Серебро - Петр Вегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5
Янис Петерс — латышский Дельвиг,как декабрьский понедельник,мрачновато сказал: — Погоди,я недавно об этом писал, вроде как у тебя украл,ты хотя бы переведи.
Над поэмой сижу до рассвета,явно чувствую — пустота без главы, написанной Петерсом.Перевел. Стало все на места:
Высоколобы декабристы.Холодный меч луча блестит…На письменных столах поэтовсвеча пока еще горит.
И светом собственным распято,своим лучом ослеплено,стоит восстанье на Сенатской,и мрак пророчит воронье.
Державна тьма в дворцовых люстрах,а свет даруется свечой.Зимой замерзнут аксельбанты,но плуг свое возьмет весной.
И от листа, где стонут рифмы,исходит столько новых сил,И верность жен еще волшебней,чем если б царь освободил.
Надежды горестный бубенчик,едва забрезжит белый свет,звенит над женами опальных.Но для любви опалы нет.
Под мехом кружева замерзли,дорога дальняя лежит,и как фиалочка, Россияв холодных пальчиках дрожит…
6
Давно полна сынов полезных
Россия, мать полубогов.
Г. Еатенькое
Лебедь, Мотора, Гуд, Буревойи Божий глас[1],чей это звон по-над Невой перекрывает вас?
Где так согласно благовестят?Чья это звонница?Пятеро над Петербургом висят.Звонница — виселица!
Пять по России лучших умов —в роли колоколов.Пять напоенных свободой сердец —царь им звонец.
Да как ни нова, как ни белазвонница, а не смоглавыдержать их: лишь подняла —рухнули колокола!
Но услышала светлую вестьРусь, и глуха и нища…Это у русских действительно естьсмертью — благовещать!
7
Помыслив о Друзьях далеких,
гляжу на точки звезд высоких.
Меж ними тьма, меж нами тьма.
И здесь зима, и там зима.
Г. Батеньков
На снегу медвежий след.Ходит рыба подо льдом.— Как зовут тебя?— Поэт.— А за что тебя?— За то…
— Сколько отбыл?— Двадцать лет.— Еще сколько?— Пять годков…— Ты чего хотел, Поэт?— Чтобы не было рабов…
На снегу, как на сукненепорочной белизны,карты царь сдает стране —сплошь бубновые тузы!
Этих каторжных тузовон картежными зовет.Да не дремлет глаз царев — вдруг бубновый туз пойдет!
На снегу бубновый тузкормит хлебом снегиря.Страшной связкой красных бусна Руси тузы горят!
На снегу сидит снегирь,на груди горит заря.— Как зовут страну?— Сибирь.— Я хочу домой.— Нельзя.
8
…И качается от всякого ветра.
Батеньков
«Царь, ты дурак». Царь его посадил,а он яблоню в Петропавловке посадил.
На бог знает каком годусумасшедшего заточениячудо-яблоня не в бредузацвела — словно к освобождению.
Он дождался ее плодов —это были адские яблочки.Но ночами на хрупких веточкахзвоны слышались колоколов!
И стояла она, золоченая,столь смела,что, пожизненно заключенная, колоколила в колокола!
Даже в штиль, при полном безветрии,не молчали они,разбивая безвериев добрые дни!
А один надзиратель молоденький,видно, стать не успел подлецом,черенок ее на свободупод шинелью пронес танком…
9
Ужель еще я человек?
Г. Батеньков
От меня отреклись все, кто мог.Дан мне, господи, силы!Но уже отказался и бог.Я пишу из могилы.
Начинаю слова забывать.Меркнет разум, и кровь остыла.Да была ль у меня мать,или сразу — могила?
Умирать — это забывать.Время словно остановили.Дайте лебедя увидать —я прошу из могилы.
Закололся бы ржавым гвоздем,только что-то не допустило…Умер я или только рожден? —я лежу в колыбели могилы.
Тем же самым ржавым гвоздем,той же силой, что заслонила,арестантским моим перомя пишу из могилы!
А прислушайтесь — «арестант» —слово будто перебродило,получается — «ренессанс».Это слышно только в могиле.
Возроди меня, воскреси!Ты одна меня не забыла.Для Поэзии на Русинет могилы!
Ты отверзла свои врата,тело выпрямила, дух вскормила.Словно кончилась слепота.Я пишу из могилы!
10
Был одержим одною страстью — Служить добру сверх меры сил.
Г. Батеньков
Тихая моя, молчальница моя златоустаяс невысказанными глазами,спасибо, что нас наказала со всею щедростью русской.Кланяюсь в пояс тебе, родина, за наказанье!
Забитая, испитая, но никем не испитая,неуловима, неистребима души твоей тайна.Нашими испытаниями ты себя испытываешь.Облегчи, господь, тебе испытанья!
Родина, родина! Мы твой снег окровавили,словно в Грамоте твоей подчеркнули краснымошибки, которые государи твои не исправили.Прощай, родина, и во веки веков здравствуй!
Генерал-губернаторы с повадками фельдфебелем,пьющие кровушку вместо чернил чиновники…Родина, родина, какая ты есть, лучше бы тебя не было!Рожи застят лицо твое, кланяюсь тебе в ноженьки.
Хорошо, что это выпало нам. Мы стали заслономтем, кто не скоро, но все же придетпо нашим следам красным.Ты не расслышала нас, но вслушайся в их Слово!Тебе и неведомо —какой ты можешь стать прекрасной!
11
