Царство Прелюбодеев - Лана Ланитова

– Ровня, не ровня… Сама знаю, кого люблю и за кого замуж пойду. Только и за вами, как я погляжу, невесты в очередь-то не стоят. Довыбираетесь – так в одиночку свой век и прокукуете, – насупилась она. Помолчала. А после ни с того ни с сего выдала: – Я проголодалась сильно. Не угостите ли чаем, али пирогами?

– Да я бы с удовольствием. Но видите, в чем дело…

– Ясно, можете не продолжать, барин. Я видала, у вас на кухне мышь от голодухи подохла.

– Как так подохла?

– А так. Кверху пузом лежит, – Алена скрестила крупные ладони на груди и возвела глаза к небу. – А это у вас, что за конфекты такие? Дайте хоть одну отведать, – толстый, красноватый палец с плоским, неровно остриженным ногтем указал на открытую бархатную синюю бонбоньерку, в которой томились засахаренные фиги с опием.

– Алена Митрофановна, это конфеты, но они не всем годятся…

– Что-то вы хитрите, барин. Жадничаете, что ли? Раз конфекты, значит детям, али бабам, – она широко улыбнулась и шмыгнула веснушчатым курносым носом.

Из красного кресла послышался протяжный храп – это задремал герой войны.

– Ой, сам-то спит, аки младенец, а ешо женихаться надумал, – презрительно проговорила Аленка. А потом нагнулась к уху Владимира и зашептала, косясь лихим рыжим глазом: – Вы на меня не серчайте, ваше благородие. Я же не дурочка какая – я понимаю, что не ровня вам. Возьмите хоть в приживалки, хоть в полюбовницы… Я и без венца согласная с вами согрешить. Все тело от желания горит. Мочи нет! – она навалилась всей тяжестью арбузных грудей на лицо Владимира. Ему стало тяжело дышать. Пахнуло едким потом.

– Алена Митрофановна, Алена Митрофановна, погодите! Вы же меня задушите так! – прохрипел он, еле освобождаясь от назойливой бабы. Полы шелкового халата предательски разъезжались в стороны, обнажая пленительный голый торс, от которого Аленка не могла отвести голодного взгляда.

Она нарочито хмыкнула и отвернулась. Затем, не зная чем себя занять, снова полезла к бонбоньерке с опиумными фруктами. Владимир и глазом не успел моргнуть, как Аленкина загребущая ладошка схватила целую пригоршню засахаренных фиг и абрикосов и отправила её в зубастый рот. Довольная мордаха зажмурилась от удовольствия, полные губы причмокнули.

– А ничего, славные у вас конфекты, кисленькие!

– Вы, вы… что же вы делаете?! Столько нельзя! – прокричал Владимир, но было уже поздно. Аленка сгребла и все остальные и с хрустом сжевала и их.

– Тюю, нельзя! Придумали тоже. Я баба крупная, аппетиты хорошие имею. Я когда в доме у батюшки жила, то могла за один присест ушат пирогов уплести, да пол ведра молока выдуть! Могу и куликнуть[122] на радостях, особливо браги, али полугара[123], – она хитро подмигнула Владимиру. – А тут сухи какашки овечьи, какие-то… Только еще больше кушать захотела. Аж, в животе урчит, вот, послухайте.

Владимир с замиранием сердца склонился над упитанными телесами несносной девицы – в животе Аленки булькало, ревело и колобродило так же сильно, как шумит вода на речных перекатах во время весеннего половодья.

– Алена Митрофановна, чем же вас накормить? – озадаченно пробормотал Владимир.

– Не знаю! – обиженно всхлипнула она и оттопырила пухлую нижнюю губу. – Ести больно охота!

«У нее такой сердитый вид, что она того и гляди заживо меня проглотит, – думал он с тоской. – Может, попробовать еды ей заказать?»

Поручик захрапел еще громче, а Аленка тоненько заскулила. Владимир метнулся в столовую, но, не добежав до конца лестницы, вернулся: «А чего я мечусь? Закажу ей чугунок репы или ведро каши – это-то у меня хорошо выходит. Она – девушка непривередливая, все скушает».

Он вышел на середину спальни и, сев по-турецки, попытался сосредоточиться.

– Чего это вы, Владимир Иванович, такое делаете? Уселись, аки басурманин, какой! – Аленка выкатила рыжие в крапинку глазищи.

– Погодите, Алена Митрофановна, я пытаюсь еды вам раздобыть, здесь все так делают. Владимир сосредоточился на чугунке с репой. Раздался характерный стук. Но на пол приземлился не чугунок с репкой…

Поблескивая капельками жира, источая чесночный аромат, прямо на ковер, мягко, словно птичье пёрышко, приземлилось объёмистое блюдо с зажаренным поросенком, фаршированным рассыпчатой гречневой кашей.

«Ого! Какие щедрые сегодня у нас хозяева! – подумал он с обидой, – как для меня, так репку с кашей, а для Аленки, значит, порося».

Вслед за поросенком прямо с потолка свалилась огромная бычья нога, горячая и ароматная, будто ее только что сняли с вертела, гусь с капустой в широкой чугунной гусятнице, ведро вареной картошки, припорошенной укропом, миска с солеными огурцами и большая бутыль с квасом. При виде всего этого богатства, Аленка подпрыгнула с кровати и захлопала от радости в большие ладоши.

– Это все мне? – взгляд сделался масленым, а звук, идущий из живота, стал еще громче.

– Вам, уважаемая, вам. Чем богаты, как говорится, тем и рады. Так?

– Так-так! А можно я прямо на полу покушаю, на вашем коврике?

– Конечно, можно! Давайте разбудим нашего славного героя и предложим ему отобедать с вами?

– Ой, ну его, – отмахнулась жадная девица. – Он нудный, его кормить надобно из ложки. А мне неохота, да и еды мало, – она села тоже по-турецки прямо на ковер, подоткнув красный в горошек широкий подол, и взялась за жареную бычью ногу. Владимир и глазом не успел моргнуть, как острые Аленкины зубы впились в сочное мясо. Она расправилась с ногой в считанные минуты. Мясной сок тек по толстым щекам; проворная рука выуживала теплые, сдобренные маслом, рассыпчатые картофелины и отправляла их почти целиком в большой открытый рот; смачно хрустели темно-зеленые огурцы; гулко булькал хлебный квас. Так же быстро она расправилась и с поросенком, и с гусем. Когда на дне ведра оставалась лишь одна картофелина и маленькое мясное ребрышко от поросенка, Аленка ойкнула и испуганно покосилась на Владимира.

– Чего я, окаянная, сделала! Я же вам ничегошеньки не оставила, – проговорила она странным голосом, срывающимся на низкий баритон.

– Ничего, красавица. Я не голоден, – ответил Владимир и усмехнулся.

– Правда? – почти басом радостно констатировала она и икнула.

«Может, теперь она уберется куда-нибудь? – подумал Владимир. – Ничего не понимаю: она, поручик, откуда они все взялись? Неужто это все – грибы?»

А вслух произнес:

– Чего еще желаете, Алена Митрофановна?

Алена сладко потянулась и вскочила на ноги – оказалось, что за время своей трапезы она выросла еще на локоть и возвышалась, чуть ли не под-потолок. Вследствие быстрого роста, платье на Аленке стало ужасающе коротким – обнажились огромные ступни с толстыми щиколотками, выше шли крепкие, покрытые рыжим волосом, ноги. Аленка засмущалась и попыталась одернуть сарафан, но это у нее плохо получилось: сарафан не только не удлинился, но и затрещал по швам, а в некоторых местах и лопнул. Белая блузка натянулась без меры – казалось, упругие шарообразные груди вот-вот выскочат из тесного ложа.