Метамодернизм. Будущее теории - Джейсон Ānanda Джозефсон Шторм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В совокупности может показаться, что распространение постмодернистского скептицизма и развитие современной науки способствовали делегитимации ценностей. Как будто культурный релятивизм и наука, лишенная ценностей, сговорились создать бессодержательное и постморальное общество. По всем правилам мы должны жить в аморальную эпоху, но (как я утверждаю в этой главе) эти общепринятые трюизмы неверны. Но они ошибочны интересным образом.
Различные формы этики всегда процветали в гуманитарных и социальных науках. Для доказательства достаточно просмотреть наши журналы и другие научные публикации, которые имеют долгую историю частого использования ценностно-ориентированной терминологии. При этом большая часть этого морализаторского языка носит решительно негативный или критический оттенок. Но мы никогда не испытывали недостатка в этике; мы просто загнали ее в подполье (хотя и не так далеко). На самом деле, как я утверждаю здесь, именно дискурс ценностной нейтральности привел к тому, что мы приняли ценности, которые мы не называем таковыми и, возможно, даже не знаем, что это ценности.
Главные утверждения этой главы заключаются в том, что наша цель - свободные от ценностей гуманитарные науки - в значительной степени ошибочна; что для достижения прогресса нам необходимо вывести наши ценности на поверхность и подвергнуть их дальнейшей проверке и уточнению; и, что очень важно, что можно представить (и я хочу призвать к этому) альтернативную и полностью нормативную цель гуманитарных наук. Я изложу эту мысль в пяти частях. Во-первых, я вкратце расскажу о моральном климате пика постмодернизма, который, отнюдь не будучи вакуумом, был полон этического языка, но со своеобразной асимметрией: пропаганда исторически отвергалась как излишне морализаторская, и в то же время ученые продолжали порицать аморальность под видом законной фактической критики.
Во-вторых, я показываю, как гуманитарные науки оказались в центре иллюзии об отношениях между наукой и ценностями. В-третьих, в основной части главы я сосредоточиваюсь на наборе законных способов, которые философы определили для перехода от "есть" к "должно", и затрагиваю аргументы в пользу универсальности эпистемических норм или ценностей. Этот раздел - аналог деконструктивного додзё главы 2. В нем показаны различные обоснованные стратегии соотнесения фактов с ценностями и наоборот. Однако для коллег-ученых-активистов он также содержит предостережение об ограничениях нормативной пропаганды, которая в настоящее время ведется во многих академических кругах.
В-четвертых, как только мы преодолеем неудачный проект ценностного нейтралитета, я выдвигаю предложение не о том, чем были гуманитарные и социальные науки, а о том, чем они должны быть: средством, позволяющим сделать нас лучшими людьми. Перефразируя, я привожу нормативный аргумент в пользу человеческого процветания или благополучия (который даже выходит за рамки человека и включает в себя процветание нескольких видов, поскольку люди, в конце концов, не существуют в мире, оторванном от мира других существ). Я начну этот раздел с обоснования эвдаймонической этики или этики добродетели, уделяя особое внимание классическому греческому, индийскому и китайскому вкладу в эту тему. Наконец, я вношу поправки в этику добродетели, вводя немного критической теории. Я предлагаю переформулировать цель добродетельной этики, отказавшись от индивидуального удовлетворения или счастья и перейдя к "революционному счастью", которое, по моему мнению, должно стать нашим главным коллективным проектом в гуманитарных науках; далее я утверждаю, что будущая наука должна оцениваться хотя бы отчасти с точки зрения ее вклада в достижение этой общей цели.
Ценности постмодернизма
Вы уже спрашивали меня, не являюсь ли я нигилистом, отвергающим мораль. Я сказал: Нет! . . . В каком-то смысле я моралист.
Мишель Фуко в беседе с Майклом Бессом, 1980 год
"Постмодернизм" не совпал с уходом ценностей, а скорее с распространением негативных лозунгов.16 Вспомните термины - расизм, сексизм, антисемитизм, гомофобия, патриархат, - которые распространились в качестве моральных осуждений в тот самый период, который теоретики, упомянутые выше, описывали как этический вакуум. Конечно, этот язык вызывал скорее моральные проступки, чем позитивные идеалы, но он был не менее этически мотивирован.
Эти термины и их более поздние родственники (такие как трансфобия, абьюзинг, античернота, токсичная маскулинность и другие) являются важной частью публичных разговоров, где они часто встречаются с другими морально заряженными терминами из других частей политического спектра - антихристианскими, неуважительными, непатриотичными, неамериканскими и элитарными. К этому ученые добавили еще ряд понятий, которые сигнализируют о взаимосвязанном моральном и интеллектуальном осуждении, - этноцентризм, евроцентризм, логоцентризм, антропоцентризм, андроцентризм (почему у нас проблема с центрами?), отеризация, тотализация, стереотипизация, лингвистическое насилие и так далее, а также адаптация терминов, изначально не имевших морального регистра, таких как привилегия, присвоение, эссенциализм, про- лематика, которые теперь также стали объектами этического порицания.
Я не думаю, что во многом из этой лексики есть что-то плохое, и она невероятно ценна для привлечения внимания к страданиям и лишениям. Я просто хочу обратить внимание на два простых момента: во-первых, это все моральный язык, а во-вторых, большинство из них не новы. (Об этом можно было бы и не упоминать, но почти весь этот морализаторский язык был в полной мере использован задолго до того периода, когда критики постмодернизма, по их мнению, избавились от морального релятивизма). Ученые имеют долгую историю яростной борьбы с моральными ошибками - как тогда, так и сейчас. Мы, ученые, никогда не испытывали недостатка в морали, но мы также называли "ученых-активистов" во имя объективности по крайней мере с 1970-х годов и указывали на неспособность придерживаться "ценностного нейтралитета" по крайней мере с 1950-х годов.18 По крайней мере полвека существует постоянное противостояние или, возможно, необходимое напряжение между этически мотивированными и заведомо этически нейтральными учеными. В этом отношении попытка исключить ценности может показаться и неудачной, и ненужной. Часто именно присущее нам чувство справедливости и праведности или стремление к истине и знаниям побуждают большинство из нас в первую очередь поступать в академию. Зачем, таким образом, притворяться, что наша работа должна быть свободна от этики, если этика часто является центральным фактором нашего выбора для выполнения той работы, которую мы делаем?
Постмодернистский канон в равной степени насыщен и нормативными отчетами. Уже в "Письме и различии" (L'écriture et la diflérence, 1967) Деррида излагал "этический императив" открытости Другому, заимствованный
