Поэзия английского романтизма XIX века - Уильям Блейк

1818

С. Палмер. Урожайный месяц.

Масло. Частное собрание в Англии.

КАНУН СВЯТОЙ АГНЕССЫ

Перевод Е. Витковского

[455]

Канун Святой Агнессы. Холода.Сове — и то в лесу не сладко было.Траву в полях одела корка льда.В овчарне стадо смолкшее застыло.Монах поклоны отбивал уныло,Он мерз. И словно хладный фимиам,Всплывающий от ветхого кадила,Неслось его дыханье к небесам,И достигало их, и оставалось там.

Он дочитал молитву терпеливо.И, босоног, и немощен, и свят, —Берет светильник и неторопливоВдоль нефа темного[456] бредет назад,Минуя изваяний длинный ряд,Которые, во мраке замерзая,Коленопреклоненные, стоят, —И думает старик, изнемогая,О том, как их томит одежда ледяная.

Свернул на север, в боковую дверь.Шагни вперед — и лаской музыкальнойОн был бы сладко опьянен теперь.Но колокол зовет его прощальный,Над ним обряд свершая погребальный.Бредет монах, соблазны гонит прочь,Он выбрал путь недальний и печальный:Лег наземь, чтобы слабость превозмочь.За грешников молясь, монах не спал всю ночь,

Он все же слышал нежный звон прелюдийСквозь множество распахнутых дверей, —Там, в переходах, суетились люди.Вот музыка становится слышней,И зала, принимавшая гостей,Могла б явить монаху блеск соблазна.Лепные ангелы висят над ней,Держа карниз; глаза таращат праздно,На животе крыла сложив крестообразно.

Смех серебром звенит, и счету нетЦветам, нарядам, перьям и алмазам.Здесь рыцарских романов сладкий бред,Который в юности дурманит разум.Но отойдем, и обратимся разомК мечтательнице-деве у окна,Поверившей доподлинным рассказам,Что слышала от старых дам она, —И нынче ждет весь день, надеждой пленена.

В канун Святой Агнессы дева можетВо сне вкусить пленительных усладС любимым, — сна ничто не потревожит —Так опытные дамы говорят;Лишь соверши магический обряд:Не прикасайся к лакомствам и хлебу,Ложись в постель, не оглянись назад,Не шевелись, глаза подьемли к небу —И у небес всего, чего ты ждешь, потребуй.

И Маделина юная сейчас,Погружена в мечты, в тени стояла, —Потуплен взор ее девичьих глаз,Наскучил блеск торжественного бала,И музыка ее не волновала —Вот кавалер влюбленный подойдет,За ним другой, — не внемля им нимало,Она сладчайших сновидений ждет, —Святой Агнессы ночь — одна за целый год.

Священный час так близок. Каждый танецТомителен был деве, полной грез:Глаза в тумане, на щеках румянец.Средь разговоров в шутку и всерьез,Любовных объяснений и угроз —Одну мечту скрывала дева свято,Ждала, чтоб сон блаженство ей принес,Заранее восторгами объята:Святой Агнессы ночь и белые ягнята.

Но медлила она, полна мечтой…Меж тем через холодную равнинуСюда пришел Порфиро молодой,Тая в душе любовную кручину, —И у портала стал, наполовинуУкрывшись от луны в прозрачный мрак.Он молится: увидеть МаделинуХотя б на миг, приблизиться на шагИ на колени пасть. Да, это было так.

Но если здесь, при всей его отваге,Он будет узнан — то тогда беда,Порфиро знает: засверкают шпаги.Два благородных дома навсегдаРазъединяет кровная вражда.Кругом готова к драке и разбоюХолопов кровожадная орда:Он будет оскорблен любым слугою.Одна старушка здесь к нему добра порою.

Счастливый случай! Вот она с клюкойПриковыляла темным коридоромТуда, где он стоял, окутан мглой,Не обольщен ни музыкой, ни хором.Ее объял испуг, но тусклым взоромОна его окинула тотчасИ прошептала юноше с укором:«Спеши домой, Порфиро, скройся с глаз —Весь кровожадный род пирует здесь как раз!

Здесь карлик Гильдебранд, — в припадках бредаОн часто проклинает в эти дниТебя, и твоего отца, и деда,И даже землю всей твоей родни;Лорд Морис тут, старик, — и все ониТебе враги! Беги, мой мальчик милый!»«Нет, тетушка, присядь и объясниСначала все». — «О пресвятые силы!Коль не пойдешь за мной — ты на краю могилы».

Он двинулся за нею, низкий сводПлюмажем задевая то и дело.Старушка молвила: «Пришли, ну, вот», —И в комнатку войти ему велелаПод лестницей. В окно луна смотрела.«Где Маделина? — сдерживая страсть,Спросил Порфиро. — О, скажи, Анджела,Во имя дев, которым Божья властьДозволила кудель Святой Агнессы прясть?»

«Святая ночь! Невинная Агнесса!Но эта ночь опасностей полна.Нет, не иначе, молодой повеса,Ты носишь воду в сите колдунаИ с феями знаком. ИзумленаТвоей отваге я. Помилуй, Боже!Где Маделина? Тешится онаИгрою в заклинательницу. Что же,Ей весело — позволь и мне смеяться тоже».

Искрится смех в чертах ее лица.Растет вниманье в юном господине —Так завлекает бабка сорванца,Мешая угли в гаснущем каминеИ сказку оборвав на середине.В глазах Порфиро светится вопрос:Что хочется увидеть Маделине —И, расспросив, сдержать не в силах слез:Как сладко спит она в плену бесплотных грез.

Вдруг, сердце озарив желанным светом,На ум уловка дерзкая пришла, —Но, услыхав от юноши об этом,Старушка в изумленье обмерла:«Мне предлагать подобные делаКак ты посмел, исчадье преисподней?Я госпожу оберегу от зла —Прочь, нечестивец, я не стану сводней;Я думала, что ты гораздо благородней».

«О нет, — воскликнул юноша, — О нет!Клянусь душой — греха не приумножу;Пусть больше не взгляну на Божий свет,Коль дивный сон на миг один встревожуИ хоть на шаг к ее приближусь ложу.Анджела, сжалься, или я теперьПоследний путь к спасенью уничтожуИ криком разбужу весь дом, поверь —Пусть каждый из врагов страшней, чем дикий зверь».

«О, горе мне, несчастной! НеужелиПриблизить хочешь ты последний часСтарухи немощной? Не о тебе лиЯ истово молилась каждый раз —Чтобы тебя Господь хранил и спас?»Но в голосе Порфиро зазвучалаТакая страсть, что выполнить наказСтарушка наконец пообещала:Все сделает она во что бы то ни стало.

В опочивальню к девушке тайкомОн проскользнет, не проронив ни слова;Там спрячется за полог и потомКрасавицу увидит без покрова;И, может быть, блаженства неземногоВ ночь волшебства добьется господин.Подобного свидания ночногоВлюбленный не изведал ни одинС тех пор, как заплатил свой страшный долг Мерлин.[457]

«Ну, будь что будет! Ночь Святой Агнессы! —Старушка молвила. — На пир ночнойВсе лакомства и все деликатесыЯ принесу. За створкою двернойУвидишь лютню ты. Господь с тобой!Я так слаба и для устройства пираНе больно-то гожусь. Обет святойТы дашь, что женишься на ней, Порфиро, —Иль нет покоя мне до преставленья мира!»

Она ушла. Взволнованный юнецПрождал минут неизмеримо много,Пока она вернулась наконецИ позвала. Вдоль галерей дорогаВо тьме вилась. Кругом жила тревога.Но вот они ступили на порогОдетого шпалерами чертога,Где молодой Порфиро скрыться мог,Старушку отпустив, не чуявшую ног.

Анджела шла по лестнице старинной,Держась рукой дрожащею своей,Когда из тьмы кромешной Маделина,Как ангелок, предстала перед нейС узорною свечой. Вдоль галерейСтарушку тихо отвела девицаВ ее покой. Теперь держись смелей,Порфиро, — дева скоро возвратится:Она уже идет, она летит, как птица!

Свеча клонила пламень голубой.В лучах луны скользил дымок лениво.Девица дверь закрыла за собой,Молчанье соблюдая терпеливо;Но сердце… сердце стало говорливо,Стучит в груди лилейной все сильней, —Так бьется, умирая от надрыва,В орешнике зеленом соловей,Внезапно онемев пред гибелью своей.

В алькове девичьем высокой аркойВенчалось многоцветное окно,Диковинной, необычайно яркой,Тончайшею резьбой обрамлено:В ней прихотливо было сплетеноБесчисленное множество прекрасныхЦветов — а в центре, алый, как вино,Был щит с эмблемой королей всевластныхСредь тысячи гербов и надписей неясных.

В окне сияла полная луна, —И сверху падал отблеск багрянистый, —Когда молиться начала она.Он длани превращал в рубин лучистый,Вправлял в нагрудный крестик аметисты,И вкруг чела, как некоей святой,Соткал ей нимб. Казалось, ангел чистыйСтоит — бескрыл, но окрылен мечтой.Порфиро обомлел пред этой красотой.

Но вскоре ожил. Дева молодаяПрочла молитву до конца — и вот,Шелка и драгоценности бросая,Она почти нагою предстает,Как нереида, вставшая из вод.Воображенье деве рисовалоАгнессу — и теперь пришел чередПо ритуалу лечь под покрывало.Но коль скосишь глаза — все волшебство пропало.

Она, дрожа, на ложе возлегла —И тело девичье тотчас сомлелоОт нежного, снотворного тепла;И, словно мысль, ее душа от телаДо утренней денницы отлетела, —Так девушку сковал блаженный сон,Так древний свиток спит осиротело,Песком и солнцем надписей лишен,Так роза под дождем спит, превратясь в бутон.

Порфиро, в этот рай проникший тайно,В мечтах смотрел на брошенный нарядИ слушал каждый вздох, когда случайноВздыхала девушка, — и был он радВ молитвах возводить влюбленный взглядПри каждом вздохе. Но, страшась открыться,Ступил вперед, волнением объят, —Взглянул — и сердце стало чаще биться:Как безмятежно спит прекрасная девица.

И расстелил Порфиро в полумгле,У края ложа, скрытого от света,Парчовый плат на маленьком столе —Сей плат, имевший свойства амулетаБыл ярко-красного, как пламя, цвета.Издалека донесся звук рожка,Литавры, приглушенный тон кларнетаКоснулись слуха юноши слегка, —Но миг прошел, и вновь тревога далека.

А дева все спокойнее, все тише,Спала в сорочке, тонкой, как туман, —Пока Порфиро доставал из нишиПунцовые, как солнечный шафран,Сладчайшие плоды из дальних стран;Душистый мед, искрящийся и жидкий.И Самарканд, и Смирна, и ЛиванБлагоухали здесь, прислав в избыткеДары своих садов и пряные напитки.

Из темной ниши на парчовый платЯвилась драгоценная посуда.И разливался пряный ароматВ ночной, прохладной тишине, покудаПорфиро яства разложил на блюда.«Теперь проснись, мой чистый серафим,Открой глаза, пускай свершится чудо, —О, пробудись! Твой друг тоской томим —Иль он заснет сейчас последним сном своим».

Так прошептав, рукою осторожнойКоснулся он ее закрытых век, —Но нет — разрушить чары невозможно,Их растопить трудней, чем горный снег,Чем лед, сковавший гладь широких рек;А лунный свет бледнел. Сказать короче,Казалось, не откроются вовекДевичьи зачарованные очи —Во власти колдовства необычайной ночи.

Порфиро лютню в руки взял тогда,Коснулся струн. Аккорд раздался длинный,Молчанье разрушая без следа:La belle dame sans merci[458] — напев старинныйВстревожил слух прекрасной Маделины.Она во сне вздохнула — и напевУмолкнул. Оборвался сон невинный, —Сверкнули очи, в миг один прозрев, —А юноша застыл, как мрамор, побледнев.

Того, кто ей приснился, несомненно,Перед собой увидела она:Мучительно свершалась перемена,Почти прогнав очарованья сна —Красавица была изумленаИ поскорей заснуть желала снова,Но медлила, волнения полна,Столь робким видя юношу младого,Что перед ней стоял, не говоря ни слова.

Она сказала: «Милый, что с тобой?В моих ушах еще не отзвучалиТе клятвы, что шептал мне голос твой.И не было в твоих глазах печали —Они огонь прекрасный излучали…О, возврати, верни свой голос мне,Таким же стань, каким ты был вначале —Еще побудь со мной, в прекрасном сне,Не покидай меня в холодной тишине».

Такою речью сладостной ПорфироБыл зачарован и воспламенен.Как яркая звезда среди эфираСверкнет, спеша взойти на небосклон,Как в аромат, что розой порожден,Вплетет фиалку нежную природа, —Так он вошел в ее прекрасный сон.А за окном — бушует непогода,И медленно луна спустилась с небосвода.

Темно. Зернистый снег стучит в стекло.«Нет, я не сон, мой ангел светлоокий!»Темно. Метелью все заволокло.«Да, ты не сон! Зачем же в путь далекийПустился ты? Кто так погряз в пороке,Что нас оставил в комнате вдвоем?Но знай, что покидаешь ты, жестокий,Лишь горлинку с надломленным крылом, —Тебя не прокляну… Но ты оставь мой дом!»

«О Маделина! Милая невеста!Моих очей светлейшая звезда!Я лишь затем проникнул в это место,Чтоб стать твоим вассалом навсегда, —Я пилигрим, и на пути сюдаМне встретились тревоги и ненастья,Но ничего из твоего гнезда,Кроме тебя самой, не стану красть я, —Молю, доверься мне — пред нами годы счастья!

Чу! Слышишь голос вьюги колдовской, —Он нас зовет. Вставай, моя родная!Заря близка, и день не за горой, —Спеши за мной, сомнения не зная, —Скорей, в дорогу! Братия хмельнаяНе в силах ни подняться, ни взглянуть,Над кружками рейнвейна засыпая.Сквозь снег и вереск предстоит нам путьНа юг, где замок мой, где сможем отдохнуть».

И подчинилась Маделина. Скоро,Превозмогая робость и испуг,Она шагнула в темень коридора,Хотя чудовищ видела вокруг.За ней ступил ее влюбленный друг,И в сумраке рассвета мутно-серомНе доносился ни единый звук —Лишь сквозняки скользили по шпалерам,По вытканным на них галантным кавалерам.

Как призраки, в широкий темный залОни прошли к железным балюстрадамУ входа, где привратник мирно спалС огромною пустой бутылкой рядом;Он приподнялся и окинул взглядомСвою хозяйку, снял с дверей замок,Откинул цепь — и вот конец преградам:Свирепый страж у двери снова лег,И юная чета ступила за порог.

О, сотни лет, должно быть, пролетели, —Следы влюбленных стерты, сметены…В ту ночь барон метался по постели,И всех его гостей душили сны:Вампиры, черти, ведьмы, колдуны.Анджела утром умерла от страха,Над ней молитвы были прочтены…Сто тысяч «Ave»[459] не спасли монаха,И он заснул навек средь ледяного праха.

1819