Частная жизнь кардинала Ришелье - Алиция Липовска

Ядвига внимательно слушала этот монолог, удивляясь, что Ришелье, вроде как занятый послами и прочим, все же заметил как она выглядит. Хоть Лианкур и говорил ей, что Несравненный Арман видит все и вся, но внимание к ее персоне было для нее несколько удивительным. Это ее смущало. Она снова начала смотреть на фонтан.

Кардинал же забавлялся ее смущением. Как будто для того, чтобы добавить ее растерянность он небрежно коснулся своей рукой ее руки.

Вы плохо ухаживаете за руками, мадам Лианкур, кожа на руке у вас шершава, а должна быть нежной как лепесток розы! - наставительно произнес он.

О, простите, Ваша Светлость! - вздохнула Ядвига, от смущения продолжавшая теребить шнурок так, что он уже весь измочалился, - я ухаживала за своим аптекарским садиком и не успела приготовить для рук мазь, перед приездом сюда.

О, это возмутительная небрежность, - с издевкой попенял Ришелье, - дама всегда все должна успевать! И оставьте шнурок в покое. Умейте держать себя в руках.

Ядвига отпустила шнурок и посмотрела на кардинала таким жалобным взглядом, что он снова расхохотался.

Пусть ваш испуг и растерянность, сударыня, останутся навсегда здесь, на этой скамье. Не буду больше вас пугать и мучать. Вы можете идти. Дорожка, которая приведет вас к нужной калитки, имеет красный бордюр. - снова манерный взмах рукой и повязка развязалась.

Бывшая польская княгиня легко перехватывает руку Ришелье и осторожно закрепляет повязку.

Вы удивительное существо, мадам Лианкур, - резюмирует кардинал, - то вы смущаетесь как дитя, то ведете себя так, будто вам все позволено. Ступайте, у меня много неотложных дел, которые уже образовали очередь, ибо мы с вами слегка увлеклись беседой…

Дома Ядвигу ждал объемистый пакет с разнообразными инструкциями. Герцог с поникшим видом сидел в кресле возле бюро и механически перебирал какие-то бумаги. Смысл в его глазах появился лишь тогда, когда его пальцы наткнулись на свиток перевязанный красивой крученной голубой нитью с которой свисала восковая печать.

Ядзя! - позвал он жену, - сегодня тебя ждут еще в одном месте.

О! День визитов! - вздохнула полячка, - а ты что такой кислый, Анри?

Я надеялся на покой, но наш неугомонный министр желает, что бы мы с тобой отправились в долгий путь.

Но… а как я оставлю Владка? - Ядвига побледнела и вопрошающе посмотрела на мужа.

О, раны Господни! - возведя очи горе буквально застонал герцог, - что ему сделается в Париже, под присмотром слуг и твоего лекаря? Поверь мне, дорогая, ему будет намного лучше, чем нам.

Придется с этим согласится, - герцогиня подошла к супругу и вынула свиток из его руки, - А это к кому приглашение?

Разверни и прочитай. Хотя могу тебе сказать сразу, что это от племянницы Несравненного…

Обычно женщины редко восхищаются друг другом, - произнесла Ядвига, - но вы, мадам Комбале, достойны чувства восхищения! И право, я с великим удовольствием распишу вам подробно как употреблять черный паслен от головных болей. А в случае лихорадки стоит давать настой коры белой ивы.

Вы очень любезны, Ваша Светлость, - ответила Мари-Мадлен. Она сегодня имела "интересную бледность" на измученном каким-то напряжением лице. На коленях у нее лежал пушистый белый котенок. - Мне хотелось бы с вами обсудить еще один вопрос, который касается только моей особы.

Мое ухо, как говорят на востоке, висит на гвозде внимания! - с улыбкой сказала полячка, - я почту за честь знать и хранить в себе то, что касается только вас, мадам.

Прекрасная племянница поднялась мягко спихнув с платья котенка. Нервно прошлась вдоль стола на котором Ядвига разложила принесенные снадобья.

Так вот, - начала Мари-Мадлен, - постукивая пальцами по краю столешницы, - я хотела бы узнать… Если такое средство, которое поможет мне.

Вы нездоровы, мадам? - тихо спросила герцогиня.

Не то чтобы я больна, но у меня какой-то порок, который стал волновать меня именно сейчас… Трудно сказать даже почему… Возможно я боюсь, что это какая-то болезнь, которая неожиданно может привести к моей гибели и он, - тут она судорожно вздохнула, - останется один без поддержки в этом враждебном для него свете…

Ядвига, подчиняясь душевному порыву вскочила с кресла, как всегда сбросив с него подушку и снеся со стола свою холщовую сумку, обняла Мари-Мадлен. Так расплакалась в дружеских объятиях.

Мне тяжело! Все давит! - вслипывая шептала Ла-Комбалетта, - все противоречит моим самым любимым вкусам! Но я готова ради Господа и него все это терпеть, не видеть и не замечать! Я могу быть кроткой, могу быть здравомыслящей, но иногда…

Успокойтесь, не плачьте. Я все понимаю. Даже о ком идет речь, - тихо-тихо произнесла полячка, - Жизнь женщин - суровая штука. Всегда приходится жертвовать тем, что дорого, ради чести семьи, воспитания детей и прочее-прочее-прочее. Вы там мужественны, как и прекрасны. И, я уверена, имеете еще достаточно душевных сил и для себя и для вашего родственника. И, в этом я еще более укреплена, не имеете никаких страшных болезней. Поверьте мне, я бы почувствовала.

1.6. Следствие по делу королевы Анны

Королева пыталась быть спокойной. Она размышляла.

- Шахматы кардинала - ничто по сравнению с интригами двора Габсбургов, - думала она, - Но как меня все раздражает порой! А ведь так нельзя. Они ищут повод сделать меня еще более несчастной и еще более зависимой, хотя куда уж более…

Во французском дворе ее томила скука, причем самая банальная и глупая. Потому что это не была ипохондрия, а просто - хандра, в том уменьшительном смысле, который ей дал Фарро. Не хватало красок, не хватало легкости. Тут все казалось подделывалось под первого министра, т.е. требовала благочестия, скромности, благоразумия и прочих благ ставших муками.

О, и как ее этот первый министр раздражал! Раздражал именно своей обходительностью. Как любая женщина она инстинктивно поняла, что попала в тот тип, который нравится кардиналу: женщины с пышными формами и полудетскими лицами. И, хоть ее и раздражала племянница-послушница, она понимала, что во внешности их обоих есть много общего.

- Вкус, несомненно, есть у старого ястреба! - с кокетливой злостью прошептала Анна.

Ее раздражало даже та мысль, которая ей часто приходила в голову, что все дамы-шпионки, да и не шпионки в тайне сохнут по кардиналу. Уж больно много разговоров о нем среди дам высшего света, а уж на ранг ниже… Потом она отметала эту мысль вспоминая о тех проявлениях болезни, которые тот старательно прятал перчатками с высокими раструбами… Королева выпрямилась, чтобы придать себе еще более строгую осанку. И снова начала смаковать свое раздражение. Теперь ее раздражало то, что она вообще задумалась о мнимых амурах кардинала.

- Сам соблюдает обеты, или их видимость, и других истязает! - снова вздохнула королева.

Далее мысли ее немного изменили русло. И она начала раздражаться четой Лианкуров, где особенно неприятна была новоиспеченная герцогиня, прямолинейность и резкость которой уже стало поводом для злословия.

- Окружил себя родственниками, которых только мог собрать! А родственники притащили своих жен. Эта герцогиня… Они ведь чем-то похожи с кардиналом, - вдруг пронеслось у Анны в голове и она смешно наморшила носик и выпятила нижнюю губу. Ей захотелось рассмеяться.

- Тощая иностранка и тощий министр! Оба язвительны, но пытаются быть сдержанными. Оба умны или считают себя таковыми и от этого потеряли вкус к жизни и к развлеченьям…

Королева не зря ненавидела и министра, и герцога Лианкура.

Разведка Ришелье неустанно следила за каждым движением королевы. После осады Корби шпионы кардинала сумели раздобыть целый ворох писем, собственноручно написанных Анной Австрийской и адресованных герцогине де Шеврез. И теперь Ришелье стремился окружить Анну Австрийскую преданными ему людьми, чтобы королева, выступавшая против внешней политики кардинала не поддерживала тайную переписку с Мадридом и Веной.

Впрочем, преданные слуги королевы учились обходить ловушки построенные умом премьер-министра. Конюший Пютанон, дворецкий Ла Порт и прелестница герцогиня де Шеврез своей ловкостье попортили не мало крови Ришелье.

Однако этим летом Ришелье удалось взять реванш, одна из его "сирен" сумела завладеть письмом бывшего испанского посла во Франции маркиза Мирабела, являвшимся ответом на письмо королевы. Проследя всю цепочку доставки писем кардинал установил, что главную роль в доставке корреспонденции играл Ла Порт. Тогда опасаясь, что Анна Австрийская успеет уничтожить компрометирующие бумаги, кардинал добился разрешения Людовика XIII произвести обыск в апартаментах королевы в аббатстве Сент-Этьен. Обыск дал мало. Что нимало повеселило королеву.

Анна Австрийская утверждала, что она в своем письме к Мирабелю и другим лицам в Мадриде просила передать выражение своих родственных симпатий и осведомлялась о состоянии здоровья членов испанской королевской семьи. Королева попыталась искусно разыграть комедию полного примирения с ненавистным кардиналом. Ей казалось, что она преуспела в этом, в действительности же дело было не столько в неотразимых чарах испанки, сколько в политической необходимости.