Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон

– Так, – тихо произнес мальчик.

– Видишь, я читаю твои мысли! – похвастался доктор. – И я нисколько им не удивляюсь. Твое воспитание не закончено – я еще не познакомил тебя с высшими обязанностями человека. Теперь, когда я снова стал обладателем кое-каких средств, долг призывает меня в Париж. Мои научные познания, обогатившиеся за время отшельнической жизни в деревне, мое красноречие – все это вынуждает меня послужить отечеству. Скрывать свои таланты – то же самое, что уклоняться от исполнения своих обязанностей. Я должен взяться за настоящее дело, я не должен струсить в жестокой борьбе за существование…

Доктор Депрэ болтал всю дорогу, пытаясь потоком слов замаскировать их непоследовательность. Напрасный труд! Мальчик слушал Депрэ молча, но голова его горела, мысль безостановочно работала. Никакое красноречие не в состоянии было изменить убеждения Жана-Мари, и он ехал в Фонтенбло, охваченный ужасом, сожалея о прошлом и опасаясь будущего.

В городе доктор Депрэ, все еще бывший под хмельком, врывался во все кафе, порхал из одного магазина в другой и из каждого возвращался нагруженный то дорогими фруктами, то живой черепахой. Он купил жене отрез великолепной шелковой ткани, себе – нелепейшую с виду трость, а Жану-Мари – кепи моднейшего фасона. Заглянул он и на телеграф, чтобы отправить депеши знакомым. А мальчик все это время сидел на козлах и стерег клад, спрятанный под сиденьем.

Солнце склонялось к закату, когда они тронулись в обратный путь. Вскоре последний солнечный луч погас на верхушке огромного дуба, а выбравшись из леса на равнину, путники увидели бледную луну, поднимавшуюся в тумане за рекой.

Доктор пел, насвистывал и болтал без умолку. А когда он коснулся общественной деятельности и славы, ожидающей обеспеченного человека на этом поприще, он окончательно взлетел за облака, и его стало невозможно остановить.

– Пора положить конец этому умерщвлению плоти! – восклицал он. – Моя жена – красавица, и теперь она сможет блистать в обществе. Весь свет будет у наших ног, Жан-Мари, перед нами откроются все пути к успеху, почестям и славе. Еще раз напоминаю – держи язык за зубами. Я знаю, ты немногословен, и очень ценю в тебе это прекрасное качество. Кроме моего друга Казимира, мы никому не доверим нашу тайну. Придется, пожалуй, как можно скорее переслать драгоценности в Англию и уж там реализовать их.

– Но разве мы не можем ими распорядиться здесь, разве они не наши? – спросил мальчик, насупившись.

– Наши они только потому, что никому другому не принадлежат. Если бы, например, их у нас украли, я не смог бы даже заявить в полицию. У меня нет на это никакого права.

Жан-Мари, между тем, надеялся только на мадам Депрэ и гнал лошадь изо всех сил. Он был убежден, что стоит им вернуться домой, как Анастази возьмет дело в свои руки и положит конец этому кошмарному сну наяву.

Как только они въехали в деревню, со всех сторон поднялся собачий лай. Собаки словно учуяли, что они везут клад. На улицах, однако, им не встретилось ни души. Жан-Мари отпер ворота, ввел во двор лошадь с одноколкой, и почти в ту же минуту на пороге кухни появилась жена доктора с зажженным фонарем в руке. Луна стояла еще низко, и садовая ограда мешала лунному свету проникнуть во двор.

– Жан-Мари, запирай ворота, – крикнул доктор, с трудом выбираясь из повозки. – Анастази, где Алина?

– Она отпросилась к родным в Монтеро.

– Тем лучше! – снова воодушевляясь, воскликнул Депрэ. – Иди сюда скорее, я не могу громко… Душа моя, – придушено зашептал он, – мы теперь богаты…

– Богаты? – удивилась Анастази.

– Я нашел клад Франшарского монастыря! Погляди, душечка, я привез тебе фрукты… Только что появились в магазине… ананасы, между прочим… А вот и платье для моей красавицы, оно будет ей очень к лицу – глаз мужа не ошибется… Поцелуй же меня, мой ангел!.. Завтра явится Казимир, и через неделю мы будем наконец в Париже. Ох, и заживем же мы! Ты будешь ходить в бриллиантах… Жан-Мари, осторожно вынимай вещи и переноси в столовую… Наконец-то мы будем есть на серебре!.. Милая, поди приготовь ужин, а я спущусь в погреб, там еще, кажется, осталось три бутылки старого рейнвейна.

– Да объясни же толком! У меня голова кругом идет… Я ничего не понимаю! – взмолилась жена.

– Черепаху, дорогая моя, приготовь черепаху! – кричал доктор, подталкивая ее к кухне.

Жан-Мари стоял как громом пораженный. Он представлял себе совсем иную картину: ему казалось, что Анастази станет бранить мужа, постарается любой ценой вышибить из его головы все эти безумные фантазии, а между тем… Земля уходила у него из-под ног.

Доктор суетился, всюду совал нос, нетвердо стоял на ногах и поминутно задевал плечом за стены: сказывалось действие абсента, который Депрэ, будучи вменяем, всегда считал самым зловредным напитком. Вино в один миг было принесено из погреба; доктор расставил золотые сосуды частью на белоснежной скатерти обеденного стола, частью на буфете. Когда все уселись за стол и Анастази начала разливать суп, глаза ее уже сверкали отблесками будущих бриллиантов.

За ужином муж и жена строили феерические планы, один несбыточнее другого. Лица их сияли улыбками, глаза искрились, когда им мерещились почести, воздаваемые доктору как общественному деятелю, и овации, устраиваемые в светских гостиных его супруге.

– Мадам Гастейн придется заново ввести нас в общество, ведь нас, конечно же, давно забыли…

– Никогда! – горячо перебил доктор. – Красота и талант всегда оставляют след!

– Я даже забыла, как люди одеваются, – вздохнула Анастази.

– Ангел мой, ты заставляешь меня краснеть. Нет, не в добрую минуту ты вышла за меня замуж!

– Но зато какое это блаженство, когда твое имя напечатано во всех газетах!

– А раз в неделю, – доктор лукаво прищурил один глаз, – раз в неделю вполне можно перекинуться в картишки!

– Только раз в неделю? – подозрительно переспросила жена, грозя пальчиком.

– Клянусь честью политического деятеля!

– Я слишком балую тебя…

И она шаловливо протянула ему руку; муж припал к ней губами.

Жан-Мари незаметно выскользнул из комнаты. Луна уже высоко стояла над Гретцем. Мальчик прошел в дальний конец сада и сел у реки.

Прощай, светлая и спокойная речка, прощай, деревня, с которой он уже успел сродниться, прощайте, зеленые луга! Он переедет в большой шумный город, словоохотливый доктор будет молоть чепуху с трибуны парламента, а милая хозяюшка, расфрантившись в пух и прах, вертеться в светских гостиных, и оба они окажутся навсегда потерянными для него.

Жан-Мари уже почувствовал эту перемену в своих новых друзьях. Впрочем, и удивляться тут нечего: если первый день принес такие плачевные результаты, то чего ждать в будущем? «Если понадобится, останови поезд, даже если это приведет к крушению», – вспомнил он слова доктора. Он огляделся вокруг и глубоко вдохнул ночной воздух, насыщенный запахом свежескошенного сена.