У каждого своя война - Виктор Тюрин

Когда я снова очнулся, напротив кровати сидела моя мать, а у окна стояла медсестра. После радостного восклицания матери, она повернулась, бросила на меня любопытный взгляд, после чего быстрым шагом поспешила к двери. Не прошло и двадцати минут, как палату зашли три человека. Один из них был уже знакомый мне по первому визиту – доктор с умными глазами. Вежливо поздоровались со мной, затем так же вежливо попросили мою мать подождать за дверью. Только она вышла, они поднесли стулья, принесенные медсестрой, к моей кровати и уселись полукругом передо мной. Сначала мне была устроена тестовая проверка. Задавали вопросы и показывали картинки. Потом они задали самый главный вопрос, которого я ждал:

– У вас остались какие-либо ощущения или картинки в памяти в период вашего… гм… скажем так, весьма своеобразного летаргического сна?

– Сна?! – теперь пришла пора удивляться мне.

– Скажем так, молодой человек, ваше состояние не может быть признано, как коматозное, хотя бы потому, что время от времени наблюдались сокращения мышц вашего тела, что соответствует движениям рук и ног. Так же неоднократно была замечена работа мышц вашего лица. Все это никак не вписывается в состояние, которое называется «комой», хотя в основном параметры вашего состояния наиболее ей соответствуют. Исходя из этого, мы делаем вывод, что ваш мозг жил своей жизнью. Отсюда и вопрос.

«Сон. А если это действительно был только сон! Тогда что…рассказать им все, что ли? А зачем? Что бы ни было – это только мое! Хоть сон! Хоть явь! Это только мое!».

– Даже не знаю, что сказать. И да, и нет. Что-то есть,… скажем, так, на грани сознания, но как только начинаешь вспоминать – исчезает. Словно прячется. Может, я не так выразился…

– Гм. Нечто-то подобное и предполагалось… – задумчиво протянул доктор. – И когда мы научимся отслеживать процессы, происходящие в нашей голове? Наверно, не при моей жизни. Хорошо, молодой человек. Больше у меня нет вопросов, а об остальном у нас будет еще время поговорить.

– Скажите, а вы определили причину, которая меня загнала… гм, в это состояние.

– И да, и нет, Евгений, – теперь мне отвечал сухопарый человек с худым лицом, обрамленным тонкой полоской усов, сливавшихся с коротко стриженой бородкой. – В самый последний момент был заменен один из блоков. Именно он отвечал за,… извините, не буду грузить вас научными терминами,… воздействие на ваш геном. Он причина. Но почему и как он воздействовал на вас столь неожиданным и непонятным образом… Это для нас загадка! Ведь у других испытуемых все прошло хорошо. Только вы…гм, оказались в подобном состоянии. Затем исследования по этой теме, скажем так, приостановились. Вот, в принципе, и все, что можно сказать по этому вопросу.

Не успел он закончить говорить, как третий человек, хорошо одетый, раскрыл папку и достал оттуда лист бумаги, который затем протянул мне.

– Я юрист. Тимошенко Александр Борисович. Буду разбираться с вашим весьма непростым делом. Непростое оно потому, что прецеденты, подобные вашему случаю, в мировой практике весьма редки. Теперь перейдем к нашему делу. Бумага, что я вам только что дал, копия договора, что вы подписали с институтом. Это он? Я пробежал его глазами, а потом сказал:

– Да. Это он.

– Он станет исходной точкой. Все это время, пока вы находились в… этом состоянии, институт взял на себя все расходы на ваше содержание. Теперь надо определиться с суммой, которая, скажем так, компенсирует… моральный и физический ущерб, понесенный вами из-за… Гм! Причину мы определим позднее. А сейчас, я хотел…

Спустя полтора месяца, после реабилитационного курса, я был признан медицинской комиссией полностью здоровым. За это время я успел привыкнуть и освоиться, а главное разобраться в себе и окончательно решить, что тот кусок моей жизни в Средневековье стал для меня эталоном настоящей жизни. А эта в сравнении с той выглядела настолько бледной и немощной, что тянула… Впрочем сколько я ни думал, но так и не нашел ей подходящего слова, кроме как «суррогат».

Немало времени я провел с академиком Потаповым, Сергеем Гурьевичем. Именно его убежденность в версии летаргического сна поколебала во мне уверенность в том, что я действительно жил чужой жизнью, в обличии эсквайра Томаса Фовершэма.

О моем воскрешении каким-то образом пронюхали журналисты, после чего на несколько дней я стал популярной персоной. Благодаря поднятой вокруг меня шумихе, я смог получить приличную компенсацию, которой вполне могло хватить, чтобы прожить, не шикуя года три. Затем я стал искать свое место в этом мире. Я понимал, что мне трудно придется после вольной и дикой жизни, но я понимал, что если я не буду контролировать себя, то мои вспышки гнева могут обернуться для меня большими проблемами. И все же не смотря на жесткий контроль, первое время, сплошь и рядом, возникали конфликтные ситуации.

Дни проходили в прогулках, просмотре новостей и достижений науки и техники. Пробовал искать работу (при этом не сильно напрягался). Единственное, что привлекло мое внимание, так объявление в Интернете о найме солдат удачи. Я даже созвонился с вербовочной конторой, расположенной в одной из европейских стран, но дальше дело не пошло.

Хуже обстояло с ночами, когда мне приходилось оставаться наедине самому с собой. Воспоминания, яркие и живые, заполняли меня всего, проплывали в памяти, оживляя во мне образы людей. Знакомые, близкие, родные. Враги и друзья. Память дарила мне ярость схватки, упругость ветра при бешеной скачке, страстную любовь Беатрис…

«Если это сон, то, что такое реальность? – спрашивал я сам себя каждый раз после такой ночи.

Если раньше я никогда не задавался вопросом о принадлежности человека к своему времени, то сейчас наступило самое время об этом задуматься. Кто я здесь? Маленький винтик большого механизма, а там я был… хозяином своей судьбы. Да, я вернул себе свою прежнюю жизнь, но как теперь оказалась, она мне была не нужна. Промаявшись, некоторое время, я решился поставить на себе эксперимент. Я мог сделать это и раньше, но страх, что та моя жизнь окажется странным и непонятным явлением из породы снов, до поры до времени сдерживала меня.

Встав рано утром, я отправился на один из платных манежей, где обучали верховой езде. Полчаса наблюдения за поведением лошадей и наездников на манеже дали мне понять, что я весьма неплохо разбираюсь в повадках лошадей. А стоило мне только провести рукой по шелковистой гриве, как все мои последние сомнения улетели прочь. Я не сел, а птицей взлетел в седло. Демонстрация моей выучки, вызвало вежливые вопросы у персонала, которые живо заинтересовались школой верховой езды, где меня готовили. Домой я возвращался почти счастливым. «Я был там! Был! Это не сон!».

Второй проверкой стал визит в клуб исторического фехтования (и такой нашелся в городе). Сначала меня там подняли на смех, но после того как у трех любителей, мнивших себя мастерами меча, я выбил оружие (и не по одному разу), меня, так же как недавно на манеже, обступили, и принялись выспрашивать, у каких мастеров постиг науку фехтования с мечом. Пришлось приврать в разумных пределах, после чего от меня отстали, не забыв при этом вручить мне членскую карточку почетного гостя.

С этого момента я принялся искать следы своего пребывания в четырнадцатом веке. К сожалению, книги и Интернет давали только общие сведения, поэтому я решил обратиться к специалистам. Мои приятели – студенты уже год, как, закончив учебу, разъехались – кто куда, но оставался их преподаватель, которого я когда-то неплохо знал. Поэтому следующим моим визитом стал исторический факультет университета. Михаила, когда-то Лешкиного преподавателя, я застал там же, только уже не в качестве преподавателя, а заведующего кафедрой. Начало нашего разговора было комканным, да это и понятно. Он явно принял меня за человека, который слегка поехал крышей на основе своей болезни, поэтому воспринимал мой специфический интерес к определенному историческому периоду, как явный признак моего помешательства. Но когда в последующей беседе выяснилось, что я обладаю не менее глубокими познаниями, чем он сам, то поменял свое мнение и пообещал помочь с материалами по интересующей меня эпохе. Правда, меня и здесь ждала неудача. Личности, типа Томаса Фовершэма и маркграфини Беатрис ди Бианелло не оставив яркого следа в истории, просто не упоминались в общеизвестных исторических источниках тех времен. К этому времени я пришел к мысли, что искать надо там, где они родились и жили. В Италии и Англии. На решение, куда поехать в первую очередь, повлияли слова Михаила при очередной нашей встрече. Он предложил мне частным образом поехать в Италию, где в Милане должен был состояться международный семинар на тему: «Эпоха итальянского возрождения». Ожидалось прибытия специалистов разных стран по различным областям жизни средневековой Италии того периода. Он уже получил приглашение и пообещал познакомить меня с историками, специалистами по средневековой Италии, если я поеду.