Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа… - Кершоу Алекс

Пытаясь умиротворить рабочих, премьер Леон Блюм объявил о «новой договоренности» между профсоюзами и владельцами предприятий – 12-процентное повышение зарплаты, сорокачасовая рабочая неделя, ежегодный двухнедельный оплачиваемый отпуск и коллективные договоры. Рабочая Франция была вне себя от радости. Женщины танцевали друг с другом на фабриках, в Париже над министерствами развевались красные флаги… Наконец-то силы международного фашизма получат отпор! Единый фронт прогрессивно настроенных людей обязательно остановит Гитлера и Муссолини!

Капа с растущим интересом фотографировал выступления Народного фронта, и, как остроумно заметил Херси, забастовки и гражданские беспорядки, связанные с растущей новой партией, «дали возможность несуществующему американцу и его ассистентке [Герде] делать потрясающие фотографии»[55]. В течение нескольких недель, по утверждению Херси, в Париже имело место «своего рода увлечение Капой». Эндре и Герда начали зарабатывать фотографиями себе на жизнь. Казалось, между ними сложились идеальные отношения, потому что «Капа любил Герду, Герда любила Эндре, Эндре любил Капу, а Капа любил Капу»[56]. Когда Эндре не мог сделать хорошие фотографии с последних акций протеста или столкновений, Герда умело его прикрывала: «Этот ублюдок снова смылся на Лазурный берег, – говорила она, – с какой-то актрисой». «Таким образом, – продолжал Херси, – Фридман делал снимки, Герда их продавала, а все деньги уходили несуществующему Капе. Поскольку этот Капа считался очень богатым, Герда отказалась продавать его фотографии в любую французскую газету менее чем по 150 франков за штуку, что втрое превышало обычную цену».

В конце июня 1936 года Капа освещал работу Ассамблеи Лиги Наций в Женеве, на которой бывший император Эфиопии Хайле Селассие произнес страстную речь против Муссолини. Несколько итальянских корреспондентов, лояльных Муссолини, громкими криками перебивали Селассие, и в конце концов между фашистскими писаками Дуче и левыми журналистами, в числе которых был один испанец, вспыхнула драка. Швейцарские полицейские вывели итальянцев, а испанца выбросили на улицу. Эндре, который снаружи ожидал развязки этой истории, сумел сделать несколько снимков полицейских, пытавшихся заткнуть рот протестующему испанцу[57].

По воспоминаниям Джона Херси, когда фотографии Эндре, подписанные «Роберт Капа», оказались на столе Люсьена Фогеля, он позвонил агенту «известного американского фотографа». Трубку сняла Герда. «Господин Капа говорит, что фотография, сделанная в Женеве, будет стоить 300 франков», – сказала она Фогелю. «Все, что вы рассказываете о Роберте Капе, – это очень интересно, – ответил Фогель, – но, пожалуйста, сообщите этому нелепому парню Фридману, который отправляется снимать дипломатов в грязной кожаной куртке, чтобы завтра он зашел ко мне в офис в девять утра»[58]. С очевидностью, Фогель заметил Капу в Женеве.

Правда, Томас Гюнтер, один из главных авторитетов в агентстве Alliance, утверждает, что Эндре поймали с поличным в другой раз. Герда рассказала Марии Эйснер, что натолкнулась на замечательные снимки человека по имени Капа – превосходного, но очень дорогого фотографа. Случилось так, что, когда Эндре зашел в агентство, Эйснер рассматривала работу этого «самого дорогого американского фотографа». По словам Гюнтера, у Марии был такой наметанный взгляд, что она сразу же узнала в этой работе почерк Эндре Фридмана. Она позвала его в свой кабинет, прежде чем смущенная Герда успела сказать, что это действительно были фотографии Эндре. Впрочем, как оказалось, Эйснер была достаточно впечатлена его работой вне зависимости от подписи на снимке и предложила ему перейти в ее агентство на оклад 1100 франков в месяц при условии сдачи трех репортажей в неделю. Это было меньше, чем добывала Герда, но в конце концов на эти деньги он мог позволить себе регулярное питаниеiii.

В начале июля 1936 года Эйснер отправила Капу в Верден, чтобы он запечатлел двадцатую годовщину одной из самых кровавых битв Первой мировой войны. Пейзажи вокруг Вердена по-прежнему навязчиво напоминали о бойне, в которой погибло 1,4 миллиона французов, а еще 1,1 миллиона было искалечено. Даже двадцать лет спустя обширные районы оставались безлюдными – здесь были только черные деревья и воронки, заполненные затхлой водой.

Одна из фотографий Капы показывает военное кладбище в Вердене, освещенное сотнями прожекторов. Ветераны торжественно выстроились за надгробными плитами своих убитых товарищей. Как и многие французские ветераны, они по-прежнему считали своих офицеров идиотами, а войну на истощение – безумным упражнением в кровопускании для Франции. Колонна оставшихся в живых ветеранов отказалась пройти строевым шагом, чем показала отвращение к тем, кто заставил страдать их поколение. Многие стали ярыми пацифистами. Никто не хотел новой войны.

Конец ознакомительного фрагмента.