Роланд Несравненный - Эпосы

Надеются сарацины, что во главе двенадцати франкских пэров увидят Роланда, королевского племянника. Тогда и племянник Марсилия Аэльрот решил попытать удачу – торопит мула, погоняет его древком, кричит со смехом Марсилию:

– Вам, государь, служил я долго и верно – сколько бедствий я претерпел ради вас, сколько пережил поражений и одержал побед! Прошу вас, государь, даруйте мне первый бой с Роландом, и я, коль поможет мне в том Магомет, сражу заносчивого франка своим копьем! А тогда вся Испания снова будет нашей.

Снял Марсилий перчатку и передал ее племяннику. Аэльрот же, взяв перчатку, сказал еще спесивей:

– Велик ваш дар, государь, однако нужны мне еще и соратники. Изберите мне двенадцать бойцов, и тогда мы перебьем двенадцать франкских пэров, и ни одной живой души не останется в Карловом арьергарде!

Подъехал к Аэльроту брат Марсилия Фальзарон.

– Дорогой племянник, – вскричал он, – я вместе с вами готов к бою. Горе франкской страже, если мы ударим заодно по этой горстке безумцев!

Затем прискакал африканец Корсали, повелитель берберов, смелый, коварный воин.

– Я никогда не отступлю, – сказал он Аэльроту, – даже если мне посулят все богатства мира.

– И я! – закричал Мальприм, славившийся тем, что мог бежать быстрее скакуна. – И я готов немедля отправиться в Ронсеваль. Если встретится мне там Роланд, то всю оставшуюся жизнь будет рыдать Карл по своему племяннику!

А эмир из Балагета, гордый, красивый и отважный воин, подъехал к своему повелителю и сказал ему:

– Государь, пустите и меня в Ронсеваль. Не миновать смерти Роланду, а вместе с ним погибнут Оливье и все пэры. Король Карл давно выжил из ума, он стар и слаб и не станет после этого с нами воевать. Мы же вкусим мир в нашем доме!

Поблагодарил Марсилий своего эмира за такие смелые речи. Тут же рядом оказался еще один знатный правитель мавров – альмасор из Морианы, что на самом севере Испании. Этот языческий вельможа был известен своим подлым и коварным нравом.

– Я! Я поведу дружину к Ронсевалю! – закричал он царю. – Я встречусь с Роландом и убью его!

А затем и другие воины Марсилия окружили Аэльрота.

– Будьте спокойны, государь, – воскликнули они. – Наш Магомет сильнее святого Петра. Мы верны Магомету, и он нам поможет! Все мы сойдемся с Роландом в Ронсевальском ущелье, не уйдет он оттуда живым!

– Посмотрите, государь, – сказал один, – какой у меня длинный и острый меч. Против него не устоять Роландову Дюрандалю!

– А вот мой меч! – закричал другой. – Посмотрите, как светятся кровавым светом рубины на его рукояти, а скоро и клинок будет красен от франкской крови!

– Мое оружие не хуже, – бахвалится третий, – и уж коли я встречусь с Роландом, то с боем добуду его Дюрандаль и опозорю спесивых пэров!

Обрадовался Марсилий, услышав дерзкие слова своих бывалых воинов. Собрал он сто тысяч войска, и вот, во главе с пэрами-сарацинами, стало оно готовиться к бою.

В густом лесу, спрятавшись кто за стволом, кто за кустом, надели мавры доспехи. Крепка сарацинская броня, легки сарагосские шлемы, прочны валенсийские щиты, остры вианские мечи – хоть и ковали их во французском городе Виане, но не мавров будут они усмирять, а самих франков! А вот и копейные значки – алого и желтого цветов, чтобы узнавали друг друга в сражении храбрые языческие воины. Быстро сошли арабы с дорожных мулов и вскочили на коней.

Бьет в глаза южное солнце, сияют доспехи, созывают мавров к бою звонкие трубы.

Наконец донесся шум до французского арьергарда. Граф Оливье возвратился с дозора и говорит Роланду:

– Не миновать нам сражения. Видать, замышляют что-то неверные!

– Ну что же, – гордо ответил Роланд, – слава Богу! Послужим нашему королю, побьемся за великого Карла!

Оливье взошел на высокий холм, глянул на долину, а она вся кишмя кишит сарацинским войском.

– Собрат мой! – позвал доблестный Оливье королевского племянника. – Вы слышите этот шум? Вы видите эти щиты и шлемы? Тяжкий бой ждет сегодня французов!

– Не струсим! – весело откликнулся Роланд. – Слуга всегда рад послужить своему господину, вассал всегда готов претерпеть за своего сеньора. Будем же без страха рубиться с маврами, чтобы не сложили о нас позорных песен!

С высокого холма далеко окрест видна Ронсевальская долина. Вот уже встал над ней лес копий. Сверкает золото несметных доспехов, не сосчитать языческих полков.

– Граф, – сказал в тревоге Оливье, – не простое это воинство. Кажется, всю Испанию посадил на коней Марсилий. Окружены мы со всех сторон, и я догадываюсь, по чьему наущению: всему виной Ганелон, коварный предатель. Это он назначил нас в арьергард и отдал в руки поганых язычников!

– Граф, – ответил ему Роланд, – Ганелон мой отчим, и я не могу позволить вам его бранить. Даст Бог, победим язычников, и я сам буду судить предателя!

– Там тьма сарацинов, – продолжал между тем в еще большем смущенье Оливье. – Остры их копья, крепки мечи. Чует мое сердце – выпадет на нашу долю бой, которого еще никто никогда не видывал.

– Позор бегущему! – откликнулись франки. – Будь проклят, кто дрогнет перед неприятелем! Все погибнем, но никто не предаст!

– Мала наша рать, – сказал Оливье. – Собрат Роланд, возьмите ваш рог, возьмите ваш славный Олифан, трубите в него скорей. Услышит Карл, повернет свои войска, придет нам на помощь!

– Не дай Господь! – с гневом воскликнул Роланд. – Я еще не безумец, чтобы покрывать позором себя и всю милую Францию! Нет, не в рог я буду трубить, а мечом рубить стану я недругов, пусть мой Дюрандаль окрасится по рукоять их кровью. Ручаюсь вам, граф, суждена им погибель!

– Не стыдно звать на помощь, коли оказались мы в западне. Посмотрите, сколько кругом язычников. Покрыла их рать овраги и горы, холмы и низины. За каждым кустом по сарацинскому воину, за каждым деревом притаился всадник. Трубите скорее в рог, милый Роланд!

– Не дай Господь! – вновь ответил тот. – Я не позволю, чтобы пошел слух, будто из-за каких-то мавров поднял я к небу свой славный рог. Много, говорите, сарацинов? Что ж, дадим им великий бой! Хватит у нас отваги, хватит и умения. На славу поработает мой меч, плохо придется испанцам, никто из них не уйдет от смерти и позора!

В третий раз воззвал Оливье к Роланду:

– Друг и побратим! Перед нами не горстка врагов, но огромное войско. Возьмите ваш зычный рог, позовите императора! Еще не поздно, еще услышит он призыв. Нет в том срама ни вам, ни вашим воинам. Взгляните вверх: там, близ Аспры, исчезают последние ряды императорских войск. Уйдут – и останемся мы один на один с погибелью.

– Не дай Господь! – в третий раз ответил Роланд. – Безумны ваши речи, сударь! Вечный позор тому, чье сердце дрогнет от испуга, – мы же не трусы. Не мы, а мавры примут смерть на поле брани!

На яркой перевязи висит священный Олифан, рог Роланда. Стал он знаменит во всей Франции еще с тех пор, когда ходил Карл Великий в Константинополь, к греческому императору Гугону.

Тогда устроил именитый грек пиршество в честь франкского короля. Разгорячились воины от обильного обеда и крепкого вина и стали хвалиться, кто из них и каким образом может победить Гугона, чтобы тот признал себя вассалом Карла. А в это время внутри пустой колонны пиршественной залы спрятался шпион и, когда отправились франки отдыхать, рассказал обо всем, что услышал, греческому императору. Посмеялся Гугон и на следующий день устроил для франков испытание.

Первым делом привел он самого сильного воина своей армии, одетого в две кольчуги и в двойной шлем, и подвел его к императору Карлу.

– Вчера вечером, – сказал он, – вы похвалялись, что одним ударом можете разрубить пополам моего рыцаря и его коня. Боюсь, вы переоценили ваши силы!

Однако, едва греческий воин вскочил в седло, Карл выхватил из ножен свой Жуайёз и недолго думая одним махом разрубил и двойной шлем, и две кольчуги, и самого рыцаря, и седло, и, наконец, коня. Подивился Гугон такой мощи, помрачнел и повернулся к Оливье:

– Ну а вы, граф, говорили, что можете одним камнем перекрыть реку и затопить весь город. Хотел бы я взглянуть, как вы это сделаете!

Оливье уже смекнул, к чему клонит Гугон. Выхватил он свой меч, подбежал к могучей колонне, что поддерживала каменный свод дворцовой залы, и одним ударом перерубил колонну пополам. Угол дворца так и обрушился в королевский сад, перекрыл в нем реку, и вода хлынула на городские улицы.

Испугался Гугон, побледнел, повернулся к Роланду и сказал:

– Ну а вы похвалялись, мол, можете так сильно дунуть в рог, что все двери в городе соскочат с петель…

Не успел грек закончить, как Роланд поднял свой Олифан и дунул в него с такой силой, что от звука рога двери просто повылетали из домов, а у самого Гугона оказались опаленными усы и борода, после чего император более не сомневался в могуществе франков и добровольно признал себя вассалом Карла. Грек получил прозвище Гугон Безбородый, а королевский племянник и его лучший друг прославились на весь мир.