Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

Наш девиз – четыре слова:

тонешь сам – топи другого!

Но поскольку, в какой-то степени, он – это и есть мы, то и топит он нас! Мы топим нас. Нашими руками топим, поганим и уродуем свою землю, потому что с ним по-другому уже не можем! не умеем!

– О! Зырьте! Драконы над нами! – подскочил вдруг откуда-то Саша.

Багрово-сизые, пламенные и, одновременно, густо-тёмные, они тяжко ползли по небу. Это был не полёт, а шествие. Демонстрация мощи. Игра мышцами и огнём. Они охотились за солнцем. Проглатывали его – но не успевали переварить.

Безобидные утренние зверюшки превратились к вечеру в марширующих на параде монстров.

Но вот на следующем этапе этой же мифологической зари драконов вдруг вытеснили могучие огнекрылые херувимы. Они без боя взяли небо и обступили мир. И всё замерло в ожидании… чего? Волны слабо шевелились под кораблём – но будто в каком-то совершенно безвременном пространстве. Всё не так, как обычно! А что?

"Ныне суд миру сему"? Неужели?

Чем ещё объяснить этот странно сжавшийся огромный мир и странно сжавшееся в такт ему сердце? Что-то будет?

Облака только кажутся премудрыми херувимами – на самом деле, они знают ещё меньше нас. Господь не посвятил их, как и нас, в свои планы.

"Почему-то в прошлом году перед аварией было куда спокойней на сердце!"

– Смотрите – облако-скат! – показал вдруг Ромка. – Сейчас из него ка-ак посыплются электрические разряды, как он всех нас "обстрекает"!

Хвост "ската" с шипом на конце, видно, нарисовал когда-то пролетевший самолёт, но сейчас инверсионная полоса уже прочно срослась с облаком и стала смотреться чем-то естественным. Естественно-ядовитым…

Когда солнце наконец коснулось водного горизонта, мироздание просквозил совсем уж фантастический по яркости крест. Вверх ударил красный луч. Вниз до самого корабля протянулась по воде мерцающая, как иллюминация, дорожка. А по бокам тяжко прижатый тучами свет растёкся ровно вдоль горизонта – вот и поперечная перекладина закраснелась! Огненный крест соединил воду и воздух.

Кирилл растерянно остановился на носу корабля, будто понял, что закатное солнце – это красный светофор, и дальше нельзя. От странных, каких-то фантасмагорических мыслей его вновь отвлёк Ромка.

– А я придумал фильм, – выдал он.

– По мотивам фресок? – спросил Кирилл.

– Нет, по мотивам… психов. Называется "Психиатричка – за углом".

– Хорошее название.

– Фильм начинается так, – немедленно перешёл к изложению Ромка. – Интеллигент, такой "ботан" в очках, идёт по улице и спрашивает у одного человека: "Как пройти в библиотеку?" А тот огромный-огромный стоит к нему спиной и что-то рассматривает – а тут поворачивается, смотрит на него так упёрто [Ромка изобразил] и отвечает медленно-медленно, басом: "Психиатричка – за углом!" И тут же хватает "ботаника" и тащит. "Куда вы меня!? куда!?" – "В психиатричку!".

– Ужас! – прокомментировал Кирилл.

– Потом по ходу фильма оказывается, что несколько психов сбежали из психбольницы – и конечно, сразу же решили организовать свою психбольницу. Только там уже они – врачи, а их пациенты – это вообще все остальные: ну, то есть все мы! Так они людей на улице поодиночке отлавливают и тащат лечить. Если те сопротивляются, они их называют буйными! А в кабинете сидит "главврач", такой ма-аленький-маленький, хлипенкий-хлипенький шибздик (но все эти большие, толстые его слушаются!) И он каждый раз так довольно потирает руки, хихикает и быстро-быстро так тараторит: "Поздравляю! Вы попали к нам в психьятрищку! У нас самая лучшая в мире психьятрищка!.. В психьятрищку вас! в психьятрищку! Я давно говорил, что всех вас надо в психьятрищку! Я – Верховный Психиатр! Я наделён чрезвычай-ными полномочиями! Я имею право всю страну отправить в психьятрищку! Да что там страну: весь мир – в психьятрищку! Всю Вселенную – в психьятрищку!" Ну а потом… потом, как всегда в фильмах, появляется супергерой, на которого они по ошибке напали как на "пациента". Он долго сражается с психами-врачами, и наконец их побеждает… и всех-всех освобождает!

– Знаешь, мне кажется интересной сама идея, что сумасшедшие держат в плену и "лечат" здоровых, – сказала Марина. – Чем не "краткий курс" всей истории человечества! Антоний Великий ещё в III веке предсказывал времена, когда почти все станут безумны, а тем немногим, кто остался нормален, будут говорить "ты безумствуешь!"

Кирилл записал мелькнувшую мысль, чтоб не забыть – в телефон, где у него с недавних пор было что-то вроде словарика терминов:

"Верховный Психиатр (он же Верховный Псих). Лечит всех от здоровья".

Номер его Кирилл, кажется, знал – хотя звонить не собирался. По-моему, номер трёхзначный…

Кстати, символично, что с безумием со времён Чехова ассоциируется палата N 6.

– Да, фильм такой вполне можно было бы снять… – серьёзно сказал он Роме.

Ему вдруг вспомнилось, что вчера рассказывали на экскурсии про Белозерск. Нынешний город с XIV века, оказывается, стоит километрах в 20-и от прежнего места, потому что тот, древнейший Белозерск весь, до последнего человека, вымер от чумы! Вот такая была эпидемия… точнее, пандемия! А если представить себе, что теперь уже не чума, а сумасшествие – тоже "пандемия", и тоже "все до последнего человека" заразились. Разве безумие не заразно?

Например, то, что описано в Апокалипсисе – это же тяжелейшая психическая болезнь всего мира. Точнее, самая финальная часть хронической прогрессирующей болезни. Апокалипсис – это образцово заполненная медкарта пациента с подробным и очень точным описанием симптомов.

Там всё – белая горячка, всё страшненько, всё "укройте нас холмы и горы!" Кто-то в болезни прячется под стол, но целому миру стола уже маловато. Нужны целые горы. Страх перед Богом переходит в восхищение Зверем. Характер восхищения тоже совершенно бредовый: "Кто подобен зверю сему!?"

Весь смысл в том, что люди уже настолько окончательно и бесповоротно перепутают Бога и дьявола, что именно Отца-то и будут панически страшиться – а у Зверя искать "защиты" от Него. Это последняя надежда всех больных людей: мировой суицид из-за страха.

И снова тихие слова Марины возвратили Кирилла в мир… не-сумасшедших.

– Я так люблю, всякий раз, как выпадет время, вести с Ромкой "вечерние философские диспуты"; это мы их в шутку так называем. Мне кажется, родители, которым "некогда" (а, честнее сказать, неинтересно) поговорить со своими детьми, рано или поздно их потеряют… или уже потеряли. Тот, с кем тебе не о чем поговорить – не сын тебе! К счастью, на теплоходе время не то что "выпадает" – его здесь сто-олько… вот как этой воды за бортом и неба над мачтами! Вечером мир, погорев, отдыхает от суеты – и готов ответить на очередную пару вопросиков, которые мы ему не