Паразиты - Морье Дю

- Но, моя дорогая, что случилось? Что ты наделала?

Вниз по холму. Налево по Черч-Роуд, снова направо. Немного дальше, пожалуйста. Вон тот угловой дом. Во всяком случае, как бы он ни назывался, это ее дом, ее убежище и приют. Весной ящики за окнами запестреют цветущими гиацинтами. Ее ступеньки. Ее парадная дверь. Веселого яблочно-зеленого цвета. И название "Мастерская".

Поворачивая ключ в замке и входя в дом, она всякий раз испытывала странное удивление, словно все это было для нее не внове. Как легко. Как просто. Как приятно. Вернуться к себе... к себе. Как приятно увидеть не чужие, а свои, давно знакомые вещи. Стулья, письменный стол, картины в рамах на стене, и среди них два или три ее собственных рисунка.

Селия опустилась на колени растопить камин и, пока он разгорался, прочла письма, пришедшие с дневной почтой. Их было два.

Первым она прочла письмо, отпечатанное на машинке. Какое странное стечение обстоятельств - по прошествии стольких лет, именно в этот день получить письмо из издательской фирмы. От нового управляющего, который сменил ушедшего на пенсию мистера Харрисона.

"Дорогая мисс Делейни!

Надеюсь, Вы помните нашу встречу, когда несколько лет назад Вы посетили фирму по поводу известного и памятного всем нам случая. Как Вам, возможно, известно, в настоящее время я являюсь управляющим вместо мистера Харрисона и пишу Вам с целью выяснить, не располагаете ли Вы возможностью выполнить Ваш давний контракт с нашей фирмой или, что было бы еще лучше, подписать новый. Вы знаете, сколь высоко было мнение моего предшественника о Вашей работе, каковое мнение, особенно относительно рисунков, я разделяю в полной мере. Мистер Харрисон и я всегда понимали, что если Вы решитесь отдать свой талант нам и миру в целом, то могли бы придать еще больший блеск имени Делейни, нежели тот, что окружает его в настоящее время. Очень прошу Вас серьезно об этом подумать. Жду Вашего ответа в самое ближайшее время.

С наилучшими пожеланиями искренне Ваш..."

Письмо нового управляющего фирмы было так же любезно, как и слова мистера Харрисона, сказанные ей много лет тому назад. На этот раз она не подведет. Не разочарует. Она подберет рассказы и рисунки сегодня же вечером, завтра утром, завтра днем. С этих пор она будет планировать свою жизнь, памятуя о том, что она не вечна. Пусть фиброма, пусть операция. Не стоит обращать внимания. Селия распечатала второе письмо. Оно было от Кэролайн.

"Дорогая тетя Селия!

Ко мне только что приезжала мама и рассказала про себя и папу. Она просила в школе никому об этом не рассказывать. Я знаю двух девочек, у которых родители в разводе. Мне кажется, что от этого почти ничего не изменится. Правда, в Фартингз во время каникул будет не слишком весело. Там просто нечего делать, а кататься верхом мне не очень нравится. Вот я и подумала, нельзя ли мне пожить у тебя? Конечно, если ты можешь меня принять. Я бы так хотела приехать к тебе. Но пора готовить уроки, прозвенел звонок, и мне надо бежать.

Любящая тебя

Кэролайн."

Селия села в кресле перед камином и перечитала письмо. Раз, другой. Сердце ее усиленно билось, к горлу подступил комок. Глупо, но кажется, она вот-вот расплачется. Кэролайн хочет приехать и пожить с ней. Без приглашения. Без чьей-либо подсказки, скажем, Чарльза или Марии. Кэролайн хочет приехать и жить у нее, у Селии.

Конечно, ей надо приехать. Обязательно надо. На следующие каникулы. Маленькая комната наверху рядом с комнатой Селии. Превратить маленькую комнату в комнату Кэролайн. Обставить по вкусу Кэролайн. Они будут вместе гулять в Парке, она купит Кэролайн собаку. На то время, что Кэролайн будет в школе она оставит собаку у себя. Они многим могут заняться. Музеи, театры Кэролайн недурно рисует, и Селия могла бы давать ей уроки рисования. К тому же у нее приятный, хоть и небольшой голос; с возрастом он может развиться. Селия могла бы водить Кэролайн на уроки пения. Подумав об этом, Селия вспомнила, что Кэролайн всегда чем-то напоминала ей Папу. Выражением глаз, посадкой головы. Кроме того, для своего возраста она достаточно высокого роста.

Без сомнения, Кэролайн вылитый Папа. Такая же ласковая, ей так же необходимы сочувствие, внимание, любовь. Все это она даст ей. Нет ничего важнее, чем сделать ребенка счастливым. Ничего на свете.

Селия подложила в камин несколько поленьев и бросила в огонь письмо от издателей. Как-нибудь она на него ответит. Как-нибудь подумает над их предложением. Это не к спеху. Совсем не к спеху. У нее так много других дел.

Надо обдумать столько планов для Кэролайн. Для Кэролайн...

Глава 24

Что бы ни случилось, думала Мария, никто не должен знать, что у меня на душе, что мне это далеко не безразлично. Даже Селия, даже Найэл. Все должны думать, что честный, полюбовный развод подходит нам обоим, невозможно и дальше разрываться между Лондоном и деревней. Я поняла, что не могу уделять Чарльзу и детям столько времени, сколько хотела бы; значит, лучше расстаться. И хотя развод разобьет Чарльзу сердце, он понимает его необходимость, понимает, что так будет лучше для нас обоих. Если он женится на этой женщине, то вовсе не потому, что она очень привлекательна, не потому, что он влюблен в нее, а потому, что по ее повадкам ей только и жить в деревне. Она умеет обращаться с лошадьми, с собаками; во всяком случае пони мы купили детям по ее совету. Помню, как еще тогда я подумала, что у нее хитрые глаза. Помимо всего прочего, у нее рыжие волосы, и значит с годами она располнеет. Да и кожа у рыжих неприятно пахнет; Чарльз этого пока не обнаружил. Ничего, со временем обнаружит. Но главное, чтобы все непременно жалели его. Развод всегда вызывает сожаления, особенно когда есть дети, когда столько лет прожить вместе.

Но они, действительно, никогда не подходили друг другу. Он - такой однообразный, такой скучный, кроме имения его ничего не интересует. Мог ли он надеяться удержать ее? Ведь она так неуловима. Да и кто вообще мог бы удержать ее?

Через эту черту надо перешагнуть. Более того, размышляла Мария, еще немного и я сама в это поверю, уже начинаю верить, ведь что бы я себе не вообразила, все становится явью. Вот в чем по-настоящему везет. Вот в чем Бог всегда на моей стороне. И чувство одиночества, которое я испытываю сейчас, лежа здесь в темноте с выключенным приемником и с повязкой на глазах, пройдет - всегда проходит. Как зубная боль; и как я забываю про больной зуб, когда боль утихает, так забуду и эту боль, и эту опустошенность.

Было около полуночи, в полночь передачи по приемнику закончатся. Даже иностранные станции замолкнут, умрут.

Тогда, подумала Мария, станет не так легко, не так просто. Потому что в моем воображении будет все время всплывать Чарльз, каким он был когда-то, год за годом... Вот здесь я допустила первую ошибку. Здесь - вторую. Здесь оказалась в глупом положении, я могла бы поступить более тактично. Там вела себя слишком безрассудно, такого не следовало позволять себе.