Короли рая - Ричард Нелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Забери меня домой, – прошептала она, и он прижал ее к себе, своими силой и теплом притупляя боль даже наихудших из ее ран.
Он поднял ее с земли, как маленькую девочку – его сердцебиение и шаги были единственными звуками в мире, – и молча отнес в чертог «ночных людей».
19
Следующие две недели казались другой жизнью. Даже жидкая, едва подсоленная пшеничная каша на завтраках подворья казалась лакомством, хотя есть ее Дале приходилось осторожно, чтоб не прикусить опухшие щеки и губы.
После того, как радужные завихрения света померкли, затянутое дождевыми тучами небо становилось темнее что ни день, а от влажных бризов промокало все, что не находилось рядом с очагом. Дала сидела и смотрела, как падает вода, игнорируя пристальные взгляды девиц и боль в своем избитом теле. На протяжении долгого времени она неподвижно сидела под крышами и смотрела на пустые улицы, вдыхая запахи влажных деревьев и травы.
День после той кровавой ночи она провела в зале Бирмуна. Затем, немного восстановившись, хромая и привлекая к себе взгляды, она вернулась в одиночестве; капитан Вачир и его люди разинули рты и забормотали вопросы, но, так и не услышав объяснений, помогли ей дойти до спальни. Девушки пялились. Воспитатели глазели. Дала хранила молчание.
– Ученицы будут выполнять твои обязанности в течение одной недели, – сказала дежурная сестра, стоя у койки Далы. Затем она молча поджала тонкие губы, и Дала кивнула, прикинувшись подавленной.
Они думают, это сделали другие девчонки, поняла она. Думают, это часть нашей «иерархии» – меня избили, чтобы держать в узде, когда наступит выпускная церемония.
Она была счастлива позволить им верить.
Резня семейства Табайи погрузила Орхус в грозное молчание. Прежде «ночные люди» отнимали жизни исключительно одиноких мужчин или мальчиков, и только в темноте – это было совсем другое. Дома богатых матрон превратились в круглосуточные крепости. Вожди охраняли свои поселки с людьми, вооруженными будто в военное время; круглые щиты и плотные кольчуги звенели на мрачнолицых патрульных.
Среди девушек ходили разговоры о старой племенной ненависти, даже о войне. Они говорили, что люди обвиняют сельских вождей, недовольных налогами на землю и урожай. Они шептались о восстании Южан, о морских бандах пиратов-душегубов и даже о демонах старого мира. Джучи сказала, что мужчины устраивают поединки и гибнут на улицах за каждую провинность – гибнут из-за различий во мнениях, и внимания женщин, и старых обид. Но никто так и не завел разговор о «ночных людях».
Бирмун рассказал ей о хаосе и крови, в которые вылился план похищения, и о мужчинах, которые погибли за нее. Он поведал об охране, огнях и паническом бегстве, стоившем ему двух братьев. «Они добрались домой, но умерли от ран, – сказал он севшим голосом, – они были молоды и храбры».
Их по частям захоронили в канавах. У них не было ни семей, которые скучали бы по ним, ни вождя, который заметил бы их отсутствие, и потому «ночные люди» избежали подозрений или ущерба. В последующие дни они захоронили прах членов семьи, убитой их братьями, и прах воинов, которые сражались за честь, и все это время они мудро держали рты на замке. Дала убедила Бирмуна, что в содеянном им нет ничего плохого.
«Это было санкционировано Богом, – сказала она. – Эта семья порочна и даже того хуже, и ты сделал то, что должен был. То, о чем я тебя просила».
Он кивнул и промолчал.
С момента ее возвращения на Далу смотрели с выражением, похожим на жалость. Даже Джучи потребовалось два дня, чтобы заговорить с ней после той ночи – она явно боялась худшего.
– Что случилось? – наконец прошептала она, стоя за плечом Далы и глядя на круг подворья в очередном утреннем ливне. Дала задумалась, не прибегнуть ли к обману. Задумалась, что незачем, возможно, тратить влияние, чтобы помочь возвыситься робкой девушке – не ожидая, что в будущем та добьется успеха или принесет реальную пользу. Но затем, улыбнувшись, она подумала о собственной маловероятной истории. Нельзя знать наверняка.
– Дело сделано, Джучи. Мы станем жрицами.
Ее подруга ахнула, всхлипнула и ничего не сказала, лишь в последний момент положила ей на плечо ладонь. Дала накрыла ее своей. Она не задавала вопросов, и только Богу ведомо, что думала Джучи о случившемся – если вообще об этом думала.
– Спасибо тебе, – сказала она, когда сумела, все еще сдавленным голосом. Дала коснулась ее руки и выждала, пока та уйдет. Следующие несколько недель они почти не разговаривали, но Дала позволила ей выполнять работу за двоих, когда закончилась данная воспитателями отсрочка. По ночам, особенно в дождь, ее плечо ломило; половину лица уродовало фиолетовое пятно; кожа на обоих коленях, локтях и предплечьях содралась длинными рваными полосами во время схватки, и Дала промыла их водой и сделала все, чтобы предотвратить гниение. Это заживет, но оставит свои метки, подумала она, еще немного отметин для сельской девицы со шрамом.
Она избегала видеться с Бирмуном. Каждую ночь она лежала без сна в койке и страстно желала услышать его голос и ощутить его прикосновения, зная, что и он жаждет того же. Но сейчас на нее было устремлено слишком много глаз, в том числе на улицах – слишком много недоверия и орудующих законом тиранов, готовых уничтожить нарушителя правил, только бы ослабить напряженность. Воров казнили и бросали в предместьях на поживу диким псам. Слуги вождей ловили бездомных сирот, которых всегда все игнорировали, и до полусмерти избивали их, прежде чем вышвырнуть за город, чтобы они жили вне закона. Дала кипела от этого, но знала, что cделать ничего не может. Она держалась территории подворья, не желая доставлять неприятности охранникам или привлекать внимание к своим приверженцам.
По крайней мере, Табайя играла безупречно. Она носила черную шаль в знак траура по убитым родственникам, с изяществом принимая наигранные соболезнования от однокашниц и учителей. Она осталась на
