТо, что хотела бы укрыть старуха.О солнце, ты скрываешь под загаромТо, что хотела б показать красотка.О солнце, солнце, как понять тебя!Но… завтра я у Ваших ног, Мария.И Ваши солнца черные пусть мечутВ меня свои — пусть гневные — лучи.

«Ты для меня уста свои сомкнула…»

Ты для меня уста свои сомкнулаИ не дала прощального лобзанья.Презрительно звучал твой гордый смех.Ну что же, в плащ дырявый запахнувшись,Уйду во тьму. И Ваше имяЯ вверю ей, слепой, но не безгласной,И эхо мне ответит. И совенокПронзительный свой крик сольет с моим,Запутавшись в шершавых космах ели.Когда ж луна проклятая свой ликПокажет мне из-за верхушек леса,Она увидит: я ее бледнее.Зайдет за облако. И вновь оттудаБагровой явится. А Вы, Мария,Прощайте.

«И не печальны и не счастливы…»[29]

И не печальны и не счастливыИдут стопой тяжелой дни.Зачем так рано все погасли вы,Мои вечерние огни?И в темной комнате заброшенной,Прижав горячий лоб к стеклу,Смотрю в лицо я тьме непрошеной,Напрасно вглядываюсь в мглу.Неясных образов мерцание,Ночные смутны голоса.И тщетны, тщетны ожидания,Что запылают небеса,Что звон церквей печально-сладостныйРазрежет мути пелену,Что, успокоенный и радостный,Я этот вечер помяну.

«Осенний ветер, ликуя, мчится…»