Турецкие письма - Келемен Микеш

наши его и действительно не дождались. Какие огромные изменения может вызвать подобное событие в мире, этом большом постоялом дворе! По древнему закону после смерти первосвященника изгнанники получали возможность вернуться на родину[506]. А мы — можем ли мы надеяться на такое? Весть эта пробуждает во мне сотни всяких мыслей, но, наверно, ни одна не будет такой, какой я думаю, поэтому оставим все на Большого Хозяина и его слуг. И ежели письмо получилось очень коротким, зато весть очень большая. Как ты живешь, кузина, хорошо ли твое здоровье? Следи за ним, кузина, ведь ты видишь, как хорошо жить! Чуть не забыл, что Господь дал хорошего папу: в конце августа избрали кардинала Ламбертини, сейчас он — Бенедикт XIV, ему шестьдесят четыре года.

160

Родошто, 27 decembris 1740.

По календарю — уже зима, но погода о зиме знать не хочет, ведет себя, как будто на дворе лето. До сих пор мы еще ни разу не разводили огонь в очаге, да и как разводить, когда стоит такое тепло, окна у нас открыты днем и ночью. Прошлая зима была такой холодной, какой, пожалуй, в Европе никогда не бывало, а теперь и зимой можно носить летнюю одежду. Кто может сказать, в чем тут причина? Я скажу; а кто знает лучше, пусть скажет лучше. Прошлой зимой было куда холоднее, потому что на дрова надо было тратить больше; нынешней зимой погода хорошая, дров требуется мало. Из всего этого я вывожу, что теперь не надо покупать столько дров. Почему? Потому что нет холодов. Видишь, кузина, какой философ у тебя родственник; а если бы я еще учился! Но хоть я и не учился, знаю я людей, которые ух какие философы. Разве этого не достаточно? Но не будем говорить все о холоде, да о холоде, поговорим и о том, что в этом году было много народу выкошено, и смерть показала, что косит она не только в соломенных хижинах, но и во дворцах[507].

Прежде всего Господь взял к себе папу Климента XII; прусский король умер 31 мая, вдовствующая королева испанская ушла за ним 6 июня; императора Карла VI Бог призвал к себе 20 октября, а вскоре за ним, через восемь дней, последовала москальская царица[508]. Все эти события могут вызвать в Европе большие изменения. Уже больше четырех сотен лет императорская корона не покидала Австрийский дом, и вот дому этому настал конец. Но даже на пустой этот дом зарятся трое: испанский король, баварский король и прусский король; последний уже начал войну, хочет занять Силезию[509]. Кроме того, еще продолжается война между испанцем и англичанином, и на помощь испанцу выступил француз[510]. Все это — крупные события, за один год более крупных, чем эти, не было. Властители повсюду готовятся и находятся в большом возбуждении. Одни лишь мы сидим в изгнании, в тишине, словно наши дела — самые лучшие. Только ведь богач ест тогда, когда захочет, а бедняк — когда дадут. Теперь отовсюду собираются послы во Франкфурт[511], на выборы императора, но это будет не так скоро. Будет, не будет, это их дело. Нам же остается лишь молиться творцу, по воле или по разрешению которого все это происходит, и воздать ему благодарность за то, что дал нам прожить этот год.

161

Родошто, 15 martii 1741.

Милая кузина, получил я несколько твоих писем, прочитал их и дал на них ответ. Довольно грустно было узнать, что у главного толмача сняли голову[512]. Большего ущерба ему вряд ли могли бы причинить. Знаю, он дорого заплатил бы за нее, но — что делать. Ты пишешь, все равно у него все забрали, да и жену его схватили. Что за глупый этот мир, или мы — ослы, что так держимся за него. Молдавский господарь[513] был ему младшим братом, знаю, он сейчас плачет. Сколько денег и всякого добра у бедняги нашли, я верю, собирал он это для сына и для жены, потому как сам ничем этим не пользовался, был очень-очень худым и поджарым, как большинство греков. Видел я на нем и трехлетний кафтан, хотя знаю, что было у него достаточно кафтанов из куньего меха; а еще я видел, что у его жены голова увешана была алмазами и смарагдами. Полагаю, он еще с детства предчувствовал свой печальный конец, потому как я всегда видел его грустным и с угрюмой физиономией; он, кажется, никогда не смеялся. Будем же довольствоваться, кузина, тем, что имеем, хотя этого очень мало. И воздадим хвалу Господу за хлеб наш насущный.

Видишь, я уже поступаю так, как бывает, когда трое, четверо соберутся, и поскольку не о чем им говорить, то говорят о погоде. Вот и я пишу о погоде, потому как до сих пор здесь стояла осень и все время было сухо; за всю зиму снег шел лишь трижды. Да и что это был за снегопад! Даже армянам его было недостаточно[514]; мы тоже могли бы его съесть, будь это бузинная каша. Новости со всего мира (потому как мы находимся вне его) говорят, что поход прусского короля на Силезию[515] идет очень успешно и что повсюду собирают войска. Если бы каждый довольствовался своим, какой покой царил бы в нашем мире! Пиши мне, кузина, но за здоровьем следить надо очень старательно. Мы здесь, хвала Господу, проводим дни в тишине. Я занялся хозяйством, в саду своем посадил несколько кустов винограда, они даже принялись и принесли две грозди. Я им так рад, словно владею Токайской горой[516]. Милая кузина, как мало нужно, чтобы изгнанник был доволен жизнью.

162

Родошто, 15 maji 1741.

Как живешь, милая кузина, как здоровье? Принято ли там у вас, в большом городе, весной писать письма? Наверно, нет, потому как давно уже я не получал от тебя письма, уже целых шесть дней. Для тех, у кого ледяное сердце, как у моей кузины, это немного, но для сердца секея это очень много. Я же недавно послал тебе большое письмо, потому как здесь у нас и весной любят писать, даже с еще большим удовольствием, чем в другое время года: людям кажется, что весной вместе с цветами нужно и дружбу обновлять, и в голову приходит больше ласковых