Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 - Анатолий Мордвинов

Охраняла нас в Орле, и довольно рьяно, тайная полиция, присланная из Петрограда. Ее было немного, 3-4 человека, а ее начальник, жандармский ротмистр Лукьянов, оставался в Петербурге. Каждое утро старший охранник являлся ко мне с рапортом. И здесь, в Орле, больше всего боялись неожиданного налета Савонкова, по сведениям полиции, намеревавшегося тогда снова пробраться в Россию для новых убийств, хотя каждый шаг его и был известен охранным отделениям.

Кроме Орла, Михаилу Александровичу пришлось раза два или три побывать на разных торжествах в соседнем Ельце, одном из самых больших уездных городков, славившимся своей обширной хлебной торговлей. В этом городе стоял Нежинский гусарский полк, которому великий князь в первый свой приезд передал, по поручению государя, георгиевские серебряные трубы153, пожалованные полку за отличия, оказанные в Японской войне.

В одно из других посещений вместе с великой княгиней Ольгой Александровной мы были на освящении храма, построенного местным состоятельным фабрикантом А. Н. Заусайловым в память предстоящего 300-летнего юбилея дома Романовых154. Оба раза мы останавливались в доме этого чрезвычайно радушного и отзывчивого на нужды бедных человека.

Вероятно, за это и за его крепкие монархические убеждения (он принадлежал также к обществу хоругвеносцев) большевики не пощадили ни его самого, ни его молодую красивую жену. Они оба были расстреляны в первые же месяцы после октябрьского восстания.

Наша обыденная жизнь с Михаилом Александровичем в Орле протекала изо дня в день очень однообразно. За исключением служебных занятий в гусарском полку и редких официальных посещений Орловского кадетского корпуса, местного института и некоторых других учреждений великий князь большей частью проводил время у себя дома, вдвоем со мной, или уезжал часто в отпуск. Нередко ездил он тогда и в Гатчино для коротких посещений своей матушки.

Моя семья оставалась все время в Гатчине, и такие поездки меня всегда радовали. В те месяцы на душе у меня было особенно неспокойно. Я волновался и за обстоятельства, окружавшие моего великого князя[5], и за мою семью.

Здоровье моего младшего сына стало снова хуже, да и измученная жена чувствовала себя очень нехорошо. Жизнь отдельно от своих, переживавших мучительные дни, в то время как мне приходилось слишком часто присутствовать на разных празднествах, выказывать наружно спокойствие и приветливость, бывала порою невыносима.

В один из таких наших приездов в Гатчино, в мае 1910 года, императрица неожиданно получила телеграмму о кончине короля Эдуарда, и в тот день к вечеру или на другое утро мы выехали с нею, князем Шервашидзе и графиней Гейден в Англию.

На Михаила Александровича при этом государь возложил обязанность быть представителем Его Величества на похоронах.

Король скончался неожиданно от болезни – катара бронхов, перешедшего затем в воспаление легких, не представлявшее сначала опасности для жизни.

Королева была в отсутствии, но за несколько дней до кончины успела вернуться домой.

Я уже сказал где-то в другом месте о своих тогдашних впечатлениях, охвативших меня внутри Букингемского дворца. Помню то, что сейчас же по нашем приезде в Лондон меня позвала к себе принцесса Виктория, и я пробыл долго у нее. Такое внимание в дни ее сильнейшего горя меня тогда особенно тронуло.

Официальная церемония в Вестминстерском соборе и в Виндзоре протекла, как и все подобные печальные церемонии, в особенно торжественной и многолюдной обстановке.

На нее съехались все представители всех дворов Европы и Индии, а также отчасти и представители иностранного духовенства.

Присутствовал и наш епископ заграничных церквей – преосвященный Антоний (Путята)155.

В Виндзоре на меня лично, да, видимо, и на остальных присутствовавших произвело сильное впечатление, когда в конце последней молитвы гроб короля при мертвой тишине стал медленно, без всякого прикосновения человеческих рук, как будто сам собою, опускаться в могилу.

Все затем проходили мимо отверстия склепа в полу капеллы, прощаясь последним поклоном с ушедшим навсегда королем.

В те дни при нас состоял адъютант покойного Эдуарда VII, моряк Камбель, малолетние сыновья которого принимали также участие в печальной церемонии в качестве пажей.

В Англии, как и в других странах, нет нашего постоянного Пажеского корпуса, и в необходимых случаях в пажи выбираются дети из семейств лиц, приближенных к королевскому дому.

У нас это учреждение было более обширно и, пожалуй, более демократично.

В него могли попадать дети каждого военного служащего, если отец их или дед имели генеральский чин, особой родовитости для этого не требуется.

Перемена царствования в Англии в те первые дни для меня, постороннего, дала мало новых внешних впечатлений.

И сам Букингемский дворец, и большинство наполнявших его людей бывшего двора, за исключением траурных одеяний, напоминали мне еще живо прежнюю обстановку. Помню только, что за обычной воскресной службой в дворцовой капелле королева Александра тогда в первый раз надела свой вдовий головной убор и что на другой день после погребения происходило представление всех придворных, в том числе и иностранцев, новому королю.

Согласно тамошнему обычаю, в таких исключительных случаях все английские подданные-мужчины склонялись перед ним на одно колено, а дамы целовали ему руку. Как объяснили, с такой же особой почтительностью приветствуют англичане своего монарха и в последующее время, но только те из них, которые видят короля лишь в первый раз по его восшествии на престол.

Предоставив весь почет новой королевской чете, королева Александра вскоре переехала в Marlborongh House вместе с нашей императрицей, а мы с великим князем через неделю или две вернулись домой.

Моя семья из-за болезни сына была опять лишена возможности в ту весну уехать в наше милое тихое Лашино, но далекое от всякой помощи докторов. Жена поэтому решила воспользоваться приглашением моего брата и во время моего пребывания в Англии переехала на лето в его имение в Виленской губернии «Колтыняны», сухой климат которого и обилие хвойных лесов считались особенно целительными для легочных больных.

Помню, что при нашем возвращении из Англии мне удалось повидать мою Ольгу, приехавшую из имения на станцию Ново-Свенцяны, где предполагалась кратковременная остановка нашего поезда.

Она вошла в наш вагон поздней ночью, когда все у нас уже спали, но этих пяти минут все же было достаточно, чтобы я успокоенный снова уехал надолго в свой Орел.