Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов

слова нету. Откуда шли?

— Со службы.

— С какой службы?

— Со складу.

— Значит, напились при исполнении обязанностей?

— Конечно, мы не зря пили.

— Один туман, — сказал милиционер тихо дежурному.

Дежурный, видимо, не знал, какой еще вопрос задать, и потому только, озадаченный, смотрел на арестованных.

— А почему так поздно шли?

— Сверхурочные работали.

— А почему напились? — спросил дежурный, хлопнув рукой по таракану, который, выскочив откуда-то, хотел было перебежать стол наискось.

— Потому и напились, что сверхурочные работали, — ответили арестованные.

— Вот тут и разбери их, — сказал милиционер.

Дежурный отклонился на спинку стула.

— Да в чем ваша служба-то состоит?

— В чем… вино пробуем, сорта определяем… один там дороже, другой тоже дороже.

Милиционер с дежурным живо переглянулись.

— Черт возьми!.. Так это, значит, служба?

— А ты что же думал! Известное дело — служба.

— Ч-черт возьми!..

— Ну, и как же вы пробуете?

— Да так, полагается только рот полоскать и выплевывать.

— Вино-то выплевывать? — спросил с недоумением дежурный.

— Ну да.

— Это что ж, издеваться над человеком? — сказал, сплюнув, милиционер. — Пополоскал-пополоскал да и выливай? Черта с два вылил бы я тебе! А вы-то, неужто выплевываете?

— Как придется… Да оно, когда разные сорта пробуешь, так и не выплевывамши наберешься хорошо.

— Разные — это как есть, — сказал милиционер, — особливо водку с пивом.

— И значит, каждый божий день вот в таком состоянии? — спросил дежурный.

— Нет так только — когда сверхурочно.

— А по своей воле сверхурочно работать можно? — спросил милиционер.

— Да ведь если работа есть — отчего же!

— Дня б ни одного не пропустил, — сказал милиционер, утерев рот.

— Садитесь, чего ж стоите-то, — сказал дежурный. — Вон, стало быть, какие должности-то еще есть!.. Значит, пей, и никто тебе ни черта сделать не может. Вот это служба. А сейчас с нас требуют, чтобы пьяных особливо преследовать, потому пьянство агромадный вред республике делает… Хулиганство там и прочее. Ведь вот вы на четвереньках шли, значит, мы вас должны были бы забрать. А вы, глядь, по должности на четвереньках-то шли.

— А что, ежели совсем не выплевывать? — спросил милиционер.

— Тогда и на четвереньках не дойдешь, — сказали арестованные.

— Здорово!

— Ну, что ж, у нас ночевать будете или проводить послать?

— Нет, сами доберемся как-нибудь.

— А завтра, значит, с утра прямо начнете?

— С утра.

— Ну и служба… Скажи пожалуйста!

Когда арестованные, придерживаясь друг за друга, пошли по стенке из участка, дежурный и милиционер долго смотрели им вслед, потом дежурный крикнул:

— А вакансии у вас так-то нету там?..

— Все забито.

Милиционер почесал в затылке и, выбежав за ушедшими на крыльцо, крикнул:

— А сдельно у вас не выдают?..

1926

Пробки

В комнату, занимаемую водопроводным слесарем, постучали. Вошла полная дама в накинутой на плечи шубе и, очевидно, не зная, кто здесь хозяин, обратилась к сидевшим за столом монтеру и истопнику:

— Пожалуйста, будьте добры прийти, у нас вода течет из крана. Там, вероятно, пустяки, только винтик какой-нибудь подвинтить.

— Вон хозяин.

Слесарь, рывшийся в стенном шкапчике, сначала ничего не ответил, потом недовольно сказал:

— Некогда сейчас.

— Пожалуйста, будьте добры… может быть, потом, когда освободитесь.

— Ладно, там посмотрим.

— Ну, так я буду ждать вас. А вы уж, пожалуйста, сегодня…

Когда полная дама ушла, монтер подмигнул ей вслед и сказал:

— Обращение какое: «Вы, пожалуйста». Вот и мы в господа попали.

— Нужда всему научит, — сказал хозяин.

— Зарабатываешь-то хорошо?

— Да зарабатываю ничего. Надоедают только очень. Сами ни черта не умеют и лезут со всякой ерундой. Работа все пустяковая.

— Ежели у человека голова с мозгом — пустяковой работы не будет, — сказал электрический монтер. — У меня брат тут недалече живет, так у него винтиков не бывает, он тоже водопроводчик — как позовут чинить, — а придет, посмотрит и скажет: воду запереть придется, потому что надо в котельное отделение идти. Да и то, кто ее знает. Завтра попробуйте, пустите воду. На другой день прибегают с благодарностью.

— У, черти безголовые, прямо смотреть противно, — сказал угрюмо слесарь.

— Вот возьми ты хоть эти пробки электрические, кажется, малый ребенок разберется, как и что: взял, проволочку вставил, и готово дело. А у них как электричество потухнет, так за мной. Когда придешь, так всей семьей соберутся, ровно как на чудо какое смотрят, когда пробки меняешь. Сам барин тебе свечкой светит. А никогда не спросят, как это делается.

— Совестятся, подумаешь, что хлеб у тебя отбивать хотят, — сказал, усмехнувшись, истопник.

— Нет, это уж так… Теперь вот до чего напуганы: иной раз возьмешь для смеху, вынешь пробки и ждешь, что будет. Прежде, бывало, горничную пришлют: «приказали исправить», а теперь сами прибегают: «пожалуйста, вы». — не хуже этой барыньки.

— Верно, верно.

— Да иной раз, если некогда, еще скажешь, что, мол, так скоро нельзя, тут в котельное отделение надо идти да винты на базаре покупать.

Истопник засмеялся.

— Какое ж тут котельное отделение с пробками-то?

— Все равно, им что ни скажи.

Даже слесарь усмехнулся и еще раз повторил: «котельное отделение», ведь выдумают, ей-богу.

— Это верно, — сказал, усмехнувшись, истопник.

— Смирные уж очень стали. Куда что делось? Бывало, раз позвали, отправляйся немедленно, а сейчас скажешь: подождите — и ждет в коридоре. Ну-ка, постой, сейчас попробуем…

Монтер вышел в коридор и через минуту вернулся.

— Закинул удочку, — сказал он, подмигнув.

— Ай вывинтил? — спросил истопник. Электрический монтер только молча кивнул головой и, загородившись ладонями от света, стал смотреть в окно.

— Сейчас из пятьдесят второго номера прибегут.

— Чудак…

Через минуту за дверью послышался шорох, потом грохот поваленной кадки.

— И в коридоре потушил, — сказал монтер.

Все засмеялись и стали смотреть на дверь и ждать. Вошла пожилая дама.

— Пожалуйста, будьте добры, у нас электричество погасло.

— Давно? — спросил, нахмурившись, монтер, как нахмуривается доктор при заявлении пациента о болезни.

— Нет, только сейчас… мы ничего и не делали с ним, даже не дотрагивались… оно само… совершенно само.

— Само ничего не бывает. А ручкой с пером в него не совали?

— Какой ручкой… Что вы… нет, нет…

— Все лампы погасли или часть?

— Все, все, нигде не горит.

— Это дело плохо. Придется… в котельное отделение идти, — сказал, подумав, монтер. — Завтра приходите.

Дама ушла, поблагодарив.

Истопник упал животом на кровать, а угрюмый слесарь сказал:

— Смех смехом, а теперь только этим и зарабатываешь…