Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов

– ВР, ТОМ и ЛРК (включая мир-системный анализ) роднит следующее. Их подходы в большинстве случаев позволяют включать в их схемы (а следовательно, способны объяснить) развитие лишь 50-100 километровой прибрежной полосы, которая так или иначе контактировала с Западом, была включена в мировую систему или хотя бы подключена к ней. Основная пространственная и демографическая «масса» – хинтерланд по отношению к прибрежной «пёстрой ленте» – остаётся принципиально вне схемы. Для анализа этой «массы» просто нет инструментария. Неудивительно, что ни один из указанных подходов не смог адекватно объяснить национально-освободительное движение на Востоке, особенно ту его часть, что возглавлялась коммунистами (например, Китай, Вьетнам). Ведь коммунистические армии пришли из «хинтерланда» и потому для представителей обозреваемых подходов во многом оказываются чем-то вроде «всадников ниоткуда».

В рамках мир-системного анализа (MCA), возникшего на пересечении теорий зависимости и слаборазвитости, с одной стороны, и методов и концепций школы «Анналов» – с другой, противоречие между поддающимися и неподдающимися изучению посредством одного и того же подхода частями общества снималось путём отказа от национального целого («общества») как базового объекта социального анализа. Новой базовой единицей становился мир в целом – «мир-система» с тремя её зонами: ядро, полупериферия, периферия.

В этой схеме противоречия, порождённые несостыковкой анализа внутренних и внешних факторов, снимались путём перевода исследования на такой уровень, где, благодаря базовой единице «мир в целом», аналитически значимость различия между внутренними и внешними факторами исчезала (или, по крайней мере, должна была исчезнуть). Отец-основатель школы MCA И. Валлерстайн ввёл термин «полупериферия», который, помимо прочего, должен был более разнообразно представить «неядровую» зону. Но представить опять-таки исходя из места, занимаемого тем или иным социумом (И. Валлерстайн отказался и от понятия «общество») в системе в целом, а не из социальных характеристик этого социума. Неудивительно, что для И. Валлерстайна, например, нет разницы между Бразилией, Россией/СССР, Индией и Китаем – это всё полупериферия.

Не буду в деталях говорить о плюсах и большом количестве минусов, уязвимых местах MCA. Отмечу лишь то, что непосредственно связано в нём с интерпретациями развития Востока, особенно таких крупных стран, «культурных миров» (К. Леонтьев) как Индия, Китай, Япония.

Сравнительному анализу развития Китая и Японии в XVII – начале XX вв. посвящено ставшее классическим в мир-системной традиции исследование Ф. Моулдер. Она весьма убедительно показала как различия развития двух стран связаны с их положением в мировой системе в XIX в. Однако в её работе присутствует целый пласт, не связанный с MCA и акцентирующий внутренние различия между Китаем и Японией в XVII–XVIII вв. Именно наличие двух компонент придаёт работе Моулдер убедительность и в то же время контрфактуальность по отношению к MCA.

Немало дискуссий вызвали попытки применить MCA к Индии и ЮВА как к периферии мир-системы[193]. Противники MCA довольно убедительно показали, что сам факт торговли между Западом и той или иной азиатской страной вовсе не превращает её автоматически в периферию, в элемент иерархического разделения труда – она может оставаться внешней по отношению к капиталистической мир-экономике зоной и в качестве таковой не поддаётся анализу MCA, которые вообще не рассчитаны на исследование внутренней природы социумов в рамках мир-экономики. Мир-системники игнорируют тот факт, что различные социальная природа, цивилизационный потенциал, длительность (инерционность) исторического развития при взаимодействии с капиталом, с мир-системой дают различные результаты и векторы разных обществ в этой системе.

Мир-системники до предела снизили значение теоретического анализа внутренних факторов развития элементов современной мир-системы. Следующим логическим шагом должен был стать отказ от этой проблемы как теоретической вообще, что и сделал А.Г. Франк. В работах, написанных в 1990-е гг. (наиболее известная – «ReOrient») он принципиально отказался от поисков специфики социальной природы обществ, существовавших в истории в последние 6–8 тыс. лет. По его мнению, чуть ли не с возникновением земледелия и городов в различных обществах присутствует всё разно– и многообразие системных характеристик: рабовладение и данничество, феодализм и капитализм. Разница – в удельном весе и комбинации различных элементов[194]. Получается эдакий «кубик Рубика». Меняется комбинация – и перед нами иное общество; т. е. по сути всё сводится к количественным комбинациям, что даёт нам энное число уникальных социумов и делает невозможным и ненужным теоретический анализ. Леворадикальная мысль в своём последовательном развитии пришла в конце XX в. к отказу от теории, к идиографизации.

V. «И вот финал – он не трагичен, но досаден».

Эти слова В. Высоцкого точно характеризуют ситуацию середины 1980-х гг., когда серьёзные дискуссии в западной науке по крупным теоретическим вопросам развития азиатских обществ вошли в стадию затухания (одной из последних была дискуссия «вокруг» концепции «моральной экономики» крестьянина Дж. Скотта[195]). Более того, в середине 1980-х гг. появился ряд работ, авторы которых, разочаровавшись во всех теориях и теории вообще, прямо призвали вернуться к «традиционному историческому методу» конкретных эмпирических исследований, ограниченным в пространстве и времени case studies. Именно case studies, считает, например, П. Смит[196], являются «золотой серединой» между Сциллой сверхфрагментарности и сверхразнообразия аналитических инструментов, характерных для либеральных моделей ТОМ, с одной стороны, и Харибдой избыточного холизма леворадикальных теорий РСР и зависимости. Мне неясно, что значит «избыточный холизм», я также сомневаюсь в возможности преодолеть сверхфрагментарным путём концентрации на одном фрагменте, но сейчас для нас важно зафиксировать сам факт подобного подхода.

Если Смит ограничился постановкой вопроса, то китаист Р. Маркс попытался реализовать подход, о котором писал на практике. В работе «Сельская революция в Южной Китае: крестьяне творят историю в уезде Хайфэн» (1984 г.)[197] он берёт эмпирический case study и использует его в качестве тестера наиболее распространённый теорий развития Китая (и Востоке в целом) – ТОМ империализма, РСР, зависимости. По мнению Р. Маркса, для всех этих теорий характерно пренебрежение структурными результатами западного влияния на местное общество и неспособность увидеть в этом обществе субъекта социального действия. Вывод: только локальное исследование способно вывести из теоретических трудностей. Такой подход, однако, приводит Р. Маркса в конечном счёте к тому, что он не объясняет, а описывает действия, иллюстрируя их время от времени «кусочком» той или иной теории, который, по его мнению, лучше других подходит к данному case study. В результате получается не столько заявленный case study, сколько описание некоего уникального эмпирического объекта, представленного в виде мозаики из несвязанных друг с другом кусочков разных теорий. Мы имеет явную и скрытую детеоретизацию «в одном флаконе».

Краткий (по необходимости) экскурс в историю послевоенных западных исследований развития азиатских обществ XVIII–XX вв. показал, что по сути они пришли к тому же результату, что и советская наука о Востоке: исчерпанность теоретического потенциала