Искры. Подпольные историки Китая и их битва за будущее - Ian Johnson

Есть разные интерпретации того, что произошло дальше. Одни утверждают, что призыв высказаться всегда был уловкой, чтобы выманить врагов. Другие говорят, что он был искренним, но партия была шокирована количеством критики. Как бы то ни было, Мао нанес жестокий ответный удар. Теперь критиков обвиняли в том, что они "правые", угрожающие левой революции. Университетам, аналитическим центрам и государственным компаниям было приказано искоренить эту угрозу. Чтобы дать понять, что у партии есть дело, она объявила, что 5 процентов людей являются правыми. Невозможность найти правых в той или иной организации означала, что ее лидеры сами являются правыми. По всей стране началась гигантская, масштабная чистка, в основном среди интеллигенции.

Это стало известно как Антиправая кампания, положившая начало двадцати годам террора и беспорядков. По меньшей мере 550 000 человек были заклеймены как правые, а по некоторым данным - до 1,8 миллиона. В стране с населением 640 миллионов человек это может показаться не таким уж большим процентом, но в Китае был лишь тонкий слой образованных людей. Университеты, средние школы, исследовательские институты и правительственные учреждения были выпотрошены. Сотни тысяч людей были отправлены в трудовые лагеря. Оставшиеся в живых люди были подавлены и пытались избежать той же участи, выполняя все прихоти партии до мелочей. Началась эпоха доносов, информирования, повиновения, подражания.

Лю Тянью сидит на диване в простой квартире с бетонными стенами, украшенной каллиграфией, - жилище образованного человека со скромным достатком. Для интервью он одет в голубую рубашку западного образца. Ему 72 года, его волосы выкрашены и зачесаны назад, что придает ему вид человека, который все еще старается. Профессор Ай приехал снимать историю своего отца, и он уже готов.

"У меня было два брата и сестра. Я был старшим, мне было всего 12 лет. Однажды ночью отец разговаривал с матерью. Меня это разбудило. Я до сих пор помню его слова".

Он начинает щуриться, усиленно моргая от слез, контролируя себя: эта история должна быть рассказана как следует. Он заставляет себя открыть глаза, смотрит вверх и раскачивается взад-вперед, модулируя голос. Позже, когда она будет редактировать фильм, Ай вставит в него сцену, снятую из машины, проезжающей по коридору Хекси. Холмы, пустыня и кустарник дают Лю возможность уединиться, пока он пересказывает то, что его отец рассказал матери.

Он сказал: "Теперь уже никуда не деться. Меня могут забрать. После того как меня заберут, иди к своему младшему брату и попроси его помочь тебе вырастить детей. Если я смогу вернуться, мы снова увидимся".

"Я был слишком мал, чтобы понять, что он имел в виду".

Ай переходит к Чжан Сихуа, которая родилась в 1950 году. У нее короткие волосы, а ее кожа загорела за годы жизни под ярким, неумолимым солнцем коридора Хекси. Для интервью она надела розово-серый наряд и жемчужное ожерелье. Как и остальные, она живет в старом здании с дребезжащими окнами и большими серебряными радиаторами. Ай не говорит об этом, но мы понимаем, что семьям погибших не было выплачено никакой компенсации. Чжан рассказывает нам об отъезде отца в Цзябяньгоу.

"Я помню день, когда он ушел из дома. Мне было лет восемь или девять. Я играл на улице".

Она начинает плакать и смеяться, словно говоря: "Ну вот, опять я за свое". Она трясет головой, чтобы вернуть себе контроль. Не в этот раз. Не перед камерой. История пришла, чтобы записать нас, наконец. Настал наш черед. Когда-нибудь кто-нибудь посмотрит это и поймет, что случилось с ее отцом. Она раскачивается на диване взад-вперед в ритме катастрофы ее семьи.

"Когда папа вышел, за ним следовал какой-то мужчина. Я помню его отчетливо. Папа нес чемодан. И когда он увидел, что я играю с соседскими детьми, он подошел и взял меня на руки, крепко обнял и не сказал ни слова, прежде чем уйти".

Цзябяньгоу был настолько же невпечатляющим, насколько и страшным. Он состоял из деревянных бараков, в которых размещались заключенные, кухни и штаба лагеря. Расположенный в Гоби, он не имел ограждения - без машины выйти за его пределы было невозможно. Некоторые пытались и умирали, их трупы находили наполовину съеденными волки. Другие уходили и возвращались через день или два, умоляя о пощаде. У лагеря были и вспомогательные пункты, расположенные еще дальше в пустыне, где заключенные работали над бессмысленными проектами, например, рыли каналы между ссохшимися реками. Мужчины жили в пещерах или выкапывали ямы в песке и накрывались брезентом из веток кустарника. Выживали только самые молодые и здоровые.

В основном это были местные чиновники, которые еще несколько недель назад управляли своими маленькими уголками Китая, причем некоторые из них приехали даже из Шанхая. В Цзябяньгоу содержалось так много чиновников, что глава одного из уездов после своего прибытия с удивлением пошутил, что "здесь можно созвать собрание чиновников уезда, города и деревни без предварительного уведомления" - потому что все они здесь присутствуют. Партия саморазрушалась, увлекая за собой китайское общество.

Устранение откровенных чиновников стало особенно катастрофичным, когда в 1958 году Мао запустил программу "Великий скачок вперед". События начались в конце 1957 года, когда Мао посетил Москву на грандиозное празднование 40-й годовщины Октябрьской революции. Советский лидер Никита Хрущев уже раздражал Мао нападками на Сталина. Мао считал, что Сталин был одним из величайших в истории коммунизма и не должен быть сбит со своего пьедестала - не в последнюю очередь потому, что это делало уязвимым самого Мао; если даже великий Сталин мог быть очищен, то и Мао мог быть брошен вызов. Кроме того, Советский Союз только что запустил первый в мире спутник "Спутник", и Мао считал, что это затмевает его достижения.

Он вернулся в Пекин с желанием утвердить позицию Китая как ведущей коммунистической страны мира. 1 января 1958 года в газете People's Daily, рупоре Коммунистической партии, была опубликована статья, призывающая "идти напролом" и "стремиться ввысь" - кодовые слова, означающие отказ от терпеливого экономического развития в пользу радикальной политики, направленной на быстрый рост.

Мао довел свои планы до конца на ряде собраний, которые изменили политическую культуру Коммунистической партии. В нескольких необычных выступлениях он заявил, что все лидеры, выступающие против "необдуманного продвижения", являются контрреволюционерами - противниками Мао и государства. Как и на протяжении всего его правления, никто не смог его остановить.

Заставив замолчать противников в партии, Мао добился создания коммун, взяв под контроль землю, которую крестьяне получили в ходе жестокой земельной реформы, проведенной несколькими годами ранее. Это