Падение Империи (СИ) - Рассел Ник

— Что же ты скрыл негодяй, проклятый лиходей? — юноша почесал затылок, за отсутствием бороды и решился рискнуть. Найдя в библиотеке пару свечей, он вновь заперся в каморке и с предельной аккуратностью поднёс лист дневника к горящей свече, проводя рядом с огоньком зачёркнутый участок. Всё началось проясняться, хоть и трудно было разобраться в этих письменах. Лайан сумел переписать всё на черновой лист.

Теперь я всё знаю. Проклятые эш'хайгарцы! Сожри и перевари их дракон! Они поставили нам зерно и пшено, тайком напав на караваны Карден-Холла! Они захватили их, обратили в своих слуг и направили их в Кинхарт. Ричард всегда считал, что я скорее от стыда сгорю, чем подслушаю чей-то тайный разговор. Что мне терять? Я — умирающая императрица, гниющая заживо!

Это магическая чума. Не такая как Драконья Проказа, Холера, или Юстицианская чума, нет, это не природная зараза или болезнь, которую можно вылечить средствами той же природы. Магия вытесняет магию. Это, проклятая чума, картечь, действующая медленнее черепахи.

Втайне от мужа-императора, я ходила по улицам, замаскировавшись конечно. Я слышала, что говорит эта проклятая чернь. Молвят, вот, пойдём на поклон к некромантам Эш’Хайгара, вот они нас и вылечат, свернут всё на круги своя, а что император, он и так не жилец. ДА КАК ОНИ СМЕЮТ?! Он защищает их, верит в то, что народ не оставит его в такой трудный час, а на самом деле, они — непослушное скот, а в стаде, непослушный скот принято резать!

Наверное, я должна сказать спасибо эш’хайгарцам за то, что они создали чуму, которая убивает, пусть медленно и мучительно, за то, я не стану ходячей упырицей. Эта мысль страшит меня, но в то же время утешает. Странно, чувствовать, как смерть шагает рядом. Иногда я вижу её. В чёрной рясе, с чёрными кудрями, иногда она приходит и говорит. Иногда просто смотрит. Сегодня ночью она вновь пришла и сказала, что завтра придёт в последний раз, поскорее бы, а то, я не могу, раны слишком сильно загноились.

Лайан сравнил эти записи с предпоследними очерками Ричарда Пятого. Мысли авторов чуть разняться. Но главного это не отменяет. Чуму создало эш’хайгарцы, значит ли это, что они на пороге ещё одной войны? Император не знал. Руины Старого Кинхарта так и не были замурованы. Что если там остались крысы с блохами, что носили эту болезнь, но как они продержались там так долго? И самое главное, почему давным давно не выбежали наружу, при первой возможность вырваться на свет, любая крыса помчится быстрее турнирного жеребца. Лайан вспомнил донесение, пару недель тому назад, стражники нашли в нищем квартале старика, по описанию, все симптомы совпадали с тем, что описывалось в дневниках императоров того времени. Гнойные нарывы и раны, исхудавшие до костей тело, кожа, как пленка облепливающая кости.

«Быть может, старик шатался по подземельям? Тогда-то и подхватил заразу, а пару блох осели на стражниках»

— Магия вытесняется магией — повторил он слова древней императрицы. Схватив все документы и спрятав их в наплечной сумке, Лайан со скоростью стрелы помчался к Алкиону

Старый маг с интересом выслушал молодого государя, тщательно рассматривая каждую слова в дневниках.

— Что же, и вы, мой господин, считаете, что я, как маг, смогу найти лекарство? Мой государь, я слишком стар. Конечно, коли прикажите, я немедля начну поиски, но боюсь, они затянуться, а если они затянуться, обе стороны, вы и мятежники окажитесь в большой опасности. — Алкион всегда поддерживал императоров во всех их начинаниях, не забывая вставлять и своё мнение.

— Даже если я найду лекарство — продолжал маг — кто знает, не поздно ли будет? — он поправил свою остроконечную шляпу. Он стоял на своём, необходимо покинуть столицу с боем через гавань и сжечь столицу вместе с чумой и мятежниками. Лайан не собирался бежать. Пока есть шанс извести болезнь и проклятых предателей, он будет хвататься за него.

— Тогда я тебе приказываю, направь все свои силы и ум на то, чтобы найти это ратсреклятое лекарство! А проблему с предателями и мятежниками, предоставь мне. — сурово и жёстко сказал Лайан, ударил кулаком об стол. Старый маг ничуточки не смутился, лишь утвердительно кивнув, ответил

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ваша воля будет исполнена, ваше императорское величество. — затем, он вновь направился в свою скромную лабораторию, которую император окрестил «мертвецкой»

Покои его усопшего отца. Отныне его покои. Здесь было не уютно. Здесь было странно. Всё напоминало о том, что Лайан не успел спасти отца. В первом бою он убил и был рад этому и слишком увлёкся, убивая Истон-Даров. Пусть он повёл в бой оставшихся солдат, чтобы обезопасить дворец, но отца он не спас.

Сняв с себя корону и всю одежду, он принялся смывать пыль и грязь, что накопилась почти за неделю. Судорожно себя осматривая, Лайан успокоился только тогда, когда не нашёл на себе ни одной внезапно появившейся раны или нарывы. Перед глазами до сих пор стояла картина, описываема в тех дневниках. Юноша кое-как унял вновь нагрянувшие боль и спазмы. Удобно устроившись в просторной бадье, которую он лично распорядился поставить в его покоях, Лайан расслабился, пусть и ненадолго, пусть завтра ему предстоит командовать штурмом гавани, сейчас он чувствовал себя куда лучше. Мать была рядом с Ричардом, Артуром и Каллиной. Сейчас, он мог позволить себе расслабиться.

***

Хэйвон чудом выжил. Жар опалил его левую ногу, почти до золотистой корочки. Почувствовав дым и жар пламени, он кое-как высвободился из огненной ловушки, в которой оказались казармы. Крики, плачь, рев, стражники мочились под себя, не в силах убежать. Их заперли, оставили умирать, загнали на убой, как свиней. Он отказывался помнить, как бросил товарищей на страшную погибель в огне, отказывался помнить, как оттолкнул друга-стражника, чтобы первым выбежать из полыхающего помещения. Сколько времени прошло? Он не знал, да и знать не хотел.

В луже грязи и воды, он сумел рассмотреть то, во что превратился. Волосы превратились в колкую солому, которая выпадала, стоило до неё дотронуться. Щеки и глазницы впали. Доспех был ему чрезмерно велик, а сам он чувствовал себя соломенкой, которая может разломиться от дуновения ветра. Он чесался. До ужаса чесался. Каждый раз он теребил зуд, до крови сдирая кожу, и лишь когда теплая кровь и плоть оставались на месте зуда, он мог улыбаться, мог, пока силы были.

Он шёл по улицам, заваленными телами, мусором, брошенными телегами и баррикадами. Шёл и плакал. Шёл и скулил от боли, вызванной гнойными нарывами и ранами. Он скулил, плакал и звал сестру, но она не отвечала, её нигде не было. Всюду были люди, и они его избегали. Они боялись его. Гнали и кричали. Хэйвон плакал и скулил. Ему хотелось умереть, ему хотелось кричать, но сил не было. Он продолжал идти и скулить, так как сил кричать и плакать, больше не было. Ноги Хэйвона подкосились, где-то на тёмной улице. Силы кричать, двигаться и плакать, вообще не было. Стражник заскулил из последних сил, этот звук, ужасный и страшный, был еле различим среди звука боёв и пожаров.

Глава 24. Приговор и цель

С южной стороны Анноны, на низком, но норовистом гнедом жеребце скакал всадник в южных одеждах. На нём была надета кольчужная рубаха, желтый табард, с двумя красными мечами на груди, голову перевязывал тюрбан, на его спине висел изогнутый и зазубренный клинок. Он загнал своего коня, животное мчалось несколько дней без остановки, всадник подгонял его, пиная в бока, исхлёстывая плёткой, а верный конь всё скакал, скакал, как мог. Всадник с грубым и звучным ваетирским акцентом кричал

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Аэ! Аэ! Вперед, вперед степной конь — легионеры, что стояли на стенах крепости, с интересом наблюдали за приближавшимся южанином. Гарет вскочил на серую лошадь. Легионеры вмиг открыли ворота крепости и капитан, подхватив с собой легионерский стяг, поскакал навстречу южанину. СтоннКассел облачился в полный кольчужный доспех, со шлемом и пластинчатыми вставками в поножах. За спиной висел его верный полуторный меч, имена оружию он не любил давать, да и не видел в этом смысла.