Ричард Длинные Руки – барон - Гай Орловский

Я зябко повел плечами.

– А если… прямо?

Он не вздрогнул, не перекрестился, но сказал твердо:

– Там хуже всего.

– Что там?

– Люди.

С севера наползает целый массив темных туч, в угольно-черных недрах поблескивают багровые сполохи. Небосвод потрескивает под неимоверной тяжестью.

Из кузницы вышел сэр Смит, раздраженный, усы то воинственно поднимались шильцами вверх, то опускались, как сосульки. Посмотрел на небо, зябко передернул плечами.

– Конь захромал, – сказал он хмуро. – Я даже не заметил, когда этот дурак подкову потерял!..

Из щелей кузницы сизый дымок, частые удары по металлу оборвались, вышел дюжий мужик в кожаном переднике, в длинных клещах раскаленная до вишневого цвета подкова. Сунул в бочку в водой, оттуда с мощным хлопком вырвался столб пара.

Мы понаблюдали за процессом закаливания, наконец кузнец вопросительно взглянул на сэра Смита.

– Иду-иду, – крикнул он. – Моего коня только под присмотром…

Исполинская туча опустилась так низко, что почти задевает верхушки далекого леса. Я рассмотрел дымную полосу, так выглядит издали стена ливня.

– Неужели и нас захватит?

Гослинг внимательно рассматривал тучу.

– Это наверняка. Вам лучше переждать чуть. Если повернет тем краем, ветер оттуда, заметили?.. то ее сдвинет, после обеда можно выехать. Ливень сильный, но размыть дороги не успеет.

– Эх, – сказал я раздосадованно, – были бы здесь имперские дороги! Видел я одну…

– А здесь есть, – сообщил он неожиданно. – Полсотни миль левее… я имею в виду еще левее, и перед вами откроется такая дорога, что можно целовать ее в… грунт! По ней можно скакать в любой ливень! Вы это имели в виду?

– Да, – сказал я восхищенно и обрадованно.

– Но сейчас, – закончил он трезво, – лучше вернуться в дом. Иначе…

В спину ударил внезапный ветер, взвихрил пыль и мелкий мусор. Едва вбежали под укрытие, по двору сперва пронесся, будто прочесал гребнем, дождь из толстых, как веревки, струй, затем струи сблизились, слились. Каменные плиты задрожали от настоящих водопадов, будто небосвод треснул и вода рушится, как горная лавина.

– Такой ливень долгим не бывает! – крикнул Гослинг оптимистически. – Вернемся в зал, отведаем хорошего вина, за это время все закончится. Все-таки лучше ехать, когда светит солнышко, верно?

Ливень в самом деле закончился через полчаса, что для нас и так бесконечно много. Замок стал похож на чашу с широкими краями, почти доверху заполненную водой.

Ворота открыли с огромным трудом, тяжелая масса вырвалась наружу, размывая дорогу и прокладывая русло для целой реки, которой, увы, течь всего несколько минут. Небо осталось затянуто тучами, уже не такими грозными, гром и молнии отдалились и ушли за горизонт, однако дождь продолжался: мелкий, но частый, отвратительный.

Эбергард злился молча, Мемель печально вздыхал. Я заикнулся о междугороднем шоссе, имперской дороге, Эбергард чуть ожил, но посмотрел на небо и махнул рукой.

– Пятьдесят миль?.. За сегодня не доберемся.

– Дороги развезло, – согласился Мемель. – Нужно дождаться, когда туча уйдет. Тут такое солнце, что земля сразу станет как глиняный черепок под копытами наших коней.

Эбергард поглядывал на тучи, прикидывал, наконец сказал раздраженно:

– Да, мы все равно окажемся на имперской дороге завтра в полдень… когда бы ни выехали.

Гослинг на радостях велел продолжать пир в честь высоких гостей. Сэр Смит, Мемель и почти все рыцари с великой охотой заняли места за богато накрытым столом. По кругу пошли заздравные чаши, в кубки щедро лилось дорогое вино, Гослинг первым рассказал забавную охотничью байку, граф Мемель вспомнил еще более веселый случай. Под здоровый дружный хохот зазвучали шутки, песни, заздравные крики.

Я извинился после второй чаши вина, поднялся и постарался улизнуть как можно незаметнее. Граф Эбергард исчез еще раньше. Брат Кадфаэль и не появляется, но к нему претензий нет: монах, у них свои причуды.

Не зная, чем заняться, я вышел во двор, постоял в дверях, не решаясь ступить без особой нужды под гадкий моросящий дождь. Несмотря на мелкие капли, по каменным плитам плещет вода, под стенами бегут настоящие ручьи.

Из небольшой пристройки выглянул брат Кадфаэль, помахал рукой. Я перебежал через двор, поскальзываясь на гладких и словно намыленных камнях.

Пристройка оказалась нечто вроде лечебницы, пахнет травами, настойками, в котле варятся корни. Старый сморщенный человек с длинными жидкими волосами вправлял руку подростку. Тот терпел боль молча, а когда лекарь отпустил его, убежал с такой скоростью, что дважды поскользнулся на вымытых булыжниках двора.

– Это отец Влесалий, – сказал Кадфаэль печально. – Церковь его в запустении, часовня разрушена. Вот теперь…

Старик поклонился мне, лицо спокойное, затаенная грусть прячется в глубине глаз.

– Приветствую, брат паладин. Сочувствую, у тебя тяжелая ноша.

– Почему? – удивился я. – Это вон у брата Кадфаэля тяжелая. Мне проще. Я аки птаха вольная. Никакими канонами не скован.

Он сказал с еще большим сочувствием:

– В этом и есть тяжесть. Брату Кадфаэлю задан путь, а ты все время ищешь, оступаешься, попадаешь то на камни, то в топь, то на дорогу, что обрывается пропастью…

Я подумал, кивнул.

– Верно, отче. Но ум для того и даден, чтобы искать дорогу.

Он покачал головой, печаль в глазах стала заметнее.

– Недостаточно быть умным. Необходимо быть достаточно умным, чтобы не позволить себе стать умным сверх меры.

Сказано многозначительно, он даже умолк в этом месте и внимательно посмотрел на меня, дескать, понял ли, я кивнул и спросил, показывая, что понял, не совсем тупой:

– Вы хотите сказать, что Сатана сделал ошибку… ставши умным… сверх меры?

Кадфаэль замер, смотрел то на меня, то на лекаря, не уловив быстрого перехода, он полагал, что камешек был брошен в сторону хозяев замка.

Отец Влесалий мягко улыбнулся.

– Ты все быстро схватываешь, брат паладин. Для тебя это странно звучит, да? Думаешь, разве можно стать умным чересчур или слишком? Наоборот, чем умнее, тем лучше! Увы, как раз в этом и есть самая великая ошибка людей и даже всего рода человеческого.

Я сказал с неохотой:

– Да-да, я понимаю, вера должна быть выше, чем ум. Согласен, быть умным – еще не все. Но вот быть мудрым…

Он кивнул.

– Хорошо подмечено. Ведь большинство так и не понимает, что умность и мудрость – не одно и то же. Однако я для вас, видимо, не открою истину, что мудрость обязательно приводит к вере?

– Откроете, – ответил я вежливо. – Это для меня очень уж крамольная истина. И я не думаю, что в рамках вот такого разговора на пороге вы сумеете меня убедить…