Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон

Буря достигла апогея с наступлением ночи. Можно было подумать, что деревушку бомбардирует тяжелая артиллерия: дома тряслись и скрипели, в печах задувало огонь. В эту ночь все долго не ложились, в ужасе прислушиваясь к реву и грохоту взбесившейся стихии.

Семья Депрэ разошлась по комнатам после полуночи. В половине второго, когда буря немного утихла, доктор вдруг проснулся и сел на кровати, чутко прислушиваясь. Его пронзило смутное предчувствие беды. И вот с новым жутким порывом ветра все в доме заколыхалось, и в наступившей затем тишине Депрэ услышал, как черепичная крыша с грохотом рушится на чердак. Недолго думая, доктор стащил жену с кровати.

– Беги! – крикнул он, сунув ей первую попавшуюся под руку одежду. – Дом рушится, беги в сад!

Анастази не ждала вторичного приглашения – никогда в жизни она не проявляла такой расторопности. А доктор, не думая о том, что рискует свернуть себе шею, бросился сначала к Жану-Мари, а затем в кухню, растолкал служанку и понесся вместе с насмерть перепуганной девушкой вниз по лестнице. Через минуту все члены семьи собрались в беседке в дальнем уголке сада. Сквозь гонимые ветром тучи пробился луч луны и на мгновение озарил четыре полунагих фигуры, дрожащие от холода. При виде этого Анастази в отчаянии забилась в угол и зарыдала…

Еще один жестокий порыв ветра – и дом рухнул, засыпав цветники обломками кирпича и черепицы. Флюгер с высокой башенки над входом, задев ухо доктора, угодил в голую ногу Алины, и та огласила всю окрестность своими воплями.

К этому времени на ногах уже была вся деревня: в окнах замерцали огоньки, темные фигуры сновали по улице, и доктор изо всех сил, насколько хватало голоса, начал призывать хоть кого-нибудь на помощь, стараясь при этом перекричать причитавшую Алину и рев бури.

Вопли доктора привели его жену в еще большее отчаяние.

– Анри, сейчас сюда люди прибегут! – выкрикнула она, заливаясь слезами.

– Я надеюсь, что прибегут.

– Что же это будет? Я просто умру от стыда!

– Успокойся, душа моя; ты слишком нервничаешь. Ведь я же сам сунул тебе в руки белье и платье, когда тащил с постели. Куда ты его девала?

Луна снова спряталась за тучи, и Депрэ долго шарил в темноте.

– Вот! – наконец восторженно воскликнул он. – Мои серые плисовые брюки! Это именно то, что тебе нужно.

– Дай их сюда, – прорыдала Анастази. Плисовые брюки оказались у нее в руках. Она посмотрела на них с минуту, поразмыслила и с новым приступам плача сунула их обратно мужу.

– Отдай Алине… Пускай она наденет… О, как я несчастна!

– Что за чепуха! – возразил доктор. – Алину нисколько не беспокоит ее нагота. Она все на свете забыла от страха. Право, это и в самом деле неудобно, чтобы такая скромная, такая положительная особа, как ты, появилась перед людьми в подобном виде. Повторяю: твое спасение в этих брюках! – и он вернул их жене.

– Нет, это невозможно! Ты ничего не понимаешь, – утерев слезы, с достоинством объявила Анастази.

Между тем, народ уже толпился вокруг дома. Однако с улицы войти в сад не было никакой возможности: ворота завалены мусором, высокая ограда утыкана гвоздями, а высившиеся кое-где остатки стен поминутно грозили новым обвалом. Между садом доктора и садом его соседа справа находился общественный колодец; калитка со стороны докторского сада оказалась не запертой на засов, и наконец в узком отверстии показалось бородатое лицо и протянулась рука с фонарем, озарившим мрак, в котором Анастази прятала свое унижение. Она еще больше съежилась и попятилась, присев к земле.

– Сюда! Сюда! – кричал во все горло крестьянин. – Все ли вы живы?!

Алина, не переставая визжать, первой бросилась спасаться, и крестьянин с трудом протолкнул ее в щель калитки.

– Теперь твоя очередь, Анастази, – решительно сказал доктор. – Полезай скорее!

– Я никуда не пойду, – заявила из своего угла жена.

– Что же, мы все, по твоей милости, погибать здесь должны? – гаркнул доктор.

– Ты можешь идти. Иди, иди, пожалуйста, а я останусь здесь, мне ничуть не холодно.

Доктор выругался, схватил ее за плечи и потащил к выходу.

– Стой, стой! – выкрикнула она отчаянно. – Я их надену, надену!

Она снова взялась за ненавистные брюки. Руки у нее дрожали.

– Ни за что на свете! – объявила она в конце концов и вышвырнула их из беседки.

Но от доктора не так легко было отделаться. Он решительно доволок Анастази до колодца, около которого стоял человек с фонарем. Женщина закрыла глаза, ей казалось, что она умирает; но как только она очутилась на той стороне, ее приняла в свои объятия жена соседа и сейчас же закутала одеялом.

Для обеих женщин приготовили постели, а для доктора и Жана-Мари нашли сухую одежду. Весь остаток ночи, пока Анастази то дремала, то просыпалась и начинала так плакать, что с ней чуть не сделалась истерика, муж ее сидел у камина и держал речь перед внимавшими ему соседями. Он объяснял, почему произошла катастрофа.

Как только начало светать, вся компания высыпала на улицу. Ветер гнал рваные клочья облаков, холод пронизывал до костей. Вдобавок шел дождь, и Депрэ, стоя перед руинами своего дома, исполнял нечто вроде индейской военной пляски, чтобы согреться. Дом был безнадежно разрушен. Стены обвалились, крыша рассыпалась, и от былого величия осталась только куча мусора с торчавшими кое-где концами обломанных стропил. Был выставлен караул, чтобы оградить имущество семьи от расхищения, и все отправились в гостиницу мадам Тентальон, чтобы закусить за счет доктора. Пиршество длилось довольно долго, в вине недостатка не чувствовалось. А когда участники поднялись из-за стола, на дворе шел снег.

Снег шел три дня подряд. Развалины накрыли брезентом, и периодически сменявшиеся караульные никого к ним не подпускали. Семья Депрэ устроилась на временное жительство в гостинице. Анастази большую часть дня проводила в кухне за приготовлением разных яств, в чем ей с благоговением помогала мадам Тентальон, или сидела, задумавшись, у пылающего камина. Случившаяся беда почти не трогала ее: она никак не могла прийти в себя после прискорбного эпизода с плисовыми брюками и все прикидывала в уме, хорошо или дурно она поступила. Порой ей казалось, что лучшего решения просто не существовало, а иногда ее брало сомнение, и тогда Анастази горько жалела, что не натянула эти злосчастные брюки. В ее жизни еще ни разу не было обстоятельства, которое заставило бы ее мозг так напряженно работать. Доктор же устроился с комфортом и был вполне доволен своей участью.

– Анастази, бери пример со своего мужа и с Жана-Мари, – спустя три дня после катастрофы поучал он жену. – Волнение, испытанное мальчиком в эти дни, оказало на него несравненно более благотворное влияние, чем даже мое слабительное. Я вижу, с какой охотой он исполняет роль часового, когда приходит его черед. Ты одна выбита из колеи – и, спрашивается, из-за чего? Из-за какой-то руины и дюжины тряпок! Что это по сравнению с моей «Фармакопеей», стоившей мне многих лет труда и ныне погребенной под грудой камней, бревен и кирпича? Я знаю, что доходы наши уменьшатся, поскольку придется отстраивать дом заново, но поверь, душа моя, – терпение, труд и философский взгляд на жизнь помогут нам во всем. А пока что нам и здесь недурно; мадам Тентальон очень обязательная женщина, а здешний стол благодаря тебе и вовсе неплох. Вот только вино у нее никудышнее, но и эту беду поправить легко: сегодня же пошлю за хорошим.