Хроника двойного контракта - Вячеслав Денисов

— Состоял, но… В общем, попросили его оттуда. Но не думаю, что смерть его и прошлая работа как-то связаны. Хотя… Черт его знает.

Для меня появилось новое, о чем Шкурко-жена старательно умолчала…

— Серега, а за что его попросили-то из дипломатов?

— Не знаю точно. Информация «под грифом». Но, кажется, злоупотребления диппочтой. — Ах, он такой-сякой! Подсматривал в конверты?!

— Нет… — в голосе Смыслова угадывалась усмешка. — Отправлял не те конверты, которые следует…

— А это не одна из перспективных версий? Может, его за разглашение государственной тайны одна из могучих фискальных структур убрала?

— Витя, иди ты… Без твоих приколов тошно.

Я, улыбнувшись, положил трубку и снова набрал номер. Прокашлявшись и сделав голос максимально недовольным, стал ждать, пока Любовь Витальевна подойдет к телефону. Ждать пришлось достаточно долго, и мои напряженно сдвинутые брови стали даже уставать. Наконец:

— Алло…

— Это Ломакин. — Да, я узнала…

— Любовь Витальевна, почему я узнаю информацию от третьих лиц, хотя мог узнать ее от вас?

— Что я утаила?

— Что ваш муж, оказывается, при увольнении с прошлого места работы не был награжден орденом «Знак Почета». -Да, он не был им награжден.

— Почему же его не наградили, а «выпнули»?

— Он, в отличие от других сотрудников, чересчур злоупотреблял почтой… При обнаружении подобных фактов дважды такое не прощается.

— Это было то, что он любил, я продолжаю любить, а вы не понимаете?

— Я не зря плачу тебе деньги…

— Спасибо. Только на будущее просьба — если еще что вспомните, сообщите мне на пейджер, и я подъеду. Хорошо? — Хорошо…

Дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова артиста ТЮЗа.

— Ты составишь нам компанию или нет?

— Иду! — бодро ответил я, поняв, что нужно на самом деле немного отдохнуть.

…А разговор в комнате был вот о чем… Нет. Сначала о состоянии тех, кто этот разговор поддерживал.

Зайдя в комнату, я с удивлением обнаружил, что Мила и Алла, очевидно, устав от стеснительных поясов на юбках, вышли из положения, сняв эти самые юбки, и теперь оставались в длинных шелковых блузках и чулках на ажурных резинках. Как это бывает постоянно с личностями творческими, выдающимися, слегка захмелев, они перешли соответственно к философии. Суть разговора, из-за большой углубленности в тему, я не понимал, но в дискуссию решил включиться, что вызвало восторг публики.

Итак, разговор был об отношении автора-романтика к реальной действительности. Вот так. Ни больше ни меньше. Разговор продолжался, и я все чаще и чаще поглядывал на часы. Меня ждал Якушев.

Внезапно я отключился от своих мыслей. Причиной этого был Баран, который по-отечески, но с какой-то бесовской улыбкой решил подвести итог интеллектуальной дискуссии.

— Милые мои, если бы вы только знали, как вы обе правы! Часто люди включаются в дискуссию… наливай, Милочка, наливай… приводя друг другу доводы, которые и с одной стороны, и с другой являются верными. Для художника-романтика, будь он живописцем или писателем, важно одно: он высказывает свое отношение к реальной действительности, создавая свой, вымышленный образ мира, часто по принципу контраста к окружающей жизни, чтобы через этот вымысел донести до людей и свой идеал, и свое неприятие окружающего мира… Вы обе правы, мои дорогие! Я сейчас сменю кассету, и мы немного потанцуем. Никто не против?.. Я сидел, как в прострации.

Ну, конечно! Как же я раньше не догадался! Вымышленный образ мира… Контраст…

Но тогда при чем здесь быки из футбольного клуба?

Воистину эта работа стоит десяти штук! Вымышленный образ мира…

От понимания своей правоты у меня слегка закружилась голова.

Или это — водка? Так я не пил…

Это — вымышленный образ мира… Это — обман…

Да, это тот самый момент истины.

Спокойно, Витя, спокойно… Даже когда чувствуешь, что прав на все сто, всегда нужно оставлять зазор для ошибки. Для рабочей ошибки, без допуска тех промахов, которые потом станут причиной неудачи. А рабочая ошибка на то и рабочая, что ты допускаешь ее сознательно или просто соглашаешься с ее возможным присутствием…

Все так, все правильно. Но там, где заканчивается логика, там начинается неразбериха. Каждый поступок человека должен быть оправдан с логической точки зрения. Вот тут и появляется уже не допуск, а повод для ошибки. И эта ошибка — не рабочая. Она — основательная. Нельзя на допуске базировать причину того или иного поступка человека. Это — твой допуск, а не его. Нельзя своей логикой оправдывать поведение интересующего тебя объекта.

Спокойно, Витя, спокойно…

Я поднялся из-за стола и прошел мимо полураздетых девиц на кухню. Телефон…

— …Сергей, это опять я, Ломакин.

— Тебе что не отдыхается-то? Вон, слышу, девчонки у тебя уже «завелись».

— Да бог с ними, с девчонками. Ты мне скажи — какие ранения у Шкурко и кто опознавал труп? Точнее сказать, его вообще кто-нибудь опознавал?

Смыслов устало выдохнул в трубку:

— Слушай, зачем тебе это, а?

— А вдруг я тот самый человек, который поможет тебе побыстрее получить погоны майора?

— За такие беседы с тобой кто-нибудь поможет мне снять погоны капитана…

— Если только сам не проболтаешься… Смыслов опять вздохнул.

— Один выстрел — в затылок. Два — в лицо. Судя по найденным пулям и гильзам — американский кольт сорок пятого калибра. После выстрелов на плечах Шкурко осталась одна шея. Голова равномерно рассредоточена по всем стенам первого этажа и восстановлению не подлежит. Труп опознала его жена.

— Спасибо, Серега!

— А что, у тебя есть какая-то информация? — Смыслов был бы не Смысловым, если бы он не задал такой вопрос.

— Откуда у меня, безработного, может быть какая-то информация? — Ладно, давай, пока… Без тебя тут голова разламывается…

Когда я зашел в комнату, в ней происходил настоящий стриптиз. Баранов, уже без рубашки, лежал на диване, и над ним, в костюмах Евы, танцевали Бабушка и Серый Волк. Называется — коллектив артистов Театра юного зрителя вне сцены. Я посмотрел на часы.

…Захлопывая дверь квартиры, я по звукам понял, что Волк с Бабушкой оседлали-таки Смелого Охотника…

Я лежал на кровати в своей комнате на окраине города и тоскливо рассматривал потолок.

Три часа назад я вернулся с Якушевым с того самого места, адрес которого он забыл, но обещал показать. Адрес, по которому он привез два года назад две «такие маленькие картинки», завернутые в бумагу. Результат оказался таким, каким я его и представлял. Соседка рядом пояснила, что в этой квартире никто постоянно не проживает, хотя квартира находится в состоянии постоянного сьема. А коли она давно уже не видела здесь жильцов, то квартира обязательно снятая, просто в данный момент в ней никто не живет. Другого я и не ожидал.

Теперь я лежал на своей кровати в куртке и джинсах, обдумывая способы проникновения в эту загадочную квартиру. В моей практике частного детектива подобных прецедентов еще не было, поэтому существовала необходимость влезть в шкуру квартирного вора, прежде чем засовывать отмычки в замок чужого жилища.

Во-первых, снимаем туфли и надеваем кроссовки. Та-а-ак… Второе. Где там у меня медицинские перчатки?

Последнее, что я захватил, выходя из дома, был маленький фонарик «энерджайз», подаренный мне на День милиции соседями по квартире.

У меня не было уверенности в том, что члены преуспевающего футбольного клуба не «ведут» меня в данный момент, поэтому я сразу отказался от привлечения в качестве «подельника» своей «Хонды». Она стояла на стоянке рядом с домом.

Квартиру я покинул несколько необычным способом, с точки зрения нормального человека. Мое окно выходило во двор с обратной стороны подьездов. Поэтому если в доме напротив кто-то не спал в три часа ночи, то он мог видеть, как на втором этаже зачуханной пятиэтажки открылось окно и с подоконника спрыгнул парень. Нормальный такой парень, внешний вид которого не мог располагать к тому, что он занимается среди ночи прыжками со второго этажа…

В четвертом часу утра поймать на улице такси или «калымщика» так же трудно, как запрыгнуть обратно в окно, расположенное на втором этаже. Но мне повезло. С вызова (а может, и на вызов) следовала «Газель» «Скорой помощи». Я не просил этого, но машина остановилась. Водитель открыл настежь пассажирскую дверь.

— Куда?

Я назвал адрес за квартал от нужного места.

— Садись.

Эти никогда не торгуются. Им некогда. Они — «Скорая помощь». Если они будут долго торговаться, то где-то может умереть человек. А это вам не шутки.

…В подьезде все спали. Во всяком случае, мне так хотелось. Еще мне очень хотелось, чтобы в нужной мне квартире никого не было. Несмотря на то, что соседка уверяла, что уже три недели никого не видела из «сьемщиков», доверяться наблюдательности бабки не было никаких оснований. «Сьемщики» могут приходить домой и уходить из него также, как я, — ночью. Я посмотрел на «командирские»… Теперь уже — рано утром…