Религия и художественная культура: худой мир лучше доброй ссоры - Елена Волкова

Очевидно, что противопоставление религии и культуры в постсоветское время обостряется по нескольким причинам, одной из которых является расцвет массовой развлекательной культуры, вначале западного, а затем отечественного образца. Однако массовая развлекательная культура часто переплетается с серьезными по содержанию и эпатажным по форме постмодернизмом (размывание границ между которыми — характерная черта искусства конца ХХ-нач. ХIХ вв.), особенно в использовании карнавальной, «изнаночной», материально-телесной образности; а потому борьба «с растлением России» порой выливается в борьбу с любым инакомыслием и с творческой свободой как таковой.

Этетизация вульгарного, безобразного, брутального, физиологического и профанирование сакрального, характерные для масскульта и отчасти постмодернизма, вызывают резкую критику у представителей национального религиозного возрождения, которые на массовую и авангардистскую культуру вешают ярлык «голливудской» идеологии, агрессивной политики западных стран, направленной на разрушение национальных духовных ценностей (хотя в последнее время церковная пресса стала критиковать и отечественный кинематограф). «Военные действия» по защите духовного Отечества выливаются, например, в акции протеста отца Александра Шаргунова (возглавляющего с 1994 года православно-патриотический комитет "За нравственное возрождение Отечества") и его сподвижников против непристойной рекламы на улицах и в СМИ, концерта Мадонны в Москве, фильма «Код да Винчи», детского журнала «Молоток», телепрограммы «За стеклом», «Гарри Поттера», выставок «Осторожно, религия!», «Соцарт»[50] и многого другого, а также против базовых принципов западной культуры — свободы, мультикультурализма, толерантности и политкорректности. В общественной комитет входят известные писатели — Распутин, Белов, Крупин, Шафаревич, певица Лина Мкртчан.

Наиболее громкой акцией, осуществленной по инициативе отца Александра Шаргунова стал разгром выставки «Осторожно, религия!» и последовавший суд над организаторами и художниками, а не погромщиками.

Хроника этой постыдной для церкви истории легла в основу книги «Свастика, крест, звезда. Произведение искусства в эпоху управляемой демократии» (2006)», написанной Михаилом Рыклиным как непосредственным свидетелем процесса, поскольку на скамье подсудимых вместе с Юрием Самодуровым и Людмилой Василовской оказалась его жена — художник Анна Альчук (Михальчук).

«Выставку почти никто не видел, но осудили ее все», — подчеркивает Рыклин, и, поступенчато анализируя события в середине января 2003 года, приходит к выводу, что акция была спланирована заранее и направлена против Сахаровского центра. Судебный процесс становится для автора-философа объектом социально-политического и психологического анализа, который показывает как судебная кампания перешла в «вакханалию ксенофобии, антисемитизма, гомофобии, расизма. (…) Приходившим на суд людям явно внушили, что разговоры о свободе совести, творчества, конституционных нормах — не более как уловки, с помощью которых хитрые «евреи» стремятся обмануть, отвлечь от главного простых, верующих людей» (с.130)».[51]

«На суде выяснилось, — продолжает Рыклин, — что многие художники не просто являются православными верующими. Они, как следовало из показаний, стремятся воплотить веру в своем творчестве. Речь в их показаниях шла об одухотворенной неагрессивной вере, направленной против насилия (…). Почти никто из участников выставки «Осторожно, религия!», допрошенных на процессе в качестве свидетелей, не назвал себя атеистом или агностиком. «Какой смысл вы вкладываете в свою работу?» — спросила художника Валерия Щечкина прокурор Новичкова. «Просто иногда задаешься вопросом, насколько ты верующий человек или же в поиске новой веры», — ответил он. (…) Еще однозначнее выразился художник Магомед Кажлаев: «Художник, — сказал он — разговаривает с Всевышним». Число таких высказываний можно без труда умножить» (с.150). (…) Но за одним-двумя исключениями, никто из допрашиваемых не настаивал на принципиальной автономии языка современного искусства, его независимости от языка веры» (с.151).

А язык многих экспонатов был критическим по отношению к искажениям религии в массовой церковной и светской культуре: высмеивалось самообожествление и идолопоклонство ("Не сотвори себе кумира", имитация оклада православной иконы, с прорезью на месте лика, куда каждый мог вставить свое лицо); слияние церкви с коммунистическим режимом, военным насилием, торговлей спиртным (иконы софринского производства, на которых нанесены надписи "Водка", "Ленин", "Калашников); замена христианства — коммерческим неоязычеством (Кока-кола вместо причастия) и т. д.

Почему бы церкви не обратить свой гнев на эти пороки раньше, чем их станут обличать художники? Почему, «сохраняя классическое наследие», церковь забыла эпиграф Гоголя к «Ревизору»: «На зеркало неча пенять, коли….», как забыла и его проповедь сатирического патриотизма, направленного на очищение Родины от пороков? Почему образцом патриота опять становятся кифы мокиевичи, «думающие не о том, чтобы не делать дурного, а о том, чтобы только не говорили, что они делают дурное»?

«После приговора по делу Сахаровского центра носители светской культуры по-прежнему имеют право на свободное творчество, но осуществить его во многих случаях они, похоже, не смогут» (с.161). Процесс явно противоречил не только элементарным принципам порядочности и уважения к свободе творчества, но и официально заявленной позиции РПЦ (наградившей погромщиков), которая хотя и признает право церкви на противостояние с «антирелигиозной и античеловечной культурой» (коей выставка очевидно не являлась), «однако подобное противостояние, — как декларируется в «Основах социальной концепции», — не является борьбой с носителями этой культуры, ибо "наша брань не против плоти и крови", но брань духовная, направленная на освобождение людей от пагубного воздействия на их души темных сил, "духов злобы поднебесных" (Еф. 6. 12). [52] Позднее Анна Альчук, неоднократно получавшая письма с угрозами, погибла при таинственных обстоятельствах.

А в марте 2007 года новая выставка Сахаровского центра — «Запретное искусство -2006» — вызвала волну протестов со стороны православных организаций, что привело к очередному уголовному делу против Ю.В.Самодурова и куратора выставки А.В.Ерофеева.

Заказной характер погрома выставки «Осторожно, религия!» подтверждает и то, что скандальную экспозицию Константина Худякова «Деисис» в октябре 2004 г., например, никто громить не пришел, поскольку она была одобрена свыше, на открытии в Третьяковке (не в Сахаровском центре) были министр и представители мэрии. «Из темноты поочередно выступают освещаемые сверху гигантские фотолица Христа, Богородицы, Иоанна Крестителя, апостола Павла, а также Адама, Евы и Николая Второго. Все — в капельках пота и кровавых шрамах. На коже видны все поры и капилляры. Представление в этом анатомическом театре идет под электронную музыку и мерцающий дискотечный свет неоновых ламп. Выставка «Предстояние. Деисис», открывшаяся в Третьяковской галерее на Крымском валу, уже названа в вернисажных кулуарах самым безвкусным и самым провокативным проектом года. Тут поиски пути того, как воскресить религиозное искусство в современной атеистической России, обернулись созданием поп-шоу, перед которым меркнет любая «Фабрика звезд», — отмечает Александр Панов в рецензии «Дискотека имени Господа нашего».[53]

В стране выросла разветвленная сеть массовой художественной продукции: детективы, научная фантастика, любовный роман, бизнес-роман, боевик, триллер и соответствующие телевизионные жанры, приведшие к буму «русского сериала». Массовая литературная, кинематографическая и телевизионная культура активно, но крайне поверхностно осваивает религиозные сюжеты: в традиционном наборе персонажей появились амплуа священника, монаха/монахини, отшельника, главы секты или жертвы-сектанта, гадалки или колдуньи, экстрасенса и астролога. Убийство может быть связано с монастырем («Тайны следствия»), чаще — с сектой («Марш Турецкого» и др.), в бандитских сериалах священник может быть из благоразумных (раскаявшихся) разбойников/братков («Менты [3]») или из интеллигентов, но он, как правило, помогает следствию или выступает образцом терпения и милосердия («Закон», «Волчица»).

Следует отметить, что для отечественной массовой литературы и кинематографа характерна мистическая всеядность и манипулирование любыми религиозными сюжетами и образами, способными придать интриге особое напряжение, а персонажам — экзотическую таинственность и притягательность. Религиозная индифферентность масскульта усиливает негодование борцов с «растлением нации», которые все активнее предлагают создать общественный совет по контролю над телевидением. После ночной новогодней программы [2008] г. «Пожар в джунглях» с такой иницативой выступили официальные представители православия, иудаизма и ислама.[54]