Баламут (СИ) - Alexander Blinddog

— Ты чего? — спросил тот.

— Не шевелись, — одними губами произнёс наёмник и глазами указал в сторону.

Глава 5 Стрыга и берёзка

Княжич замер, будто каменное изваяние, только гулко стучало сердце. Алексей как мог медленно повернул голову в указанном направлении. Ничего странного или страшного по-первости он не заметил, но наёмник явно не шутки шутил. Наконец, увидел. То, что он сначала принял за стоящий в десяти саженях старый поросший мхом пень, шевельнулось. Княжич теперь рассмотрел и длинный сучковатый нос существа и красные глаза бусины, горящие, как два уголька, длинные когтистые лапы, горб и гнилые зубы в медленно чавкающей пасти.

— Что это? — шепнул Алексей.

— Не могу быть уверенным, но, кажется, стрыга, — ответил смертельно бледный Баламут.

Княжич нервно сглотнул.

— Она нападёт на нас? — спросил он.

— Нет, главное не шевелись и она пройдёт мимо.

Стрыга повела длинным носом, шумно принюхалась. Конь княжича поднял ухо, задумчиво всхрапнул. Болотное чудовище дёрнулось всем телом, выпрямилось, оказавшись ростом в добрую сажень, повернулось к двум путникам лицом, вытянула вперёд тонкие руки-ветки с длинными когтями и заверещало.

— А вот теперь нам конец, — тихим, мертвецким голосом сказал Баламут и тут же срываясь на крик. — Беги!

Кони, перепуганные воплем стрыги, вырвались и разлетелись в разные стороны. Баламут со всех ног опрометью бросился бежать. Княжич, чуть замешкавшись, не успел выпустить поводья коня, упал от рывка и потерял драгоценное время.

Стрыга хищно заверещала и гигантскими скачками бросилась вслед за беглецами. В панике они побежали не в чащу леса, не на твёрдую землю, а дальше в коварную топь болота. Под сапогами зачавкала предательская вязкая жижа.

Наёмник и княжич рассекали ветки с такой скоростью, будто смертельно перепуганные лоси ломятся прочь от охотников. Оба их коня с отчаянным ржанием метались между стволов чахлых берёз, внося своим мельтешением ещё больший хаос в происходящее. Стрыга зачерпнула здоровый ком вязкой глины и ила, бросила его вдогонку беглецам. Грязь, пущенная будто камень из катапульты, попала в спину отстающего княжича с такой силой, что его оторвало от земли и он крутанул в воздухе два оборота.

Баламут услышал отчаянный вопль, оглянулся. Увидел, как в болотной жиже беспомощно барахтается княжич, а стрыга быстрыми скачками бежит к нему. Горло наёмника словно сжало стальным кулаком. Дистанция между ними была уже больше десяти саженей. Пока стрыга будет лакомиться пухлым княжичем — он сумеет оторваться. Баламут застонал.

Стрыга уже нависла над Алёшей так, что тот мог разглядеть каждую прожилку гнилых зубов в зловонной пасти. Казалось, для него всё кончено. Но тут откуда-то из-за края зрения вылетел Баламут. Его меч сверкнул, как молния в ночном небе, и правая лапа стрыги упала в болотную грязь.

— Беги! — проорал Баламут.

Княжич вскочил на ноги и опрометью бросился бежать. Баламут попытался снова взмахнуть мечом, но стрыга, проворная, как взбешённый угорь, взмахнула целой лапой. Её длинные обломанные когти пронеслись едва ли в одном волоске от лица Баламута и он растерял остатки былой храбрости в один миг. Он отпрыгнул назад, оступился. Упал в зловонную болотную воду, крутанулся в сторону, прикрываясь деревом, вскочил и снова побежал прочь, чтобы было сил. Путаясь в собственных ногах, руках и плаще, он летел быстрее молнии.

Алексей пытался не отставать, окончательно утратив весь, и без того небольшой, боевой задор, оставшийся после боя с виверной. Он бежал не разбирая пути, но коварная пола плаща зацепилась за торчащую корягу. Княжича дёрнуло назад, как собаку, что погналась за кошкой, но забыла, что сидит на привязи. Ноги Алёши взлетели выше ушей и он грохнулся в болотную грязь. Попытался встать, но плащ насмерть закрутился вокруг сучка. Постанывая от ужаса, чувствуя, как начинают душить предательские слёзы, княжич оглянулся. Стрыга решила бежать именно к нему. Алексей тихонечко завыл на одной ноте. Зашарил вслепую по поясу. Меча не было. Перевязь слетела, пока он крутился в воздухе, после удачного броска глины.

Однорукая стрыга в два прыжка нагнала его, глаза её светились всей яростью преисподней. Она замахнулась для последнего удара.

В воздухе засвистело. Меч плашмя брошенный Баламутом, будто при игре в городки, тонко свистнул напоследок и отсёк голову стрыги от шеи так же легко, как ножницы портного разрезали бы тончайший шёлк. Тело её застыло на мгновение, покачнулось, рухнуло, как подрубленное дерево, рядом со смертельно бледным княжичем. Всё было кончено в один миг.

Осторожными маленькими шажками Баламут приблизился к убитой твари. Не спуская с неё глаз, подобрал с земли меч. Ткнул обезглавленную стрыгу кончиком острия. Та не шелохнулась. Потыкал сильнее. Ничего. Трясущимися руками, Баламут утёр ледяной пот со лба.

— Поверить не могу, — сказал он, замахнулся мечом и вонзил его в тело убитой стрыги, там где должно было быть сердце. Тяжело выдохнул, сделал шаг назад, запнулся об отсечённую голову. Та прокатилась по его ногам, он взвизгнул и пинком отправил её в полёт в глубь болот.

— Вот дрянь такая, даже после смерти до разрыва сердца доведёт. Ты как? Живой там?

Баламут протянул руку Алексею, помог ему подняться из зловонной ямы. Кривясь от брезгливости, начал стряхивать с себя целые вёдра налипшей грязи. Оглянулся в поисках своего коня.

— Цезарь! Цезарь! Мальчик мой! Ты где? Всё хорошо, дружок, иди сюда! Вернись к папочке! Не убегай! Я тебе дам вкусный пирожок, только вернись! Я всё прощу!

Княжич, которого непрестанно колотило крупной дрожью от страха, перемазанный грязью так, что лица было почти не разглядеть, как зачарованный рассматривал труп обезглавленной стрыги, пока Баламут носился между деревьями, пытаясь поймать своего коня.

Алексей всё стоял и стоял, как вкопанный, над телом убитой бестии, словно никак не мог поверить в то, что разминулся со смертью на долю мгновения.

Баламут вернулся, ведя за поводья брыкающегося коня.

— Победили, — прошептал княжич. — Убили стрыгу. И виверну убили. Да всё за один день. О нас же песни сложат. Такие подвиги! В один день! Слышишь, Баламут! Никому такое и не снилось же никогда!

Перемазанный илом и тиной Баламут посекундно отплёвывался.

— Да уж, мне такое точно никогда не снилось, — сказал он. — Это ты правильно подметил.

— Мы же великие герои! — голос Алексея всё набирал силу и громкость.

— Вот что я в тебе люблю, княжий сын, — сказал Баламут. — Так это твой молодецкий задорный взгляд на вещи. Везде ты ищешь только хорошее. Как же я рад, что тогда не остался сидеть в тёплом уютном кабаке с крынкой пива и копчёной свиной ножкой — словами не передать. Подумать только, чтобы променять такие-то приключения да битвы, на какое-то там тепло и вкусную жратву. Подумать страшно.

— Да какая жратва?! — воскликнул княжич. — Когда мы такие подвиги творим один за одним!

— Подвигами сыт не будешь, — пожал плечами Баламут. — А жрать мне хочется всегда. К тому же, набивание моего желудка мясом и вином, волнует меня куда сильнее, чем желание прославиться посмертно. Только вот едой тут и не пахнет, а помереть, походу, на каждом шагу, что чихнуть.

— Вот заладил! Ты мне жизнь спас! Понимаешь! Ты конца жизни теперь можешь рассказывать, как победил стрыгу и спас самого княжича псковского.

Баламут ещё раз пожал плечами.

— Угу, очень великая честь. Даже сердечко приятно щемит от одной только мысли об этом. Послушай, княжич, я хоть и красив, как ранняя роза, но всё же не цветок, не люблю я по уши в навозе быть. Давай-ка пойдём отсюда уже поскорее.

Он затравленно огляделся по сторонам.

— Веришь-нет, но моё охотничье чутьё подсказывает, что мы тут ещё встретим неприятностей.

Они долго бродили по болоту, проваливаясь по колено в грязь, пока искали меч княжича и ловили его коня, затем выбрались на твёрдую землю. Алексей повалился без сил, глядя, как облака плывут между острыми верхушками деревьев, заложил руки за голову. Не надо было быть ведуном, чтобы прочитать по его лицу все мысли. Оба ратных подвига за этот день будоражили его воображение. Он явно представлял себя, рассказывающим про свои приключения в княжеских хоромах, и как все вокруг охают и ахают. Переспрашивают подробности и наперебой восторгаются его великими деяниями, сетуя на то, что никто из присутствующих даже не вполовину такой смелый и храбрый, как Алёша.