Дочь Востока. Автобиография. - Беназир Бхутто

—Что с вами, вам плохо? — забеспокоился мой собеседник.

—Нет-нет, ничего, я в полном порядке, — заверила я его, не вполне уверенная в этом сама.

 Перед выступлением в фонде Карнеги я особенно волновалась. Аудитория состояла из сотрудников Госдепартамента, министерства обороны, членов конгресса, бывших послов, журналистов. Западные средства массовой информации теперь рядили Зию чуть ли не в тогу миротворца и «отца народа», прославляли его в качестве «стабилизирующего фактора» в Пакистане и в регионе. На мои плечи ложилась задача привлечь внимание к массовым репрессиям, к нарушениям гражданских прав в стране и к отрицательным долгосрочным последствиям военного правления. Влиятельная публика, собравшаяся в зале, могла способствовать созданию давления на режим, освобождению узников военной тирании, восстановлению свободных выборов, демократии. Мне важно заручиться их поддержкой.

«Успокойся! — приказываю я себе, направляясь к трибуне. — Представь, что ты в Оксфордском обществе». Но трудно себе это внушить. Дебаты в Оксфорде — интеллектуальные игры, а здесь на плечи мои давят судьбы тысяч пленников военного режима, политическое будущее моей страны.

— Мы в Пакистане смущены и разочарованы вашей поддержкой незаконному режиму генерала Зии, — заявила я своей авторитетной аудитории. — Мы понимаем ваши стратегические соображения, но просим не отворачиваться от нужд народа Пакистана...

В середине речи я отвлеклась на аудиторию — и сбилась. В зале повисла тишина. Я ожесточенно рылась в своих бумажках, желала, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Найдя наконец выход из затруднения, я продолжила выступление, обращая внимание на необходимость увязывания вопросов помощи с соблюдением прав человека. С вопросами публики я справилась легко и в конце меня наградили аплодисментами. Да, я уже не та, что прежде. Но сдаваться нет причин.

Из Вашингтона мы с Ясмин перелетели в Нью-Йорк. К неудовольствию пакистанского посольства, меня пригласило на встречу руководство журнала «Тайм». До меня, пожалуй, никого из лидеров пакистанской оппозиции туда не приглашали. У меня, однако, имелось существенное преимущество перед другими. В Гарварде я обучалась вместе с Уолтером Изаксоном, ставшим редактором «Тайм», и я позвонила ему из Вашингтона, чтобы обсудить возможности нью-йоркской программы. Прибытие мое в сопровождении Ясмин в здание «Тайм-Лайф» произвело на присутствующих странный эффект.

Лифт доставил нас на 47-й этаж, и мы вошли в обеденный зал руководства. Собравшиеся вылупили на нас глаза с видом крайнего изумления и, пожалуй, даже испуга. Я тоже испугалась, подумав, что мы ошиблись дверью.

—Вы с Уолтером, похоже, разминулись, — обрел наконец дар речи один из редакторов. — Он внизу вас ждет.

—Я его не заметила.

—А как же охрана?

—Пакистанская действительность научила нас водить за нос охрану, — усмехнулась я.

Вопросов мне задавали столько, что не осталось времени на прекрасный фруктовый салат с сельским сыром, столь любимый мною еще с гарвардских времен.

— Американскую помощь Пакистану многие пакистанцы рассматривают как помощь Зие, — сказала я им. — Вы могли бы рассеять это заблуждение, сфокусировав внимание на правах человека. Для политических заключенных в Пакистане освещение их участи в прессе буквально может стать решающим фактором в спасении от неминуемой гибели.

Эффект от посещения Америки получился больший, чем я ожидала. Через две недели мы с Ясмин собирались возвращаться в Лондон. Третьего апреля сенатский комитет по иностранным делам изменил свою позицию по вопросу оказания помощи Пакистану. Вместо категорического антиядерного вето они внесли новую поправку, разрешающую продолжение программы помощи при условии заверения президентом, что Пакистан не владеет ядерной бомбой и что американская помощь «значительно сократит риск появления в Пакистане ядерного взрывного устройства».

Хотя я подозревала, что истинной причиной изменения Позиции комитета оказалось давление администрации президента Рейгана, сенатор Перси любезно сослался на меня в качестве причины такого решения.

 Вернувшись в Лондон, я обосновалась в Барбикане, «смахивающем на крепость здании близ собора Святого Павла. Там я чувствовала себя в безопасности. Внизу при моде дежурила охрана, оповещавшая жильцов о посетителях, а квартира, расположенная на десятом этаже, не предполагала посещения агентов пакистанского режима через окно для размещения взрывных устройств или всякого рода «жучков». В этом же доме жили доктор Ниязи и Ясмин, и мы постоянно сновали из квартиры в квартиру.

Барбикан очень скоро превратился в лондонскую штаб-квартиру ПНП для всей заграничной эмиграции. Сюда посыпались документы из США, Франции, Канады, Германии, Швейцарии, Дании, Швеции, Австрии, Австралии, а также из Саудовской Аравии, Бахрейна и Абу-Даби. Нашлись и добровольцы-помощники. Сумблина, девушка, живущая в Англии постоянно печатала на машинке. Башир Рияз, журналист, помогавший моим братьям в организации кампании по Спасению жизни отца, исполнял обязанности пресс-секретаря, организовывал интервью. Доктор Ниязи совместно с другим изгнанником, Сафдаром Хамдани, и с бывшим министром информации Назимом Ахмадом обеспечивал контакты с членами британского парламента. Как всегда, Ясмин помогала везде и во всем. В запасной спальне, превращенной в офис, мы работали с письмами о нарушениях прав человека в Пакистане.

Мы посылали фото политических заключенных и краткое описание их дел генеральному секретарю ООН, заместителю госсекретаря США по правам человека Элиоту Абрамсу, министрам иностранных дел, в синдикаты юристов и международные профессиональные организации. Мы встречались с членами британского парламента, с представителями «Эм-нисти Интернэшнл», с сотрудниками посольств разных государств. Жизнь Насера Балуча висела на волоске, как и жизни многих других. Но похвастаться успехами мы не могли.

Несмотря на протесты юристов по всему Пакистану, троих молодых людей, ложно обвиненных в убийстве полицейского, повесили в августе после секретного процесса военного трибунала. «Недавнее убийство троих молодых людей, три года содержавшихся в цепях, могло бы быть предотвращено, если бы политические круги и средства массовой информации Европы и Северной Америки проявили интерес к их судьбе и к судьбе тысяч других заключенных, — писала я в пресс-релизах, отправляемых во все большее число адресов. — Западные страны должны использовать свое влияние и возвысить голос, чтобы спасти жизни политических заключенных, которым грозит виселица. Просим вас уделить самое серьезное внимание полученной от нас информации».