Впусти меня - Линдквист Йон Айвиде

Кровь.

На диване валялось одеяло Томми – на нем тоже виднелись темные пятна. Теперь, когда глаза пригляделись к полумраку, Стаффан увидел, что пол просто залит кровью.

Он с ужасом попятился к выходу.

Перед ним было… место преступления. Вместо отрепетированной речи в голове замелькали страницы инструкции по осмотру места происшествия. Он знал ее наизусть, но, пока он отыскивал нужный параграф —

обеспечить сохранность объектов из материалов, поддающихся быстрому распаду… зафиксировать время начала осмотра… избегать контактов с поверхностями, где могут встречаться следы… —

он услышал позади какое-то бормотание. Бормотание, прерываемое приглушенными ударами.

В колесе двери торчала палка. Он подошел, прислушался. Да. Бормотание и звуки ударов доносились оттуда. Это напоминало религиозную мессу. Литургию, из которой он не мог различить ни слова.

Сатанисты!

Дурацкая мысль, но, присмотревшись к концу палки, торчавшей из колеса, он испугался. Темно-красные полосы сантиметров десять длиной, начинавшиеся от самого острия. Так выглядело высохшее лезвие ножа, ставшего орудием преступления.

Бормотание за дверью продолжалось.

Вызвать подкрепление?

Нет. Возможно, здесь совершается преступление, и, пока он будет бегать звонить, его доведут до конца. Придется разбираться самому.

Он расстегнул кобуру, готовый в любой момент выхватить пистолет, и зажал в руке дубинку. Другой рукой он вытащил из кармана носовой платок, бережно обернул им палку и потянул, вытаскивая ее из колеса. Прислушался, не привлек ли шум внимание тех, кто был внутри, не изменился ли характер звуков.

Но нет. Литургия и стук продолжались.

Наконец ему удалось вытащить палку. Он прислонил ее к стене, чтобы не смазать отпечатки пальцев.

Он понимал, что носовой платок – плохая гарантия сохранности отпечатков, поэтому, вместо того чтобы обхватить ладонью само колесо, он двумя пальцами взялся за внутреннюю ось и повернул.

Механизм сработал. Он облизал губы. В горле пересохло. Он повернул второе колесо до упора, и дверь приоткрылась.

Теперь он расслышал слова. Это была песенка. Тонкий надломленный голос выводил:

(Бум!)

(Бум!)

Стаффан выставил вперед дубинку, толкнув ею дверь.

И увидел.

В бесформенном месиве, над которым на коленях стоял Томми, было сложно узнать человека, если бы не торчащая рука, наполовину отделенная от тела. Грудь, живот, лицо превратились в гору мяса, кишок и раздробленных костей.

Томми обеими руками сжимал четырехугольный камень, методично обрушивая его на изуродованные останки на одной и той же фразе. Орудие входило в плоть, будто нож в масло, с глухим стуком ударяясь об пол, и снова поднималось с появлением очередного слоника.

Стаффан не мог с уверенностью утверждать, что это был Томми. Человек, заносивший камень над головой, был с ног до головы покрыт кровью и ошметками мяса, так что узнать его… Стаффана чуть не вырвало. Он сглотнул все нараставшую кислую волну, отвел глаза от этого чудовищного зрелища, и взгляд его упал на оловянного солдатика, лежавшего у порога. Нет. Это был стрелок. Он его узнал. Стрелок лежал, направив пистолет в потолок.

А где же пьедестал?

И тут он понял.

Голова закружилась, и, не думая больше об отпечатках пальцев и сохранности улик, он оперся рукой о дверной косяк, чтобы не упасть.

Песня все продолжалась.

Со Стаффаном явно творилось что-то не то, с ним приключилась галлюцинация. Ему показалось… да, четко и явно, что тело на полу в промежутках между ударами… шевелилось.

Пыталось встать.

Морган всегда любил делать глубокие затяжки, так что, к тому времени как он отшвырнул окурок в кусты у входа в больницу, Ларри докурил свою сигарету лишь до половины. Морган сунул руки в карманы и принялся слоняться по стоянке. Наступив в лужу дырявым сапогом и промочив носок, он чертыхнулся.

– Ларри, у тебя бабки есть?

– Ты же знаешь, у меня инвалидность…

– Знаю, знаю. Так есть у тебя бабки или нет?

– А что? Если хочешь занять, в долг я не даю.

– Да нет, я просто подумал – Лакке. Может, порадуем его? Ну, ты понимаешь, о чем я.

Ларри закашлялся, укоризненно взглянув на свою сигарету.

– И что, думаешь, ему от этого полегчает?

– Да.

– Сомневаюсь.

– Это почему? Потому, что у тебя нет бабла, или потому, что жлобишься его отслюнявить?

Ларри вздохнул, сделал еще одну затяжку, закашлялся, поморщился и придавил бычок подошвой. Потом поднял его, положил в горшок с песком, служивший пепельницей, и посмотрел на часы.

– Морган… сейчас полдевятого утра.

– Ну и что? Через пару часов. Когда магазин откроется.

– Ладно, там видно будет.

– Значит, бабки у тебя есть.

– Так мы идем или как?

Они прошли сквозь крутящиеся двери. Морган провел пятерней по шевелюре и подошел к женщине за стойкой регистрации, чтобы узнать, где лежит Виржиния. Ларри встал напротив аквариума, изучая рыбок, сонно передвигавшихся в большом булькающем стеклянном цилиндре.

Через минуту подошел Морган, зачем-то отряхнул кожаный жилет и сказал:

– Сова облезлая! Не говорит.

– Да она небось в реанимации.

– И что, туда не пускают?

– Иногда пускают.

– А ты, я смотрю, все порядки знаешь.

– Знаю.

Они двинулись в сторону реанимации – Ларри знал, как туда пройти.

Многие из знакомых Ларри рано или поздно оказывались в больнице. Только сейчас двое лежали здесь, не считая Виржинии. Морган подозревал, что случайные знакомые Ларри превращались в приятелей и друзей ровно в тот момент, как оказывались на больничной койке. Тут-то он с ними и снюхивался, ходил навещал.

Почему он это делал – другой вопрос, и Морган уже собрался его задать, толкнув дверь в реанимацию, как вдруг увидел в коридоре Лакке. Он сидел на стуле в одних трусах, вцепившись в подлокотники, и смотрел в палату напротив, где бегали и суетились какие-то люди.

Морган втянул носом воздух.

– Черт, они что, теперь прямо тут кремируют? – он хохотнул. – Чертовы политики. Экономия, понимаешь. Пускай, мол, больницы сами заботятся…

Подойдя к Лакке, он умолк – пепельно-серое лицо, красные невидящие глаза. Почуяв неладное, Морган уступил слово Ларри, сам он в таких ситуациях терялся.

Ларри подошел к Лакке, положил руку ему на плечо:

– Здорово, Лакке, как ты?

В ближайшей палате по-прежнему царил бардак. Те окна, что были видны из дверей, стояли нараспашку, и тем не менее коридор наполнял едкий запах пепла. В палате плавали клубы дыма, посреди них стояли какие-то люди, громко переговариваясь и бурно жестикулируя. Морган уловил слова «ответственность больницы» и «нужно попытаться…»

Дальше он не расслышал, потому что в этот момент Лакке повернулся, взглянул на них, как на чужих, и сказал:

– Я должен был понять.

Ларри склонился над ним:

– Что ты должен был понять?

– Что это случится.

– Да что стряслось-то?

Глаза Лакке прояснились, он посмотрел в сторону окутанной пеленой и оттого кажущейся нереальной палаты и просто ответил: