Дюна - Фрэнк Герберт

Фейд-Рота слушал графа, и у него возникало ощущение, будто ему обкладывают ватой голову… ум-м-ах-хм-м! И он снова переключил свое внимание на леди Фенринг.

Клянусь гуриями Императорского гарема, она красотка, подумал он и обратился к ней:

— Сегодняшнее убийство я посвящаю вам, миледи. Я объявлю об этом на арене, с вашего позволения.

Леди Фенринг ответила безмятежным взглядом, но ее голос, когда она заговорила, хлестнул его как удар бича:

— Я не даю вам своего позволения.

— Фейд! — воскликнул барон. И подумал: У, дьяволенок! Нарывается на то, чтобы этот убийца-граф его вызвал?

Но граф только улыбнулся и сказал:

— Хм-м-ум-м.

— Тебе в самом деле нужно подготовиться к выходу, Фейд. Отдохни хорошенько, чтобы избежать ненужного глупого риска.

Фейд-Рота поклонился, но его лицо потемнело от досады.

— Я уверен, дядя, что все будет именно так, как вы желаете.

Он кивнул графа Фенрингу: — Граф! — потом даме: — Миледи, — развернулся и зашагал через залу, едва удостоив взглядом представителей Младших Домов, толпящихся у двойных дверей.

— Он еще так молод, — вздохнул барон.

— Ум-м-ах, конечно, хм-м, — ответил граф.

А леди Фенринг подумала: Неужели это тот самый юноша, которого имела в виду Преподобная Матерь? Неужели это и есть та генетическая линия, которую мы должны поддерживать?

— В нашем распоряжении еще больше часа до начала игр, — сказал барон. — Мы могли бы пока поболтать о том о сем, граф, — он склонил вправо несуразно большую голову, — накопилось столько всего, что следовало бы обсудить.

А про себя подумал: Сейчас мы прощупаем, что за известия принес нам императорский мальчик на побегушках. Он не бывает настолько глуп, чтобы выкладывать все напрямую.

Граф обратился к своей даме:

— Ум-м-ах-хм-м, вы, мм-м, нас, ах-х, извините, дорогая?

— Каждый день, а порой каждый час что-то меняется, — туманно ответила она. — Мм-м.

И леди Фенринг, прежде чем отвернуться, премило улыбнулась барону. Зашелестели длинные юбки, и, идеально прямо держа спину, она королевской походкой направилась к двойным дверям в конце залы.

Барон обратил внимание, как разом смолкли Младшие Дома при ее приближении, как все взгляды устремились на нее. Проклятая бен-джессеритка! подумал он. Когда же Вселенная избавится от них!

— Здесь неподалеку, слева между колоннами, есть немая зона. Мы можем поговорить там, не опасаясь, что нас подслушают, — и барон вихляющей походкой направился к звуконепроницаемой площадке, чувствуя, как тускнеют и отдаляются все звуки.

Граф двинулся следом. Они повернулись лицом к стене, чтобы никто не мог читать по губам.

— Мы недовольны тем, как вы выдворили с Аракиса сардукаров, — начал граф.

Решил говорить прямо! подумал барон.

— Было слишком рискованно их там оставлять, кто-нибудь мог обнаружить, каким образом Император оказывает мне помощь.

— Но похоже, ваш племянник Раббан не выказывает особого рвения в решении вольнаибской проблемы.

— Чего же желает Император? — спросил барон. — На Аракисе осталась лишь горсточка вольнаибов. Южная пустыня необитаема. Северную регулярно прочесывают наши патрули.

— Кто сказал, что южная пустыня необитаема?

— Ваш собственный планетолог, дорогой граф.

— Но доктор Каинз мертв.

— Ах, да… к несчастью.

— Мы располагаем данными одного из облетов южных областей. Там есть следы растительности.

— Неужели Гильдия дала согласие на космическое наблюдение?

— Вы прекрасно знаете, барон, что Император не вправе установить официальный контроль за Аракисом.

— И я тоже не могу позволить себе такие расходы. Но кто все-таки делал это облет?

— Один… контрабандист.

— Кто-то вас обманул, граф. Контрабандистам до южных областей не добраться. У них оснащение не то, что у людей Раббана. Вы сами знаете — бури, статические пески и все прочее. Воздушные зонды падают, не успев выйти в нужную точку.

— Проблему статических песков мы обсудим в другой раз, — оборвал его граф.

Ага, подумал барон.

— Вы обнаружили какую-то ошибку в моих донесениях? — резко спросил он.

— Если вы допускаете, что в них могут быть ошибки, о чем нам тогда говорить?

Он нарочно старается меня разозлить. Барон два раза глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он вдруг почувствовал запах собственного пота, а поплавковый корсет под плащом стал почему-то раздражать и натирать кожу.

— Императора не могла не порадовать смерть наложницы и мальчишки. Они сбежали в пустыню во время бури.

— Да, там вообще было много удобных совпадений, — согласился Фенринг.

— Мне не нравится ваш тон, граф.

— Недовольство — это одно, барон, а насилие — совсем другое. Позвольте вас предостеречь: если со мной здесь произойдет несчастный случай, все Великие Дома поймут, что вы совершили на Аракисе. Они уже давно подозревают, как вы обделываете свои дела.

— Единственное сомнительное дело, которое я могу припомнить, — это доставка на Аракис нескольких легионов сардукаров.

— Вы намерены использовать этот козырь против Императора?

— Что вы, как можно!

Граф улыбнулся.

— Среди сардукаров может найтись офицер, который под присягой покажет, что они действовали безо всяких приказов, что им просто захотелось покуражиться над вашим вольнаибским отродьем.

— Я думаю, что многим такие признания покажутся весьма сомнительными, — ответил барон, но угроза заставила его поежиться. Неужели сардукары столь беспрекословно подчиняются дисциплине? изумился он.

— Император настойчиво просит позволения ознакомиться с вашими бухгалтерскими книгами.

— В любое время.

— Вы… хм… не против?

— Ничуть. Мое директорское кресло в АОПТ обязывает меня к безупречно строгой отчетности. А про себя барон подумал: Пускай выдвинет против меня ложное обвинение и раструбит об этом повсюду. Я смогу с видом мученика говорить всем: «Смотрите, люди! Меня оболгали!» А потом пусть обвиняет меня в чем угодно. Великие Дома не поверят нападкам обвинителя, который однажды оказался клеветником.

— Без сомнения, ваши книги окажутся безупречными, — пробормотал граф.

— Отчего Император так заинтересован в гибели всех вольнаибов? — спросил барон.

— Вы, похоже, хотите переменить тему разговора? — граф дернул плечами. — Этого хотят сардукары, а вовсе не Император. Им нужно кого-то убивать, чтобы не терять навыков… и они терпеть не могут бросать начатое дело.

Он что, хочет напугать меня, напоминая о кровожадных убийцах, на которых он опирается?

— Убийство в какой-то мере всегда было ремеслом, — сказал барон. — Но ведь должен же быть и предел. Кому-то ведь надо собирать пряности?

Граф хохотнул, словно пролаял:

— Вы всерьез рассчитываете обуздать вольнаибов?

— Их всегда было не слишком много, чтобы говорить об этом всерьез, — сказал барон. — Но бесконечные убийства растревожили остальное население. Мы дошли до точки, когда я вынужден предложить другое решение аракианской проблемы, дорогой мой Фенринг. И я должен напомнить, что мои идеи всегда заслуживали уважения Императора.

— Н-да?

— Видите ли, граф, моя новая идея касается Императорской планеты-тюрьмы, Сальюзы Секунды.

Граф сверкнул на него глазами:

— Какую связь вы углядели между Аракисом и Сальюзой Секундой?

Барон увидел настороженный взгляд Фенринга и ответил:

— Пока никакой.

— Пока?

— Вы не можете не признать, что мы могли бы значительно пополнить Аракис рабочей силой, превратив его в планету-тюрьму.

— Вы предвидите увеличение числа заключенных?

— Начались такие беспорядки, — оправдываясь, сказал барон, — мне пришлось проявить некоторую жестокость. В конце концов, вы-то знаете, сколько мне пришлось выложить этой проклятой Гильдии, чтобы доставить на Аракис наши объединенные силы. Деньги должны ведь откуда-то и поступать.

— Я надеюсь, вы не рискнете превратить Аракис в планету-тюрьму без позволения Императора, барон.

— Разумеется, нет, — ответил тот, удивляясь внезапному холоду в голосе графа.

— И еще одно. Нам стало известно, что ментат герцога Лето, Суфир Хайват, вовсе не убит, а работает на вас.

— Я не мог позволить себе такое расточительство — бросаться ментатами.

— Вы обманули командира сардукаров — сказали ему, что Хайват погиб.

— О, всего лишь невинная ложь, дорогой мой граф. У меня не хватило бы сил переспорить вашего вояку.

— Хайват и есть тот самый предатель?

— Избави, нет! Предатель — фальшивый доктор, — барон отер пот с шеи. — Вы должны меня понять, Фенринг. Я остался без ментата. Вы знаете это. Мне никогда еще не приходилось оказываться в таком положении. Ужасно неудобно!