Воровские гонки - Игорь Христофоров

Щелкнув перочинным ножичком, толстяк на глазах у всех осторожно воткнул лезвие в пакетик, вынул его оттуда, понюхал острие ножа и, все так же рыкая, произнес любимую фразу полицейских всего мира:

- Вы арестованы, мистер Барташевский!

- В чем дело? - ошалелыми глазами смотрел на кончик ножа бывший коммерческий директор. - Это не мое! У меня не было в сумке этого пакетика!

- Вам предъявлено обвинение в перевозке наркотиков в Соединенные Штаты Америки. Вы можете не отвечать на наши вопросы. Это ваше право. Кроме того, вы имеете право нанять адвоката. Если вы стеснены в средствах, полиция предоставит вам бесплатного адвоката...

- Какие наркотики?.. Какой адвокат?.. Что происходит?.. Это съемки скрытой камерой?

Барташевский таял на глазах. От его величия осталась лишь

прическа. Но кожа под нею, судя по всему, так взмокла, что и

причесочка вполне могла сползти с нее на пол. Жора Прокудин был

единственным из присутствующих, кто знал тайну Барташевского. Его

красивая прическа была не более чем париком. Великолепным,

добротно сделанным париком.

- Я требую объективного расследования! Я требую консула Российской Федерации! - и вдруг замер.

Жанетка сделала шаг от него и прижалась к Жоре Прокудину. Без шиньона ее волосики выглядели куце и беспомощно. Если в самолете Барташевский воспринимал ее с иронией, даже с презрением, то теперь он ей позавидовал. У полицейских почему-то не было ни малейшего желания копаться в вещах его спутников.

- Дегтярь! - уже по-русски выкрикнул он и под щелчки наручников на запястьях заорал Жоре Прокудину, заорал несмотря на то, что стоял всего в трех шагах от него: - Это - Дегтярь! Это козел без пальца! Он подставил меня!.. Он!.. Он!.. Он!.. Жаирзиньо, сделай все, чтобы вырвать меня из полиции! Спаси меня! Ты слышишь! Спа-аси!

- А как? - развел тот руками.

- Это - Америка! У них можно оставить залог за задержанного! Тогда меня выпустят! Оставь!

- У меня сущие копейки, - вроде бы случайно коснулся он кармана брюк.

В них объемно и приятно ощущался кошелек с семью тысячами долларов.

- Получи по моей кредитке! Там - все наработанные по Рыкову деньги! Там - и мои деньги!

- Следуйте за нами! - дернул за наручники толстый полицейский.

Ему уже порядком надоел белый здоровяк, кричащий на непонятном, совсем не рыкающем языке.

- Мистеры полисмены! - взмолился Барташевский. - Разрешите мне передать господину его пластиковую карту! Она оказалась у меня совершенно случайно!

Жвачный посмотрел на толстяка. Тот лениво кивнул, и Барташевский не стал ждать слов. Он потянул руку негра своими двумя руками к боковому карману пиджака, достал оттуда бумажник, а Жоре Прокудину показалось, что его достали оттуда пухлые ручки негра.

- Возьми вот здесь, в отсеке для кредиток! - протянул Барташевский к Жорику развернутый бумажник. - Вот эта, пестренькая!

Других кредиток в портмоне не было.

Двумя пальчиками, как горящую бумажку, Жора Прокудин вытянул из щели пластиковую карточку и опять вздрогнул от истеричного крика Барташевского:

- Запиши код! Без его набора банкомат не выдаст наличные!

Жвачный полицейский, уставший от крикливого русского и от неизвестного ему языка, больно дернул пленника за наручники, и Барташевский взвился:

- Ой, ма-амоньки! Бо-ольно!.. Жорик, я тебя умоляю! Запомни код! Запомни!

Он выпалил его под толчки в спину и, закончив, тут же начал повторять сначала. Полицейские волокли его за руки, и Барташевский не мог даже обернуться. Его медальный профиль в глазах Жоры Прокудина все сужался и сужался. Барташевский будто бы исчезал из его жизни. Исчезал навсегда. И когда окончательно исчез за дверью, Жора, не сдержавшись, произнес:

- Пора линять.

- Жора, что произошло? - прошептала на ушко Жанетка. - Неужели он вез наркотики?

- Он назвал фамилию. Какую он назвал фамилию? Пушкарь? Скобкарь?

- Кажется, Дегтярь... Да - Дегтярь...

- Ты такого знаешь?

- Нет. Первый раз слышу.

- Без пальца, - повторил Жора Прокудин и осмотрел свою целую пятерню. - Он уже как-то говорил по телефону про сыщика без пальца. Он шел по нашему следу. Значит...

- Бежим отсюда, милый, - взмолилась она. - Бежим...

Жора знал совсем немного английских слов. Не больше тридцати-сорока. Половину из них он сказал таможеннику. Скорее всего, получилась абракадабра, но негр-таможенник улыбнулся, посмотрел на подошедшую к нему девицу-таможенника и шлепнул какой-то важный штамп на его бумаги. Путь к свободе был открыт. Америка впустила их на свои необъятные просторы.

- Бежим, - вцепилась в руку Жанетка.

- Мы пойдем. Сейчас, - успокоил он ее.

Таможенник отрыжкой произнес что-то, и Жорик в ответ по-дурацки, по-барташевски улыбнулся всеми своими зубами. Они у него были неважнецкими. С детства.

- Что он сказал? - дохнула испугом на ушко Жанетка.

- Он восхищен твоей красотой. Говорит, что в Америке нет ни одной актрисы, даже в Голливуде, с таким личиком. У них бабы, говорит, сплошные крокодилы.

- Серьезно? Он же всего два слова брякнул...

- Иногда для выражения восхищения хватает и одного.

Забросив на плечо свою единственную поклажу - черную кожаную сумку, купелнную еще в Приморске, сумку, пахнущую почему-то общагой военного университета, то есть пахнущую украинским борщом и жареной картошкой, Жора Прокудин понес отечественные запахи сквозь ледяной импортный воздух аэропорта, нагнетаемый мощными кондиционерами и у него возникло чувство, что он попал на другую планету.

Первый же банкомат они нашли в здании аэропорта. В Москве Жора пользовался им не больше трех раз и уже ничего толком не помнил. Кнопок на нем было больше, чем на аккордеоне.

- Тяжелый случай, - вздохнул он над молчаливым электронным чудовищем.

- Извините, вы не с Додиком вместе летели? - навис над ним худющий джинсовый парень с влажными глазами.

- Не-ет, - совсем не чувствуя расположения к незнакомцу, ответил Жора Прокудин.

- Но вы только что прилетели из Москвы? - не унимался худющий.

Его нижняя губа висела почти до края подбородка. На секунду было впечатление, что в эту губу вшит кусок свинца. Еще в детстве. Просто парень не знает об этом и до сих пор мучается.

- Да, из Москвы, - ответила Жанетка. - А что?

- А вы не заметили в салоне такого курчавенького человечка? Невысокенького?

- Нет, - одновременно ответили они оба.

Впервые в жизни Жора говорил одновремнно с кем-то правду. И этим человеком оказалась Жанетка.

- Ну что? - из гулкой глубины аэропорта приблизился к ним среднего роста мужичок.

Он был весь какой0то серый. И лицо, и рубашка, и джинсы на нем были серые. Только взгляд непонятно какого цвета глаз удивлял своим странным блеском. Глаза будто бы пытались осветить фигуру, но никак не могли перебороть общий фон.

- Эти господа не видели Додика, - всплеснул руками долговязый.

Его нижняя губа при этом дважды дернулась. Жоре опять стало жалко парня.

- Это просто трагедия! - с необычной для серого человечка страстностью произнес он. - Это просто-таки "Гамлет"! Тетя Соня не выдержит такого удара! Неужели его не выпустили из Москвы?! Сейчас есть невыездные из страны? - обратился он к Жорику.

- Вроде нету. Сейчас демократия.

- В Латинской Америке тоже демократия, - не согласился серый человечек. - А правят генералы. И сплошные перевороты!

- Ты все перепутал, - влез худющий. - Перевороты сейчас - в Африке.

- И у них тоже есть! Слушайте, - встрепенулся серенький. - Я вижу, вы никак не осилите банкомат. Вам помочь?

- А вашего Додика не прозеваете? - обернулся к залу Жора Прокудин.

По нему ходило немало коротышек с курчавыми волосенками на головах. Они все выглядели додиками.

- Я почему-то думаю, что он перепутал рейс, - уверенно решил худющий. - Он всегда, еще как мы жили в Одессе, путал номера рейсов. Подождем следующий самолет...

- Давайте вашу карточку. Я покажу, как снять сумму, - протянул холенуб ладонь серенький.

- Я сам, - медленно воткнул ее в щель Жора Прокудин, и банкомат беззвучно всосал карточку в себя. - Вы только покажите, что нажимать...

- Вот здесь, - заслоняя от Жоры пульт, всунул свое перекрученное тело худой. - Вот эту кнопочку сначала.

- А потом вот ту! - сунул и свое тело между Прокудиным и худым серый человечек.

- Ай! - вскрикнул Жора. - Вы мне на ногу наступили!

- Извините, мистер... Извините, - по-рабски залепетал серенький.

Он вырвал свое тело, вбитое клином между Жорой и худым, но вырвал как-то так неудачно, неуклюже, вновь наступив Прокудину на ту же самую ногу и на те же самые пальца.

- Больно же, ко-озел! - вскрикнул пострадавший и поневоле приподнял ступню над полом.

Сначала полегчало, а потом боль вернулась еще более сильной.

- Я там ногу натер, а ты...

- Ради Бога, извините, - спиной вперед отступал от него серенький, по молитвенному прижимая сразу обе ладони к груди.