Труп на балетной сцене - Эллен Полл

Антон между тем, хотя, безусловно, ощущал боль, смотрел скорее строго, чем встревоженно, будто между ним и его телом возникла некая преграда. Вместе с Викторин они проверяли каждую мышцу, сухожилие, стараясь понять, какое движение и в связи с чем причиняет беспокойство. Это напомнило Джульет об одном знакомом, которому удалось заработать значительный капитал. Джульет была с ним в тот день, когда пришло известие, что рынок обвалился. Она ожидала, что бизнесмен бросится к телефону, запаникует или по крайней мере рассердится. Но он оставался внешне спокойным. Так и Антон Мор был профессионалом. Прежде всего он хотел понять, что произошло с его телом, которое являлось инструментом его бизнеса. Время горестей, гнева и страданий наступит потом.

Патрик после травмы не отходил от Антона, а за Викторин послал Джульет. Мадемуазель сидела в кабинете на втором этаже, делала заметки и, узнав о случившемся, выскочила из-за стола с поразительным проворством. И, словно мисс Клавелл в несчастную ночь, полетела по коридорам и вниз по лестнице к своему подопечному, что-то невнятно бормоча по-французски.

Рут захлопнула за собой тяжелую дверь репетиционной и требовательно поинтересовалась:

— Что случилось? — Ее волосы были еще влажными после душа, но она успела переодеться в нормальную стильную одежду. Ни Викторин, ни Антон не повернули головы.

— Поскользнулся, — тихо объяснил Патрик.

Его слова как будто возмутили Антона, он вскинул глаза и с достоинством поправил:

— Я не поскользнулся. Меня что-то подскользнуло.

Джульет перехватила скептические взгляды, которыми обменялись хореограф и ее помощник.

— Что с полом? — спросила Рут.

— Стал липким, когда ты уходила. Пришлось вымыть.

— Но я пользовался канифолью, — объяснил Антон.

Канифоль! Вот откуда этот странный скипидарный запах, который терзал обоняние Джульет.

— Надеюсь, твое падение не связано с хореографией? — настороженно уточнила Рут.

— Нет, — покачал головой танцовщик. — Мы даже не начали. Я разминался.

Рут вздохнула с облегчением. Она еще раньше объясняла Джульет, что опасается заставлять танцовщиков студии Янча выполнять современные движения, которым тех не обучали. Они несколько раз обсуждали с Грегом этот вопрос, и она обещала проявлять осторожность. До сих пор жалоб не было, разве что массажисты во время обычных сеансов заметили у женщин повышенную чувствительность предплечий — результат возросших силовых нагрузок современного танца на верхнюю часть тела. Рут было известно, что Кирстен, Лили и Электра уже приступили к программе укрепления предплечий: специальные упражнения и массаж.

Прошла минута-другая, Викторин продолжала исследование. Наконец она откинулась и похлопала Антона по плечу:

— Ты вывихнул лодыжку, но я думаю, что это несерьезно. Слава Богу, со спиной все в порядке. Отвезем тебя к доктору Келлеру.

Как впоследствии выяснила Джульет, у компании было соглашение с ортопедом, и поступающие к нему танцовщики получали незамедлительную помощь.

— Я могу вызвать машину, — предложила она, помахав мобильным. У Джульет был личный счет в местном транспортном агентстве. — Будет через несколько минут.

Мадемуазель обиженно подняла глаза:

— Неужели вы полагаете, что мы не способны вызвать такси? Патрик, будьте любезны…

Джульет предложила ему свой телефон, но, как выяснилось, от посторонних не принимали никакой помощи, и, подгоняемый суровым взглядом балетмейстера, помощник Рут поспешил из зала. Хореограф заняла его место, а Джульет принялась расхаживать по репетиционной.

Неправильная фраза Антона «меня что-то подскользнуло» заставила писательницу напрячь память и попытаться понять, что она заметила в студии в последние мгновения, что послужило поводом падения Мора. Блестящий свежевымытый пол был одной из вероятных причин, но поскольку другие не беспокоились на этот счет, Джульет заключила, что это исключено. Она направилась к восточной стене — подошвы противно скрипели. В окружении и на территории танцовщиков собственная округлая фигура, отразившаяся в зеркалах, показалась ей набитым чучелом животного. Джульет косила голубыми глазами и, как хомячок в незнакомом окружении, морщила маленький носик. В чем же, в чем же тут дело?..

Наряду с необыкновенным обонянием Джульет Бодин обладала способностью замечать странные детали и сосредоточивать внимание на том, что другие оставляют на периферии сознания. Черта, которая ей здорово помогала как писателю, а в прошлом раз или два пригодилась на практике. Хотя не всегда и не везде. Ее привычка отворачиваться от того, что другие находили наиболее примечательным (одежда, возраст, факт, что у человека нет уха), и, наоборот, придавать значение нюансам часто становилась источником недоразумений, а порой и хуже.

Покидая вечеринку, она могла спросить у приятеля:

— Ты познакомился с тем типом, который вместо «точно» говорит «угу»?

Ее вопрос вызывал почесывание в затылке, прежде чем компаньон соображал:

— Это ты о том парне, что в инвалидном кресле?

Но бывали случаи, когда та же особенность помогала обнаружить затерявшуюся связку ключей, выяснить источник безымянной цитаты и даже найти ориентир, который указывал правильное направление на улице.

И теперь Джульет не сомневалась, что краем глаза отметила некую несообразность, и это наблюдение стучалось в сознание. Она обошла помещение, вглядываясь в пол, в зеркала, в светильники, в окна, в рояль. У ящика с канифолью ускользающая деталь всплыла к макушке, где ее удалось поймать.

Запах.

Джульет бросилась на колени, тут же пожалев об этом, когда стукнулась об пол, и уставилась в ящик. Он был наполнен чем-то вроде крупной прозрачной гальки. За спиной она чувствовала некое движение. Это Антону помогали покинуть репетиционный зал. Но Джульет слишком заинтересовала канифоль, чтобы оборачиваться. Она протянула руку, растерла между пальцами щепоть вещества. Поднесла к носу, понюхала. Затем, поколебавшись, сунула горсть канифоли в карман джинсов.

А оторвавшись от ящика, обнаружила, что в репетиционной осталась одна Рут. Подруга устало опустилась на пол и привалилась к зеркалу, в котором скорее отражался «Холодный дом», чем «Большие надежды». В соседнем зале пианист снова и снова повторял трагическую тему из «Жизели». Ослабленная и искаженная стеной музыка очень подходила подавленному состоянию Рут.

— Если я потеряю Антона, то просто сойду с ума, — заявила она.

Джульет пропустила мимо ушей ее проявление жалости к себе.

— Рут, — проговорила она, и ее детский, мягкий голос снял со слов всякий налет драматизма, — тебе стоит взглянуть вот на это. — Хореограф мрачно подняла глаза. Джульет извлекла из кармана пригоршню прозрачных комков и пыли: — Понюхай.

— Что это?

— Возьми и понюхай. — Она опустилась на корточки и сунула ладонь подруге под нос.

— Канифоль. В балете используется, чтобы ноги не скользили по полу.

— Канифоль и…

— И что?

— Тальк.

— Господи! — Рут взяла щепотку вещества и потерла между пальцами. — Как такое могло случиться?

— Ты меня спрашиваешь?

Рут понюхала вещество.

— Но он не белый.

— Кто-то потрудился сделать потемнее, — ответила Джульет, распрямляясь. — Смешали с цветным порошком, толчеными тенями для глаз или чем-то в этом роде.

— Иисус, Мария и Святой Иосиф! — воскликнула Рут. — Неудивительно, что Антон поскользнулся.

Музыка из-за стены переменилась, зазвучала почти фиглярски. Хореограф уронила голову на руки.

— Надо пойти сказать Грегу, — объявила она, но не двинулась с места. — Ящик следует немедленно вычистить.

Джульет задумчиво уставилась на макушку подруги:

— Такие вещи часто происходят?

— Конечно же, нет! Никогда не слышала ни о чем подобном. Хотя постой, нельзя так категорично отрицать — никогда. Танец — жестокая штука. Большинство балетных выступают в маленьких студиях, их изо всех сил заставляют совершенствоваться. Жизнь танцовщика коротка, и, когда подходит к концу, люди не готовы ни к чему иному. Постоянно дерутся друг с другом из-за партий. Получают травмы, но, коль скоро продолжают танцевать, это никого не волнует. Считается, что все мужчины — голубые. Но если даже не так, приходится мириться с предрассудками вне мира балета. Деньги не великие. Каждый день классы. Рты приходится держать на замке и делать только то, что велят. И все лишения — ради чего? Большинству не удается подняться выше кордебалета.

— Но что ты такого слышала?

— О! Обычные дела в замкнутом сообществе. Как в школе-интернате. Кражи по мелочам. Лизоблюдство перед начальством. Презрение лизоблюдствующих. Остракизм слабых. — Рут внезапно замолчала. — Райдер Кенсингтон только что очень странно повел себя со мной. Ты знаешь, кто он такой?