Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров) - Генрик Сенкевич

— Принести копья! — загремел голос Голоды.

Часть казаков побежала за копьями, остальные задрали головы и поглядывали на чердак. Через отворенные двери проникли лучи рассвета и озарили отверстие, ведущее на сеновал, черное и молчаливое.

Казаки снизу не переставали уговаривать пана Заглобу:

— Ну, пан шляхтич! Спусти лестницу и слезь. И так не уйдешь, зачем утруждать людей? Слезь, слезь!

Тишина.

— Ты умный человек! Если б тебе это помогло, так ты бы сидел, но так как это тебе не поможет, ты слезешь добровольно; ты же умный!

Тишина.

— Слезь, а то мы тебе шкуру с головы сдерем, а потом головой в навоз спустим!

Пан Заглоба оставался одинаково безучастным как к просьбам, так и к угрозам, и сидел в темноте, как барсук в своей норе, готовясь к отчаянной обороне. Только губы его шептали какую-то молитву, да рука все крепче сжимала саблю.

Казаки возвратились, связали копья по три вместе и поставили их остриями к отверстию. У пана Заглобы мелькнула было мысль втащить их к себе, но не стал этого делать: все равно принесут другие.

Понемногу весь хлев наполнился народом. Одни светили лучинами, другие понатаскали шестов и лестниц. Лестницы все оказались коротки. Решили связать их ремнями, потому что по копьям, действительно, трудно было взбираться. Однако и на это нашлись охотники.

— Я пойду! — разом крикнуло несколько голосов.

— Ждать лестницы! — скомандовал Голода.

— А что помешает, батька, попробовать по копьям?

— Василий влезет; он как кошка взбирается.

— Ну, пробуй.

Другие начали подшучивать:

— Эй, осторожней! У него сабля, голову раскроит, вот увидишь.

— Я сам его за чуб поймаю и стяну вниз.

Однако Василий не робел.

— Он знает, что если пальцем тронет меня, то атаман рассчитается с ним… и вы, братцы.

То было предостережение для пана Заглобы, который сидел, притаившись на своем месте.

Казаки начинали приходить в веселое расположение духа; эпизод с паном Заглобой забавлял их.

— Одним дураком будет меньше на белом свете.

— Он не увидит, как мы заплатим за твою голову.

— Он колдун. Черт его знает, во что он там оборотился. Кого ты там найдешь?

Василий, который уже было собрался лезть, вдруг остановился.

— На ляха я пойду, — сказал он, — ну, а на черта нет.

Впрочем, в это время лестница была уже связана и приставлена к чердаку. Взбираться по ней было плохо: тонкие перекладины так и трещали под тяжелыми ногами казаков. Первым полез сам Голода.

— Ты видишь, пан шляхтич, тут не шутки, — сказал он. — Хочешь сидеть наверху — сиди, но не обороняйся; мы тебя достанем, хоть бы для этого нам пришлось разобрать весь хлев. Сообрази-ка это!

Наконец, голова его поравнялась с отверстием; вдруг послышался свист сабли, казак страшно вскрикнул, зашатался и упал вниз с раскроенной пополам головой.

— Коли! Коли! — закричали казаки.

В хлеве поднялся страшный шум и беспорядок, но надо всем этим царил громовой голос пана Заглобы:

— А, злодеи, людоеды! А, негодяи! Всех вас до одного перекрошу, шельмы! Узнаете вы рыцарскую руку. На мирных людей нападать ночью, в хлеву запереть шляхтича… мерзавцы! Идите, идите сюда! Влезайте!

— Коли! Коли! — кричали казаки.

— Хлев спалим!

— Я и сам спалю, свиные вы хвосты, только с вами!

— А ну-ка разом! — крикнул старый казак. — Держать лестницу, подпирать копьями! Закройте головы снопами и вперед… Нужно взять его!

С этими словами он начал взбираться вверх, а за ним еще двое казаков. Перекладины начали трещать, лестница выгнулась еще более, но свыше двадцати сильных рук удерживало ее от падения.

Еще несколько минут, и три новых трупа свалились вниз.

Пан Заглоба, разгоряченный триумфом, рычал, как буйвол, и изрыгал такие проклятия, каких еще не слыхал свет и от которых замерла бы душа в казаках, если бы ими не начало овладевать бешенство. Некоторые из них тыкали копьями в чердак, другие карабкались на лестницу, хотя знали, что идут на верную смерть. Вдруг крики смолкли, и в дверях хлева показался сам Богун.

Он был без шапки, в одной рубашке и шароварах. Глаза его горели, в руках сверкала обнаженная сабля.

— Через крышу, собаки! — крикнул он. — Содрать солому, разобрать доски и брать живьем.

Пан Заглоба тоже увидал его.

— Подойди ты только сюда, хам! — зарычал он. — Нос и уши обрублю… шеи твоей не трону — она добыча палача. А, что? Струсил, боишься, мальчик? Связать этого негодяя!.. Слышите вы, дураки?.. Прощение получите. Что, висельник, что, кукла жидовская? Подойди, подойди! Выставь только голову на чердак. Что же ты! Я тебе буду рад, я тебя так угощу, что тебе припомнится и твой отец-дьявол, и мать-ведьма.

Доски на кровле начинали трещать. Вероятно, казаки взобрались и начали отдирать обшивку.

Заглоба слышал все это, но страх не лишал его сил. Он совершенно опьянел от битвы и крови.

"Уйду в угол, там и смерть моя", — подумал он. Но в эту самую минуту на дворе раздались выстрелы, и несколько казаков торопливо вбежали в хлев.

— Батька! Батька! — отчаянно кричали они. — Иди сюда!

Пан Заглоба в первую минуту не понял, что произошло, и удивился. Он приблизился к отверстию, заглянул туда — хлев пуст. Доски на крыше более не трещат.

— Что такое? Что такое? — громко спросил он. — А! Понимаю. Они хотят поджечь хлев и стреляют в крышу из пистолетов.

А на дворе шум становился все сильнее. Выстрелы, смешанные с криками, стук железа… "Боже, не битва ли это?" — подумал пан Заглоба и подскочил к проделанному им отверстию в крыше.

Один взгляд — и у него ноги подкосились от радости. На дворе кипела битва, вернее сказать, пан Заглоба увидел страшный погром богуновых казаков. Застигнутые врасплох, под беглым огнем из ружей и пистолетов, теснимые от плетня к плетню, от хаты к амбарам, казаки гибли почти без сопротивления. Солдаты в красной одежде, преследуя обезумевшую толпу, не дозволяли ей ни сформироваться, ни обнажить саблю, ни осмотреться, ни сесть на коней. Защищались только отдельные кучки, другие, побросав сабли и копья, старались проползти под плетень, застревали между жердями, перелезали поверху, выли нечеловеческими голосами. Несчастным казалось, что сам князь Еремия, как орел, неожиданно упал им на голову со всей своей силой. У них не было времени опамятоваться, оглядеться; крики неприятеля, свист сабель, ружейные залпы гнали их вперед, горячее конское дыхание обжигало им спины. "Люди, спасайтесь!" — неслось со всех сторон. "Бей, режь!" — кричал в свою очередь неприятель.

И увидел, наконец, пан Заглоба пана Володыевского, как тот, стоя у ворот во главе нескольких солдат, командовал боем и только изредка направлял своего гнедого коня в середину свалки, а где побывает пан Володыевский, там тотчас же падает человек, иногда без всякого крика. О, пан Володыевский — фехтмейстер из фехтмейстеров, солдат по призванию. Он в битве ничего не упускает из поля зрения, поправит, что нужно, и снова на место, словно опытный капельмейстер, который иногда возьмет скрипку в руки, а сам не спускает бдительного ока со своего оркестра.

Пан Заглоба начал неистово стучать ногами по настилу и хлопать в ладони:

— Бей их, бей, убивай! Ну, еще, всех их вырезать до единого!

Так кричал пан Заглоба, совершенно забыв о своем положении, но потом взору его представилось еще более приятное зрелище: вот, окруженный несколькими десятками казаков, вихрем летит Богун, а за ним гонится пан Володыевский со своими солдатами. "Бей! — крикнул было Заглоба, — это Богун", но голос его не был услышан, а тем временем Богун перескочил через плетень, пан Володыевский за ним. Некоторые остались на дворе, у других лошади не осилили преграды. Смотрит Заглоба: Богун на равнине, и пан Володыевский на равнине. Казаки рассыпались в разные стороны, преследование стало в одиночку. У Заглобы захватило дух, глаза чуть не вылезли из орбит… Что видит он? Вот Володыевский настигает Богуна, как охотничья собака кабана, атаман оборачивается, достает саблю… "Дерутся", — кричит Заглоба… еще минута, и Богун падает вместе с конем, а Володыевский перескакивает через него и гонится за другими.

Но Богун жив, он поднимается с земли и бежит к скалам, поросшим кустарником.

— Держи, держи, — рычит Заглоба, — то Богун!

А вот летит новая ватага казаков, которая пряталась за пригорком, а теперь, обнаруженная, ищет нового пути в бегстве. За ними, на расстоянии сотни сажен, видны польские солдаты. Ватага догоняет Богуна, подхватывает его и увозит с собой. Наконец, все исчезает за поворотом оврага.

На дворе — полнейшая тишина, потому что даже солдаты пана Заглобы, отбитые Володыевским, овладели казацкими конями и поскакали вместе со своими вдогонку за растерявшимся неприятелем.

Пан Заглоба спустил лестницу, вышел на двор и оглянулся вокруг.