Метамодернизм. Будущее теории - Джейсон Ānanda Джозефсон Шторм

Но сначала нам нужно спросить: если ученые часто занимаются критикой ценностей, не испытывая при этом проблем с их продвижением, почему мы не признаем свою работу этичной? Почему так много ученых одновременно выступают за моральный или культурный релятивизм и одновременно критикуют такие вещи, как расизм и сексизм? И почему большинству ученых, похоже, не хватает позитивных этических проектов? Возможно, дело в том, что мы усвоили ложную дихотомию между фактами и ценностями.

Ценность социальной науки, свободной от ценностей

Макса Вебера часто называют центральной фигурой в призыве к свободной от ценностей социальной науке. Знаменитый социолог изображается как человек, поднявшийся над политической ангажированностью своего времени и проложивший путь к объективному и беспристрастному анализу общества и культуры. Действительно, от имени Вебера ученых приучили отождествлять "объективность" и бесценность, так что может показаться, что существование концепций, связанных с ценностями, ставит под сомнение независимость и обоснованность гуманитарных наук. В другом месте я уже пытался прояснить распространенное неверное понимание его понятия рационализации, но здесь я хочу прояснить еще один пагубный набор заблуждений, связанных с его понятием ценностной нейтральности.

Вебер действительно утверждал, что Wertfreiheit - обычно переводимая как "ценностная свобода" или "ценностная нейтральность" - имеет решающее значение для социальных наук. Отчасти это было продиктовано его желанием защитить профессоров от исключения из работы на основании их политических убеждений. Но на философском уровне Вебер явно принял распространенное прочтение Юма (о котором мы еще поговорим), утверждая "логическое различие между "потенциальным знанием", то есть знанием о том, что "есть", и "нормативным знанием", то есть знанием о том, что "должно быть"". "Вебер утверждал, что, поскольку наука, даже социальная, может описывать только то, что есть, но не то, что должно быть, исследователям необходимо четко различать "эмпирические фактические утверждения, с одной стороны", и политические этические или философские.

К этому противопоставлению Вебер добавил характерный акцент на различии между средствами и целями, предполагая, что роль социальных наук заключается в исследовании средств, но определение целей находится вне сферы научного исследования.

Позднейшие критики часто рассматривали поворот к ценностной нейтральности как часть попытки сделать социологию более похожей на естественные науки; хотя это, вероятно, верно для многих теоретиков, проект Вебера был на самом деле другим.36 Вебер утверждал, что ценностная нейтральность важна для гуманитарных наук, потому что типичная форма производства знаний в этих дисциплинах отличается от естественных наук. Вебер придерживался концептуальной дихотомии, популяризированной Вильгельмом Дильтеем, между двумя способами познания - Erklären, предсказательным или редуктивным объяснением, связанным с естественными науками, и Verstehen, интерпретацией или сочувственным пониманием, связанным с гуманитарными науками. Социология Вебера была сосредоточена на Verstehen, поскольку он считал, что сочувственное понимание субъектов социологического исследования имеет решающее значение для интерпретации их мотиваций и установок в целом. Интерпретирующая социология должна обеспечить интерпретацию действий и того, что делает эти действия значимыми. Ценностная нейтральность здесь очень важна, потому что Вебер утверждал, что этот способ понимания требует от исследователя приостановить свои собственные убеждения и ценности, чтобы лучше интерпретировать убеждения и ценности людей, которых он изучает.

Но помимо призыва к ценностной нейтральности, Вебер утверждал, что социальные науки должны также признать важность Wertbeziehung или ценностной значимости при составлении исследовательских программ и их последующей интерпретации. Вкратце, Вебер признавал, что оценочные интересы и субъективные ценности придают ученым страсть к своей тематике. Более того, культурная значимость и ценность темы исследования создает ее более широкое влияние. Следовательно, социальным ученым нужны ценности, и они должны знать о ценностной значимости своих конкретных предметов. Некоторые поздние исследователи утверждали, что Вебер считал, что ценности относятся только к "фазе открытия" научного исследования. Но в своих методологических работах Вебер фактически утверждал, что ценности неизбежно связаны с научными исследованиями в области гуманитарных наук. Сами объекты исследования определяются ценностями, как исследователей, так и их субъектов. Возможно, фраза "ценностный агностицизм" или даже "эмпатия" лучше передает то, что имел в виду Вебер, поскольку он утверждал, что не дело исследователя хвалить или порицать объекты исследования как правильные или неправильные, хорошие или плохие. Но очевидно, что мы далеко ушли от задуманной им модели.

Аргумент Вебера заключался не в том, как его часто неправильно понимают, что все ценности должны быть исключены из социальных наук, а в том, что социологи должны четко разграничивать ценностные суждения и

утверждения. Естественно, Вебер признавал важность ценностей при выборе объекта исследования, но он также предостерегал ученых от того, чтобы субъективные ценности определяли научные выводы. Тем не менее, быть ценностно нейтральным не означает быть безценностным. Скорее, это означало ясность в отношении собственных ценностей и их роли в выборе исследовательских проектов, и эта ясность должна была позволить исследователю взглянуть на свой предмет с осознанием факторов, влияющих на его собственное восприятие.

Параллельно с построением ценностного нейтралитета в социологии понятия культурного и морального релятивизма возникли как методологические предпосылки в антропологии. Францу Боасу, так называемому "отцу антропологии", часто приписывают изобретение культурного и морального релятивизма. Но при более внимательном прочтении ранние формулировки Боаса не соответствуют общепринятому мнению. В тех работах, о которых идет речь, он отмечал, что антропологи его времени были склонны критиковать различные культуры по моральным соображениям (напр, например, моральное осуждение кочевых обществ за отказ от пожилых и немощных людей). Однако, как утверждал Боас, эта критика часто коренится в неправильном понимании мотивов и контекста жизни людей, которых осуждают (например, в кочевых обществах часто сами пожилые люди хотят, чтобы их оставили, чтобы более энергичные люди могли получить пищу и другие необходимые им ресурсы). Соответственно, Боас предостерегал от предположения о превосходстве собственной культуры и от осуждения этики других культур до того, как мы ее поймем. Однако он добавил оговорку, что если ученые действительно понимают другую культуру, они могут критиковать ее, если это необходимо.

Несмотря на ретроактивную реконструкцию как пропаганды преступного культурного релятивизма, Боас на самом деле представляет собой нечто вроде призыва к терпимости, отказа от этноцентризма и аргумента в пользу методологического приостановления суждений до достижения понимания. (Вместо того чтобы сосредоточиться на межкультурном сравнении, некоторые теоретики также интерпретировали этический релятивизм исторически, отмечая, что моральные нормы имеют тенденцию меняться со временем, так что каждое поколение обычно считает себя более нравственным, чем его предшественники. Из этого следует, что любая попытка судить исторические фигуры обречена на провал). Хотя пространство не позволяет полностью раскрыть философские последствия и проблемы этического релятивизма, я хочу сказать, что первоначальные формулировки во многих отношениях были аналогичны веберовскому представлению о ценностном нейтралитете