Воровские гонки - Игорь Христофоров

- Люблино... Люблино, - положив палец на подоконник, стал пятиться от него Жора. - Лю... Я знаю... знаю ту улицу, что... что на обратном адресе... Это... это адрес Лю... Люблинского кладбища...

- Не-ет! - в диком, зверином крике выхлестнула она все, что разрывало сейчас ее душу: страх, боль, жалость, ненависть, отчаяние. - Не-ет!

Он схватил ее за плечи, притянул к себе, сжал так, как только мог, но она вырвалась, отпрыгнула в комнату, согнулась, выставив вперед сжатые кулачки, и снова заорала:

- Не-ет! Не-ет! Не-ет!

- Жанетик, милая, не надо... Не надо... Я не знаю, что произошло. Толик жив! Жив! Не ори! Я... я... Да, я сделаю это! Я позвоню сейчас Боссу! Прямо сейчас!

Косясь глазом на белый палец с синим ногтем и с синей же, похожей на комара, буквой "ж", он с третьего раза, через проскальзывания и попадания пальцем не в те отверстия, набрал все-таки сотовый номер Босса и, когда трубка ожила, заорал в нее:

- Босс, у нас чэ-пэ! Босс, у Жанетки истерика! Здесь... тут...

- Что-то случилось? - обреченным голосом спросил Босс, и Жора онемел.

Он никогда еще не слышал таких ноток. Босс казался ему скалой, о которую столетиями разбиваются шторма. Но сейчас скала треснула, и он не сдержался, спросив в свою очередь:

- А что-то случилось?

- Ну ты же говоришь, чэ-пэ.

- Босс, тут тетка, ну, почтальонша... Она принесла бандероль. Маленькую такую. Совсем маленькую...

- И вы, придурки, открыли?

- Да... Там это... палец Топора. Ук... казательный. С пра...правой руки. Я знаю. И Жа... Это мертвый палец... Он бе...

- Падлюка! - ругнулся Босс.

- Что?

- Это похоже на него.

- На кого?

- На того, у кого нет указательного пальца на правой руке, - с ненавистью выдавил из себя Босс.

- А у кого нет? - опять ощутил волосы на голове Жора Прокудин.

Они существовали как бы отдельно от кожи.

Висели в воздухе и шевелились. Хотя ветра никакого не было.

- Я тебе потом объясню, кто это, - сумрачно ответил Босс. - Что Жанетка?

- Она... Она сидит на полу и раскачивает головой. Она... она в трансе.. Босс, этот па...

- Успокой ее. Как можешь успокой. Главное, не говори, что ты знаешь...

- А что я знаю?

- Через секунду узнаешь... Топора убили...

- Так вот почему там - Люблино!

- Какое Люблино?

- На бандероли - адрес... Люблино... Улица, где кладбище...

- Серьезно?

- Да, я вспомнил! Я там как-то был. Уже не помню, почему...

- Значит, они его туда подкинули. Как неопознанный труп.

- Я поеду туда... Надо сказать им его имя, фами...

- Нив коем случае! Сейчас это уже не имеет ни малейшего значения. Топора ты все равно не вернешь...

- Да... Точно - Топор! - только теперь разглядел Жора Прокудин, что коряво написанное под обратным адресом слово, начинающееся с "Т", - это и есть "Топор".

- У нас на пути появился страшный человек. Я бессилен против него. Он как заговоренный.

- Кто это? - еле пошевелил губами Жора Прокудин.

- Тот, кого Рыков послал по нашему следу. Он хочет отобрать деньги, что уже в Штатах. Топором он подавится. Больше я ему никого не отдам. А вы... Значит, так, - опять привычно потвердел его голос. - Хватай Жанетку и беги с этой квартиры. Машину не бери. С ней тоже может быть подляна. Затеряйся по Москве, занырни в какую-нибудь нору, отсидись до утра...

- До утра?

- Да, именно до утра. В обед мы вылетаем в Нью-Йорк. Вылетаем все... Почти все...

Наверное, он вспомнил о Топоре. А потом Жоре почудилось, что и они

обречены, и что не будет никакого аэропорта, никакого Нью-Йорка,

ничего не будет.

Он отклеил вроде бы намертво прилипшую к полу подошву правой ступни и шагнул на паркет в коридорчик. Ощущение приклеенности, ловушки исчезло. Но страх остался. Каждую секунду могло произойти непоправимое.

- Мы...мы бежим, - за двоих решил он.

Жанетка все так же раскачивалась. Ее лицо за секунды стало старше на двадцать лет.

- Давай, - устало выдохнул Босс. - Позвонишь мне в восемь ноль-ноль утра. Все...

Он впервые в жизни назвал точное время. Без минут. И без секунд.

Это не могло означать ничего хорошего. Сейчас уже ничто не могло означать хорошее.

Глава шестьдесят четвертая

ЛЮБОВЬ ЗЛА

В сумрачной комнатушке всего стояло по двое: две армейские кровати с зелеными дугами, две тумбочки без ящиков, две деревянные

вешалки явно довоенных времен. И все.

Больше ничего в комнатушке не было. Даже штор на единственном окне. Оно смотрело на голую кирпичную стену и создавало в помещении осень. Хотя на улице правили бал жара да духота. Да вонь автомобильных выхлопов. Здесь, правда, последнего не существовало: пахло муторно и кисло, будто прелыми листьями. И ощущение осени становилось все сильнее.

Жанетка села на скрипнувшую койку и замерла. Она молчала все время, пока Жора таскал ее за руку по дворам Измайлова, молчала в потном адском метро. Молчала, молчала, и если сначала он воспринимал это как благо, то сейчас, после двух часов тишины, царящей между ними, Прокудин начал бояться, что с Жанеткой произошло что-то страшное. Он не допускал мысли о безумии, но других мыслей вообще не было.

Приказ спастись он исполнял истово. В гостиницы не рвался, редким знакомым не звонил, в риэлтерские фирмы не обращался. Честно говоря, он даже не представлял можно ли спастись от человека без указательного пальца, если даже Босс проиграл ему схватку. Был в этом долгом потном побеге момент, когда Жорик поймал себя на том, что у всех встречных высматривает пальцы на правой руке.

В общагу гуманитарного университета минобороны он попал совершенно случайно. Просто после очередного броска под землей они

выбрались из павильона метро "Спортивная", проскочили пару дворов, и Жора Прокудин увидел с тыла корпуса общаги. На веревках, протянутых от окна к окну, сушились майки, трусы, тельняшки, ползунки, камуфляжная форма, лифчики, комбинации и халатики из пестрого ситчика. Если бы не халатики из пестрого ситчика с чисто русским рисунком, можно было бы подумать, что они попали в негритянский квартал Нью-Йорка. Или в пригород какого-нибудь латиноамериканского мегаполиса.

Дежурная по корпусу явно не поверила его лепету о том, что он капитан железнодорожных войск, и их с женой обокрали, а переночевать всего одну ночь негде, но сто долларов одной бумажкой взяла без дрожи на лице и потом долго вела их по лестницам, пропахшим кислыми щами и жареной картошкой, по коридору, похожему на улицу даже не своей длиной, а встречными и попутными людьми, детьми на трехколесных велосипедах, дверями, так смахивающими на двери подъездов, а не комнат.

- Жанет, ну скажи хоть что-нибудь?

Ногой он затолкал под кровать спортивную сумку с набитыми впопыхах вещами и его, и ее, и даже Топора.

- Ну, хочешь, я за жрачкой сбегаю? А выпить хочешь?

Ее глаза слепо смотрели на основание деревянной вешалки, на окурок, оставленный предыдущим жильцом осенней комнаты, на таракана, водящего усами перед окурком и будто пеленгующего новых постояльцев. Она не ощущала себя. В ней вместе с Топором умерло то, что принадлежало Топору, а принадлежало, видимо, многое, потому что даже Жору Прокудина она сейчас не воспринимала как человека. Он выглядел мебелью комнаты, и непонятна была лишь малость: если все в комнате парами, то где еще один Жора Прокудин?

- Давай мы поспим? - по-отцовски назвал он ее детским "мы". - Хочешь спать?

Стена кирпичной кладки упрямо лезла в окно, выдавливая стекло. В комнате становилось все меньше и меньше воздуха. Его высасывал из комнаты кто-то злой и сердитый. Он мог высосать его весь.

И тогда она заплакала.

- Вот и хорошо, - обрадовался он. - Вот уже и легче сейчас

будет. Вот точно - легче...

- То-олик, - позвала она.

Воздух, убегающий из комнаты, унес ее слово, растворил в себе. Точно так же, как растворил этой ночью Топора, и она заговорила быстро-быстро, словно боясь, что ей запретят говорить:

- Он очень добрый. Он родителям в Стерлитамак деньги отсылает. Он никогда не жадничает. Если его позвать, он всегда поможет. Над ним с детства смеялись, а он не обижается. Он умеет играть на гармони...

- Да ладно! - не поверил Жора Прокудин.

Она ни разу не сказала "был", ни разу не оставила жениха в прошедшем времени, и когда услышала глупый вскрик, усилила свое ощущение настоящего:

- Умеет! Умеет! Умеет!.. Хочешь, хоть сейчас сыграет?!

- Не хочу.

- То-то же!

Он посмотрел на пол у вешалки ее же взглядом, заметил любопытного таракана и с наслаждением раздавил его ногой. Ее глаза даже не дрогнули. Она не видела таракана. Не увидела и кроссовку.

- Жанюсик, ну не бузи! - попросил он и встал перед ней на колени.

Пыль в комнате была военной, в крупные твердые зерна. Она кололась даже сквозь джинсы. Жора подвигал коленями, но от странной пыли не избавился.

Встав, он отряхнул джинсы, с минуту подумал, но ничего не придумал и просто прижал Жанетку к животу.

- А может, они взяли его в заложники? - с неожиданной трезвостью спросила она вбок.