Большой, плохой минотавр - Мишель Миллс

Он издает тяжелое, как у минотавра, фырканье, отчего золотое кольцо в его носу раскачивается.

— Конечно, я умею готовить. Когда я был человеком, я был известен своими кулинарными способностями, а теперь, когда я изменился, я в основном готовлю для себя и иногда для своей семьи по праздникам.

Я хмурюсь.

— Ты хочешь приготовить для меня?

— Да. Я тоже еще ничего не ел. Я могу приготовить ужин для нас двоих.

Что ж, в этом был смысл, но…

— Ты не обязан этого делать. Я могу найти что-нибудь, чтобы поесть.

— Я хочу этого.

Я выдыхаю воздух.

— Что ты любишь есть? — задаю я вопрос. — Я имею в виду, что любит есть твой минотавр?

— Я стал есть больше мяса, чем раньше, до изменения. А что, ты вегетарианка?

— Нет, нет, но я хотела бы быть вегетарианкой. Я бы не так сильно чувствовала вину, за те продукты, которые выбираю.

— Что тебе нравится, а что нет?

О-о-о, вот сейчас он и узнает, какая я придирчивая сука, когда дело доходит до еды.

— Ну, я ненавижу морепродукты, — предупреждаю я. — Я даже их запаха не выношу. Я могу съесть тунца в большом количестве майонеза, и все. Я также не люблю лосось. Но люблю острую еду. В принципе, я могу есть нежирную говядину, курицу, свинину и индейку, но никакого другого мяса.

— Идеально, — отвечает он. — Тогда я легко смогу приготовить для тебя. У нас одинаковые вкусы.

— Правда?

— Да. Я схожу к себе домой, чтобы взять все ингредиенты и принести их сюда, чтобы приготовить у тебя на кухне, если только… У тебя в холодильнике есть что-то, что ты хочешь, чтобы я приготовил вместо этого?

— Нет, — признаю я. — Я как раз собиралась приготовить низкокалорийные продукты. Вот и все. Ты тоже не ужинал?

— Нет, я забыл.

— Забыл?

Я смотрю на него, не понимая, что он говорит, но неважно. А потом, я так сильно зеваю, что у меня отвисла челюсть. Краснею.

— Я приготовлю для нас ужин. А в это время…

Брюс кладет свои огромные руки мне на плечи, разворачивает меня и подталкивает вперед, к моей спальне, потому что мой дом точно такой же планировки, как и его.

— Иди прими душ, надень удобную пижаму и возвращайся сюда, я тебя покормлю.

— О, хорошо, если ты настаиваешь, — усмехаюсь я. — Звучит заманчиво. Ты уверен? Помни, ты не обязан ничего делать. Я могу сама приготовить себе ужин.

— А я уже говорил тебе, что хочу это сделать для тебя.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Потому что мы друзья?

Выражение, которое я не могу расшифровать, мелькает на его лице, а затем исчезает.

— Да, — отвечает он невероятно глубоким голосом. — Потому что мы друзья.

Я не могу сдержать широкой улыбки на своих губах.

— Хорошо, — отвечаю я так бодро, как только могу, учитывая, что я могла бы заснуть стоя. — Это здорово. Теперь мы друзья. Друзья.

На мгновение кладу руку на теплую кожу его предплечья, прямо на удивительные татуировки, потому что, очевидно, я не могу удержаться от того, чтобы прикоснуться к нему.

— Когда-нибудь и я сделаю что-то для тебя. Что ж, мне придется сделать что-нибудь еще, потому что я действительно не умею готовить. Поверь мне, никто не захочет, чтобы я приготовила еду. Но я могу бесплатно подстричь тебе волосы.

Я протягиваю руку и также касаюсь его густых каштановых волос, которые он сегодня оставил распущенными по плечам. Это болезнь.

— Может быть, я приду к тебе домой, сделаю тебе глубокую укладку и подстригу секущиеся кончики. Я имею в виду, не то, чтобы тебе это нужно, потому что твои волосы выглядят потрясающе, но я могу сделать это для тебя.

Брюс подходит ближе, его копыта стучат по деревянному полу.

— Да. Это звучит как честная сделка.

Черт, от него так вкусно пахнет. Как ваниль, гвоздика и сандаловое дерево.

Я улыбаюсь, разворачиваюсь и плыву в свою спальню. И закрываю за собой дверь.

Глава 4

Люси

Двадцать минут спустя у меня открывается второе дыхание.

Некий минотавр находится поблизости от меня, и мы собираемся поужинать вместе, как друзья, поэтому в мою кровь поступает выброс адреналина. Я все еще зеваю, но уже не так сильно.

Горячий душ ощущается потрясающе. И мятный привкус во рту после чистки зубов очень помогает делу. Я думаю о том, чтобы надеть настоящую одежду, сделать макияж и все прочие, но быстро отказываюсь от этой идеи. Прошлой ночью Брюс видел меня с растрепанным пучком и без макияжа и все еще хочет проводить время со мной. Он видел все это раньше и сказал, что хочет, чтобы я надела пижаму, так что я сделаю так, как он велел.

Я расчесываю свои длинные влажные волосы расческой с широкими зубьями, наношу немного бальзама для завивки, чтобы они высохли на воздухе у меня на спине. Затем я надеваю свое любимое удобное нижнее белье, бюстгальтер для сна и ночную рубашку, похожую на ту, что была на мне вчера.

Когда иду по коридору, то вижу, как мой сосед топчется на кухне. Мне нравится характерный звук от его копыт, постукивающих по деревянному полу. Чудесный аромат проникает в мои легкие, и в животе урчит.

— Это пахнет действительно вкусно, — говорю я, заворачивая за угол, чтобы увидеть, что приготовил Брюс.

На мои глаза наворачиваются слезы, и прижимаю ладонь к своему бедному сердцу.

На обеденном столе, который я обычно никогда не использую по назначению, кроме как разбираю сумки и почту, стоят две тарелки с домашней горячей едой, напитками и, боже милостивый, что это, зажженная свеча?

— Пастуший пирог, — объявляет минотавр грубым голосом, выдвигая для меня стул. — У меня было оставшееся тушеное мясо с запеченными овощами и картофельным пюре. Я выложил все это в форму для запекания, посыпал сверху плавленым сыром, и разогрел. И еще есть салат, — указывает он.

Я подхожу и сажусь, стремясь воспользоваться настоящей посудой и салфетками из ткани.

— Ничего себе, я могу к этому привыкнуть, — выпалила я. Потому что, действительно могу.

Брюс садится рядом со мной, кивает и наливает каждому из нас по бокалу белого вина. Он что-то бормочет себе под нос. Он только что сказал, что тоже может к этому привыкнуть?

Нет, нет, мне все это померещилось. Это безумие. Мы просто друзья. Друзья.

Я откусываю кусочек и стону от удовольствия.

— Это потрясающе. Словно мы в ресторане. Ты действительно великолепно готовишь.

Брюс от удовольствия ворчит, а затем принимается