Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани - Патриция Хилсбург

— Почему?

— Потому что ты, Чак — скряга, а Билли — щедрая душа.

— Да ты что, хочешь сказать, эти девицы любят тебя за щедрую душу?

— Конечно, но любят не только за душу, но и за остальное.

Чак скептично осмотрел своего приятеля.

— Что-то я не вижу, что у тебя из «остального» — выдающееся.

— У меня? У меня есть очень выдающаяся вещь.

— Ну-ну, эту вещь я знаю, слышал о ней рассказы в баре.

— Вот за это они меня и любят, Чак. А тебя вообще никто не любит, потому что ты мрачный и угрюмый тип. А девочкам нужны такие веселые и бесшабашные, как я, — Билли постучал себя кулаком в грудь и закашлялся. — О черт, простудился, наверное.

— Я думаю, это от сигарет.

— Да, сигареты какие-то дрянные попадаются в последнее время.

Билли подошел к окну.

— Чак, наши любовники еще не уехали.

— Я это уже заметил, — холодно сказал Чак.

— А у меня, приятель, такой зверский аппетит, когда я при деле, что просто можно умереть. Давай пойдем позавтракаем?

Чак ухватился за эту возможность, словно бы она могла отвлечь его от тяжелых мыслей.

— Конечно, Билли.

Он первым вышел из номера, и Билли его догнал уже только в баре. Чак сел за стол, подошла Луиза и весело улыбнулась.

— А мы сегодня ночью хотели к тебе придти.

— Кто это «мы»? — поинтересовался Чак, угрюмо глядя на девушку.

— Мы? Ну, я, Билли и еще моя подружка.

— Она, наверное, цветная, — едко сказал Чак.

— Ну да, цветная, ну и что? Она все равно замечательная девчонка.

— И что же вы не пришли? — спросил Чак.

— Не пришли? Нас не пустил Билли. Он сказал, что Чака не надо трогать, что он очень нервный и может побить. А мне кажется, что ты не можешь никого ударить, — девушка заглянула в глаза Чаку.

— Почему не могу ударить? Еще как могу, и Билли это подтвердит.

— Конечно, Луиза, он может заехать так, что потом будут долго складывать. В этом деле он большой мастер и я не ровня ему.

— Вот так-то, Луиза, — сказал Чак, а теперь принеси нам чего-нибудь поесть.

— Пить будете?

Билли посмотрел на Чака, как бы взглядом прося разрешения. Чак пожал плечами.

— Ну, тогда мне виски, а ему апельсиновый сок. Но мне сразу же двойной виски, чтобы тебе, Луиза, не пришлось ходить дважды.

— А я могу сходить и два, и три, и четыре раза — сколько попросит клиент.

— Тогда для начала принеси двойной, — повторил Билли.

Девушка пошла выполнять заказ.

— А она ничего, тебе нравится, Чак?

— Ничего, не знаю, мне такие девицы не очень-то нравятся.

— Не нравятся… А мне — самое то. Подружка у нее — огонь.

— Слушай, Билли, ты даже на работе постоянно думаешь о бабах.

— А о чем мне еще, Чак, думать? Я один, у меня нет семьи.

— У тебя ее, Билли, никогда не будет, если ты будешь вести такой образ жизни.

— Какой это такой? Я веду правильный образ жизни, очень размеренный и регулярный, в отличие от тебя.

— То что регулярный — это правильно. Но мне кажется, что у тебя жизнь даже слишком регулярная, не так ли?

— Конечно, конечно, в этом деле нужно вести себя дисциплинированно и все делать регулярно, желательно каждый день.

— Билли, но не с двумя-тремя за раз!

— Чак, я уже давно не сплю сразу с тремя. Бывает, иногда с двумя, но это, когда слишком пьян. А обычно я довольствуюсь одной хорошей девочкой. Одной, понимаешь? Но хорошей.

— Понимаю.

— И кстати, Чак, зря ты вчера не пошел со мной. Они такое вытворяли, тебе и не снилось.

— Билли, давай за себя я буду решать сам, а ты решай за себя.

— Но не я первый начал этот разговор. Почему ты, Чак, считаешь, что вправе меня учить?

— Билли, мне интересно, кем ты им вчера представился.

Билли радостно засмеялся.

— Чак, лучше я тебе расскажу, как представил тебя.

Чак напрягся.

— Так вот, я представил тебя врачом-психиатром, — Билли, довольный своей выходкой, рассмеялся, скаля мелкие белые зубы.

— Ну, тогда все ясно, — сказал Чак, — они, Билли, и не спрашивали тебя, кто ты такой.

— Это еще почему? — изумился Билли.

— Они сразу поняли, что ты — мой пациент.

— Ну, ты и сволочь, Чак. Неужели я похож на психа?

— Так же, как и я похож на психиатра.

— Да нет, Чак, честно говоря, они и не спрашивали. Им не интересно, кто мы такие, им достаточно знать, что мы мужчины, а в этом они не сомневаются. Правда, насчет тебя, Чак, я не ручаюсь.

В другом конце бара сидели Стефани и Джон. Но как Чак ни напрягался, он не мог услышать, о чем они говорят. Луиза поставила перед ними французский сыр, омлет, ежевичный джем и чай.

Джон окинул взглядом сервировку.

— Стефани, тебе не кажется, чего-то в нашем заказе не хватает.

— Нам чего-то не хватает?

— По-моему, тут бы не помешал мед, — Джон облизнулся.

— Мед? — переспросила Стефани.

— Да, курдский мед.

— Ты фантазер, Джон, ведь курдского меда давно нет, идет война.

— В том-то и дело, что нет, — вздохнул Джон, — курды перестали поставлять мед. Если даже на курдов нельзя положиться, значит, дела в мире плохи.

— Джон, но все-таки это временное явление.

— Да нет, плохое бывает только постоянным. Это закон жизни, а постоянное — плохим.

— Джон, я понемногу начинаю думать, что нам лучше завтракать в номере.

— А мне, Стефани, все понемногу надоедает. Сегодня мы снова были как молодожены: я ворковал, ты ворковала.

— Ну, ты и слова подбираешь, Джон, — изумилась Стефани.

— А как иначе можно назвать наш разговор, — усмехнулся Джон, — по-моему, сплошное воркование.

— Ты имеешь в виду утренний разговор?

— Ну, конечно же, утренний. Ведь по ночам мы разговариваем очень уж серьезно. Вообще-то, Стефани, за завтраком разговаривать не полагается, давай лучше есть.

Стефани оглянулась и посмотрела на смеющихся Чака и Билли.

— А за другими столиками, Джон, даже смеются.

Джон нахмурил брови.

— Терпеть не могу, когда хихикают во время завтрака, поэтому и сказал, что лучше бы мы ели в номере.

— А мне больше нравится на воздухе.

— Ладно, Стефани, берись за сыр, ведь он мягкий, правда?

Стефани наколола на вилку кусок сыра и поднесла его к губам.

— Он неслыханно вкусный, Джон.

— А вот я тебя и поймал на том, что ты врешь. Ведь ты еще ни разу не откусила, а уже говоришь «неслыханно». Пожалуйста, Стефани, не жульничай.

— Я просто хотела сделать тебе приятное и не понимаю, Джон, почему ты злишься. И вообще, Джон, чуть больше выражения на лице, чуть больше жизни. Не поскупись и ты для меня на парочку «ахов» и «охов», можешь даже вздохнуть с наслаждением, а не то мне от завтрака не будет никакой радости.