Тайна семьи Вейн. Второй выстрел - Энтони Беркли

– Аминь, – от всего сердца откликнулся я.

– И спасибо, спасибо, милый друг, – промолвила Этель с прежней пылкостью.

– Думаю, Шерингэм вернется с минуты на минуту, – торопливо сменил тему я. – Вот увидишь, он чудеса творит. Пожалуй, пройдусь немного ему навстречу.

Я на собственном опыте убедился: единственный способ совладать с наплывом женских чувств – это решительное бегство.

Я спустился по шести каменным ступенькам, что вели из сада, пересек открытую полосу лужайки и уселся на краю круто спускавшегося вниз по склону поля, откуда увидел бы Шерингэма, с какой бы стороны он ни пошел.

Но даже и там мне было не суждено хоть немного побыть одному. Я прихватил с собой «Таймс» и притворился, будто читаю, однако, случайно бросив взгляд в сторону дома, заметил, что по ступеням понуро спускается Арморель. Она подошла через лужайку ко мне и плюхнулась рядом, подтянув коленки под подбородок и не проронив ни слова.

– Ну, Арморель? – сказал я.

– Черт побери это расследование, – пробормотала она. – Черт, черт, черт. Я боюсь.

– Вы? – изумленно переспросил я.

– Да, я, – свирепо отрезала она.

Я на миг замялся.

– Если вы боитесь, что всплывут ваши слова – то, что вы сказали мне в колокольчиковой роще, я решительно не понимаю, как им удастся…

– Ах, это! – презрительно протянула она.

Арморель оставалась для меня неразрешимой загадкой. То я думал, что наконец и в самом деле знаю ее, то с отчаянием понимал, что не знаю о ней вообще ничего. И уж точно напрочь не понимал сейчас ни ее саму, ни причины странного настроения, заставившего ее искать моего общества, а потом на меня же и огрызаться. Словно это ее обвиняют в убийстве кузена!

– Я только что перемолвился парой слов с Эльзой, – заметил я, решив перевести разговор на какую-нибудь иную тему. – Право, удивительно, до чего хорошо бедняжка переносит случившееся. Я ожидал увидеть ее на грани нервного срыва.

– О да, – кивнула Арморель. – Может, Эрик и одурачил ее, зато она всегда умела одурачить вас, Пинки, не правда ли?

– Одурачить меня? Как? Чем?

– Да своим стилем! Этакая голубоглазая куколка. «Ах, мистер Пинкертон, расскажите мне еще немного про вашу замечательную коллекцию марок! Должно быть, это чудесно – уметь собирать марки!»

Изображенная Арморель карикатура на милое обыкновение мисс Верити поддерживать со мной беседы на наших совместных прогулках была, конечно, смехотворна, однако не лишена определенного сходства. Я беспокойно покосился на собеседницу.

– Арморель, о чем вы?

– А потом возвращалась и изображала нам с Эриком, что вы ей говорили. Мы просто со смеху покатывались, – продолжала Арморель, буравя меня злобным взглядом.

– Она… в самом деле? – воскликнул я потрясенно. Мне вспомнилось, как Эрик утверждал нечто подобное в тот вечер, когда он… словом, в тот злополучный вечер. Возможно ли, что это не было злой выдумкой, какой я счел его слова тогда?

– О, еще как! – издевательски подтвердила Арморель. – Да, бедный мой Пинки, вас попросту дурачили. Неудивительно, что вы вообразили, будто влюблены в нее!

– Уж разумеется, ничего подобного я не воображал! – парировал я, задетый и огорченный известием о поразительной и недоброй двуличности мисс Верити, однако успев при этом подивиться тому, что Арморель с неприкрытым удовольствием посыпает солью раны, нанесенные моей доверчивости. – Отнюдь нет!

Нет, правда, вряд ли я когда-либо начну понимать эту девушку. Арморель буквально набросилась на меня.

– Еще как воображали! – вспыхнула она. – Неужели нельзя хоть раз признать правду? Вы прекрасно знаете, что так оно и было! Просто ваше распроклятое самомнение уязвлено, вот вы и притворяетесь, будто нет, а сами прекрасно знаете, что да – и еще как! Конечно же, вы в нее втюрились! Господи, Пинки, меня от вас просто выворачивает. Вы по уши влюбляетесь в первую попавшуюся девицу, какая рядом окажется, а потом еще прикидываетесь, что… Ой, да заткнитесь вы, ради бога!

Эта внезапная атака настолько ошеломила меня, что я даже не нашел в себе сил разозлиться на все эти передергивания, несправедливость и пагубное отсутствие логики. Вдобавок я ведь и не пытался заговорить, когда она столь бесцеремонно призвала меня к молчанию.

Пожалуй, заслуживает похвалы то, что я сказал всего лишь (причем самым кротким тоном):

– Можно подумать, Арморель, вы и вправду хотите, чтобы я был влюблен в мисс Верити.

Хотя каким образом ее касалось, влюблен я в мисс Верити или нет? А с какой дерзостью эта пигалица рассуждала о моих чувствах самого что ни на есть личного характера!.. Впрочем (великодушно рассудил я), она еще не рассталась с нелепой идеей, будто косвенным образом виновна в смерти кузена, подтолкнув меня на убийство. Таково, во всяком случае, было самое мягкое объяснение.

– Разумеется, я не хочу, чтобы вы в нее влюблялись! – рявкнула Арморель. – И с какой стати вы взяли, будто мне вообще есть до этого дело? Конечно, я этого хочу! Разве я не сказала позавчера вечером? Мне все это совершенно безразлично! Так и знайте!

Знать что-нибудь после этой тирады было весьма затруднительно. Арморель не только ничего мне не объяснила, но и умудрилась за какие-то полдюжины фраз по меньшей мере четыре раза сама себе противоречить. Я удовольствовался тем, что только и сказал:

– Боюсь, Арморель, нынче утром вы слегка не в себе.

– А кто тут будет в себе в вашем-то обществе? – последовал возмутительный ответ.

Не удержавшись, я указал, что, по крайней мере, не навязывал ей своего общества. Даже не приглашал посидеть со мной.

– Если я вам так неприятна, чего тогда сразу не сказали? – сердито отозвалась она. – Пожалуй, мне лучше уйти!

На счастье, в этот миг в поле зрения появился Шерингэм. Я окликнул его.

– С вашего позволения, Арморель, – начал было я, но она оборвала меня и, в свою очередь, окликнув Шерингэма, позвала его к нам.

Поистине поразительное нахальство! Едва Шерингэм приблизился, она первой начала разговор:

– Ну же, мистер Шерингэм, мы вас тут ждем-ждем. Выкладывайте скорее!

Да еще и улыбнулась ему! А две минуты назад можно было подумать, что она уже никогда в жизни никому не улыбнется.

Я почувствовал, что просто обязан пресечь столь хладнокровное вмешательство в мои дела.

– Простите, Арморель, – с нарочитой чопорностью произнес я, – нам с Шерингэмом надо обсудить…

– Намерен ли суперинтендант арестовать вас немедленно после дознания или же даст вам еще чуть-чуть погулять на привязи. Бросьте вы ваши церемонии, Пинки. Мы все знаем, что полиция считает, будто это вы застрелили Эрика, мы все знаем, что мистер Шерингэм приехал, чтобы попытаться разубедить их, и я лично хочу знать, что он думает о шансах на успех.

От возмущения я даже говорить не мог, боялся не сдержаться.

Шерингэм, тем не менее, счел уместным усмотреть в ее словах забавную сторону. Лично я усматривал здесь лишь беспардонность.

– Так вы зовете его Пинки? – с величайшим интересом спросил он. – Занятно. А я – Килькой.

– Ага. Вы же нам вчера объяснили. Знаете, тут, конечно, есть о чем поговорить, но лично мне кажется, Пинки ему больше подходит. Только посмотрите на него сейчас.

Ничуть не сомневаюсь, что лицо мое и впрямь изменило цвет от негодования. Однако же упоминание об этом никак нельзя считать признаком хорошего тона!

Я встал, с превеликим трудом удерживая возмущение в рамках благопристойности.

– Иногда веселье уместно, а иногда нет. Вряд ли сейчас оно уместно. Шерингэм, когда вы с мисс Скотт-Дэвис закончите обмениваться шутками, с интересом выслушаю все, что вы сочтете возможным мне рассказать. Вы найдете меня в кабинете Хиллъярда.

Арморель ухватила меня за штанину.

– Нет, Пинки, не уходите. Я вела себя прегадко. Но это все просто глупости, чтобы немножко взбодриться. Не сердитесь.

Шерингэм тоже начал извиняться со свойственной для него, как мне помнится, с самого детства мгновенной сменой настроений.

– Килька, ты совершенно прав. Чертовски невежливо с моей стороны. Прости. И, силы небесные, как ты верно подметил, сейчас не время для шуток.

Он с сомнением покосился на Арморель.

Я презираю тех, кто упрямо отказывается принять чистосердечное извинение – пусть даже нанесенное оскорбление и было велико. И Шерингэм, и Арморель попросили прощения за неуместные шутки, и я в паре слов дал им понять, что уже предал случившееся забвению. Однако и я, в свою очередь, посматривал на Арморель с сомнением – и многозначительно.

– Нет, пожалуйста, не отсылайте меня прочь, – взмолилась она в совершенно иной манере. – Пинки, милый, ну позвольте мне услышать новости! Я… я почти так же, как и вы, жажду, чтобы вас оправдали, сами знаете.

– Тебе решать, Килька, – ворчливо заметил Шерингэм.

Я снова посмотрел на Арморель. Она в прямом смысле слова вцепилась мне в ногу, так что я и шелохнуться не мог.