Изменник - Хелен Данмор

сейчас!» Это голос Андрея, где бы он сейчас ни находился, разыскавший ее в темноте ее снов. Она не станет снова ложиться. Не случайно она проснулась от этого сна. Теперь она в этом убеждена. За эти несколько часов ей нужно подготовиться. Она соберет все, что имеет хоть какую-то ценность: скатерти и салфетки, фотографии, тонкую золотую цепочку, которую Андрюша подарил ей взамен маминого колье, проданного в блокаду. Тогда все шло в расход: книгами топили буржуйку, мебель рубили на дрова. За мамины фарфоровые ложечки выручили пару свечей, а обручальные кольца родителей и мамино золотое колье ушли за банку топленого свиного сала. Это был выгодный обмен — ведь золото не съешь.

И сейчас — то же самое: время избавляться от всего, чтобы выжить. Если бы она не спешила, то и Колино пианино продала бы.

Анна достает свои велосипедные корзинки и начинает их собирать. Ей нельзя нагружать их слишком сильно, иначе она не сумеет спустить их вниз.

Она подходит к окну, приоткрывает занавеску и выглядывает на улицу. Луна светит высоко и ярко. Прошел снег, но не сильный. Улицы расчистят, и она сможет катить велосипед, хотя и не сможет на нем ехать.

Ребенок снова предостерегающе пинается.

«Нет, дурочка, ты не можешь взять велосипед. В такую погоду с ним ты полностью вымотаешься, не успев пройти и пары километров. Так что нет смысла паковать корзинки. Тебе придется поехать на электричке и идти к даче с противоположной стороны. Это большой конец, но дойти можно, если хорошо рассчитать свои силы. Народу в будний день в электричках немного, но не следует вызывать подозрения и ехать с большим узлом вещей. Все в доме знают, что Андрея арестовали. Если они увидят, как ты уходишь, нагруженная половиной своего имущества, они могут заявить в милицию».

Мысль о том, что велосипед придется бросить, вызывает у нее мучительную боль. Как она будет передвигаться без него? Конечно, есть еще Колин, он уже на даче. Им как-нибудь придется делить один на двоих.

Она обводит комнату взглядом, и ее охватывает уныние. Колины ноты… Ему никогда не удастся собрать все эти сборники заново. Ей надо забрать фотографии и письма родителей, и…

Вещи, которые она связала для маленького, поместятся в ее обычную сумку. Ей нужно взять хоть немного постельного белья и столько одежды, сколько она сможет унести. Какое счастье, что Коля уже отвез все свои вещи к Галине на дачу.

О, нет! У нее есть идея получше: она наденет на себя одежду в несколько слоев, чтобы не пришлось все складывать в сумку. Можно натянуть два или три свитера и, по меньшей мере, пару юбок. Все ее юбки стали ей тесны, но она им вшила в пояса эластичную резинку, поэтому сможет носить их еще примерно месяц. Она наденет осеннюю куртку под пальто. Если она натянет все это на себя перед самым выходом, то не вспотеет до того, как выйдет на мороз. Ну а в электричке придется потерпеть.

Дарья Александровна, возможно, захочет купить у нее эти вышитые салфетки или хотя бы обменять на продукты. Она любит красивые вещи. Фотография родителей Андрюши в серебряной рамке… Ее она тоже прихватит. И чай — в банке оставалось еще граммов двести.

Анна ступает легко, бесшумно выдвигая ящики и открывая дверцы шкафов. Она не хочет, чтобы соседи знали, что она не спит. Может, и к лучшему, что синефуражечники уничтожили все ее продуктовые запасы. Везти банки с собой было бы слишком тяжело, а оставить — мучительно жалко. Если бы только она могла сказать Юле: «Приходи, пожалуйста, забирай все, что хочешь. Я знаю, что однажды ты сможешь со мной расплатиться». Но это небезопасно. Если Юлю увидят в ее квартире, ее снова может затянуть в колеса государственной машины.

Ей придется все бросить, как будто она, как обычно, ушла на работу. Для них не составит труда в случае чего ее найти, но если ее здесь не будет, возможно, они и оставят ее в покое. Положение дел все же слегка изменилось со времен ежовщины, когда за каждым политзаключенным в тюрьму следовала бесконечная процессия из жен, братьев, мужей, сестер…

Вот ее лекции с курсов статистики. Их она оставит с удовольствием. Картонная папка с Колиными детскими рисунками и первыми сочиненными им рассказиками. Она не займет много места.

Она тянет за тесемку и открывает папку. На нее глядит ее собственный портрет: маниакальная улыбка, огромные руки, распахнутые в приветственном жесте. Он даже нарисовал правильное количество пальцев. Внизу печатными буквами старательно выведено: «Аня».

На даче она снова начнет рисовать. Там у нее больше не будет отговорок. Она и так слишком долго заполняла суетой каждый свой день, лишь бы не всматриваться в то, что ее окружает.

Еще одна машина замедляет ход. Ее сердце начинает биться чаще и снова успокаивается, когда машина проезжает мимо.

«Беги, Аня! Беги прямо сейчас!»

Сумка собрана. Деньги у нее в сумочке. Уже шестой час. Ей нужно поесть и облачиться в несколько слоев одежды.

Все готово. Анна надевает коричневую шерстяную юбку и кремовую блузку, сверху свободное голубое платье, а поверх него длинный вязаный свитер Андрея. Затем черную куртку, пальто, сапоги. Голову она обматывает толстым вязаным шарфом, а на груди завязывает шаль. Анна поднимает одну из двух сумок, взвешивает ее в руке — она легко их дотащит. Нужно всего лишь дойти до трамвайной остановки, а трамвай довезет ее до вокзала. За короткую поездку на электричке она отдохнет, а там уже не важно, сколько раз она остановится отдохнуть по дороге на дачу. Как только она выедет из города, торопиться ей будет незачем.

Она садится на стул у двери в гостиную. Теперь она действительно уезжает. Возможно, больше никогда сюда не вернется. Да и в любом случае она, скорее всего, потеряет право на ленинградскую прописку.

Комната, которая видела так много событий из ее жизни, спокойно взирает на нее. В эту комнату она бежала после школы, когда была маленькой, всегда надеясь, что мама окажется дома, хотя знала, что в девяти случаях из десяти Вера, конечно же, будет в больнице. Здесь, в этой квартире, она впервые повстречала Андрея,