Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

Перовской и др. (т.е. чайковцев, по обычному наименованию). В 1873 г. он поступил рабочим на Путиловский завод; в том же году помогал Синегубу вести пропаганду среди текстильщиков Невской заставы; с С.М. Кравчинским он работал среди крестьян Тверской губернии. После ареста и бегства Рогачев действовал в Пензе, потом в Саратове и в других местах. Во время разгрома движения 1874 г. Рогачев уцелел. «Я положил себе, – говорит он в „Исповеди к друзьям“ (ноябрь 1877 г.), – уйти в народ и не являться до тех пор на свет, пока не изучу все народные элементы. Под элементами же народными я понимал: сельский, городской, староверов и т.д.» Он стал, по собственным словам, «народным реальным протестантом». В 1876 г. он вернулся в Петербург с «готовою программою» революционной деятельности[969], но вскоре был арестован и заключен в Петропавловскую крепость.

Яркую индивидуальность представляет собой и И.Н. Мышкин (1848 – 1885 гг.), которого В.И. Ленин в своей работе «Что делать?» назвал в числе выдающихся революционеров наряду с Алексеевым, Халтуриным и Желябовым[970]. «Сын крепостной крестьянки и солдата», как он сам о себе сказал на процессе 193-х, Мышкин учился в школе кантонистов, затем в военном училище, служил несколько лет в качестве стенографа. В 1873 г. Мышкин открыл в Москве легальную типографию. В 1874 г. решив полностью отдаться революционной работе, он при содействии Войнаральского организовал печатание подпольной литературы. В июне 1874 г. типография Мышкина провалилась, но ему самому удалось перейти на нелегальное положение. Некоторое время он прожил за границей, откуда вернулся в 1875 г. со смелым проектом освобождения Чернышевского. Обстоятельства этого дела широко известны. Мышкин прибыл в Вилюйск под видом жандармского офицера с подложным предписанием обыскать Чернышевского и увезти его. План не удался. Мышкин пытался бежать, но после вооруженного сопротивления был арестован. Его речь на суде по делу 193-х произвела сильное впечатление. На каторге, к которой он был присужден по этому делу вместе с Коваликом, Войнаральским, Рогачевым, Чарушиным, Синегубом и др., Мышкин с упорством и мужеством вел борьбу против произвола царских властей. В 1885 г. он был расстрелян в Шлиссельбургской крепости.

Мы не останавливаемся здесь подробно на отдельных участниках или эпизодах движения 1874 г., охватившего, как отмечалось в «Записке Палена», 37 губерний[971]. Отметим лишь, что к числу наиболее крупных событий этого движения в Великороссии можно отнести широко развернувшуюся одно время деятельность А.И. Иванчина-Писарева (при участии земского врача И.И. Добровольского, Н.А. Морозова, Д.А. Клеменца и др.) среди крестьян Даниловского уезда Ярославской губернии[972]. На Украине активнее всего проявили себя участники так называемой «киевской коммуны» и связавшиеся с ними отдельные представители других групп (В. Дебагорий-Мокриевич, Я. Стефанович и др.)[973], а также члены кружка братьев Жебуневых и одесского кружка Феликса Волховского, в период «хождения в народ» действовавшие отчасти совместно. Здесь, как и в великорусских губерниях, движение было очень скоро разгромлено. В течение 1874 г. около 1 тыс. человек было вырвано из рядов активной демократической интеллигенции в связи с попытками перенести революционную работу в среду крестьянства. К моменту составления «Записки Палена» привлеченных к дознанию оставалось еще 770 человек, из них 158 женщин[974]. П.А. Кропоткин считал, что в движении (имелись в виду события примерно 1873 – 1875 гг.) принимало участие «от двух до трех тысяч лиц» и «вдвое или втрое большее число сочувствующих оказывали разного рода помощь этому активному авангарду»[975].

Каковы же оказались итоги этого движения?

Сами уцелевшие участники их оценивали скептически. Прежде всего не удалось ничего осуществить в области «бунтовских» проектов, а между тем, как утверждал, например, Кравчинский в своей переписке с Лавровым, большинство «и в начале движения в народ… хотело непосредственного, решительного действия». Вместо того все свелось к пропаганде (сплошь и рядом мимолетной и потому более или менее поверхностной). Подчеркивая это обстоятельство, тот же Кравчинский писал: «Каждый действовал совершенно в одиночку. Ну, а в одиночку возможно либо ничего не делать, либо вести только пропаганду. Поэтому даже самые ярые последователи Ковалика, так называемые „вспышечники“, в сущности вовсе не бунтовали, а вели пропаганду»[976].

Дала ли сколько-нибудь крупные результаты пропаганда? И в этом отношении по крайней мере большинство участников «хождения в народ» было разочаровано. Восстанавливая со временем в воспоминаниях (в первой редакции написаны в 80-х годах) свои думы и переживания после первых опытов пропаганды, О.В. Аптекман указывал: «Если не считать единичных успешных случаев пропаганды, то в общем результат ее, пропаганды, в народе почти неуловим»[977]. Кравчинский писал в письме к Вере Засулич: «Конечно, работа стольких людей, работа такая пламенная и страстная, не могла не дать плодов. Но ведь это крупицы». Кравчинский полагал, что в среднем 10 – 20 человек из интеллигенции приобрели в народе одного «социального революционера»[978] (при этом он считал вместе «крестьян и рабочих», но на деле, как известно, завербованные сторонники относились тогда почти исключительно к рабочим).

Такие непосредственные результаты, особенно по сравнению с восторженными надеждами, лелеявшимися многими в начале движения «в народ», были в глазах массы участников слишком незначительны[979]. Некоторые, правда, видели известный полезный итог движения в том, что оно принесло определенный опыт, дало знакомство с народом. Об этом писал, например, Александр Квятковский, участник «хождения в народ», затем видный землеволец и народоволец. Признавая «весь неуспех» пропаганды, он останавливался на «важности отрицательного значения этого движения», которое, по его словам, дало богатый материал опытов и наблюдений взамен «довольно смутного» прежде представления о народе, о мужике[980]. Действительно, понятия о народе после «хождения в народ» несколько прояснились, но все же корень вещей продолжал оставаться скрытым от народников, по крайней мере в их основной массе.

В.И. Ленин в работе «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?» показал, что неудача попытки молодежи 70-х годов поднять крестьян на социальную революцию явилась результатом ошибочных представлений о крестьянстве как «представителе трудящегося и эксплуатируемого населения», представлений, не учитывавших складывания внутри крестьянства классов буржуазии и пролетариата; она зависела от наивного представления о коммунистических инстинктах мужика, от мифического представления об общинном укладе крестьянского хозяйства[981]. Но ошибочное представление о крестьянстве как основном представителе эксплуатируемого населения и носителе глубоких социалистических инстинктов не было изжито под влиянием неудачи «хождения в народ», оно только