Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

– Да не утонем мы никуда, чего уж ты! – хлопнул он Рому по плечу, как только обрёл равновесие. И небрежно запихнул жилеты под кровать ногой. – На реках штормы бывают… но для таких теплоходов, как наш, они не опасны. Как Саша говорит: "Чай не утопнем!" Да, а кстати, где мама с Сашей? – только сейчас заметил он.

– Санёк, с ним как бы это… что-то ему так зелено стало, что мама решила его проводить до туалета… Могу и я за ним сходить!

– Да в таком деле ассистенты, наверное, не нужны.

– Так-то так, только… мне, кажется, уже самому туда надо.

– Ой, так может и тебя тоже проводить?

– Не-не-не… сам добегу! В таком деле ассистенты…

В коридоре, когда Ромка открыл дверь, лампы не горели и перед носом стеной стояла чернота, как в погребе. Погреб качался и скрипел. Огни обязаны гореть, но они почему-то не горели. Ромку мотнуло через открытую дверь к соседней стене. До туалета было метров тридцать по скрежещущему, жующему коридору. "Боженька, Боженька, а почему у тебя?.."

– Слуш`й, а правда, лучше уж проводи, что ли, – передумал Ромка, хватаясь за Кирилла то ли для равновесия, то ли…

Вдруг оба почувствовали, что стоят в огромной ледяной луже, где плавают тапочки. На секунду уж подумалось: "Всё!.. тонем", но Ромка успокоил:

– Это мы без тебя иллюминатор не смогли закрыть!

– Чё ж ты меня сразу не разбудил!

– Хотел до тебя закрыть, чтоб ты не ворчал. Всё пробовал-пробовал. Стекло не держится. Вроде, закрыл, а оно… опять открылось.

– Горе с тобой! Вот будешь теперь знать, как на ночь открытым оставлять.

Кирилл, хлюпая по полу, бросился к иллюминатору, получив возле него охлаждающую порцию прямо в лицо. Пахло свежей бездной. Водой и электричеством. Иллюминатор он резко захлопнул. Ловкий выпад следующей волны разбился о круглый щит, лишь брызнули по сторонам два веера в щели. Но едва Кирилл отпустил, круглая стеклянная крышка снова издевательски откинулась, громко и с наслаждением стукнув его по голове. Кирилл матюгнулся. Ладно, Ромка не слышал от грома. Опять с силой захлопнул. Стеклянная крышечка старинных часов… Ма-аленькая, всего где-то полметра в диаметре! На сей раз железная рама-ободок уже куда прочнее вошла в пазы, и Кирилл сумел что-то там завинтить по бокам. Вроде, больше не откидывается.

Кирилл вздохнул с облегчением. Серая драконья шкура за стеклом мерно вздымалась и опускалась – тоже от бездонных вздохов. Было в этом утробном дыхании бездны что-то грозное, как в агонии. Очередная молния отразилась как плывущая змея. Берегов не видать нигде. На плоском театральном горизонте тучи плыли над водой, как дым. Горит там что-то? Или это вода горит, как бумажный лист. Горизонт тлеет: мир – нарисованный, намокший и подожжённый. То и дело дым зловеще, со страшной скоростью подлетал к кораблю, и только тогда становилось заметно, что это просто набегают резкие порывы ливня. Они прогуливались над водой, как призраки, с шумом и стоном гонялись друг за другом. Причудливыми силуэтами шагали над волнами. И над всем этим хаосом почти без перерыва мигала молния – одна-единая Молния молний! Сирена тревоги, возвещающая конец света. Хотя она-то и есть свет! Зрелище было настолько нереальное… что на миг показалось, будто иллюминатор – просто дыра в иной мир. "Чаша" из прошлогоднего сна. Море диагональю стояло перед самым носом, почти упираясь в него, в нескольких сантиметрах. И то подступало снизу, как тошнота, то обморочно опрокидывалось на пару метров под иллюминатор, образуя между ним и собой мини-пропасть. И каждый раз казалось, этот наклон будет всё расти-расти: фиолетовая прозелень воды, как в термометре, поднимется выше окна, выше мачт корабля и мы будем медленно-медленно вниз головой погружаться на самое дно… а дна-то и нет! Но вдруг вектор падения зеркально менялся: иллюминатор неестественно задирался к облакам, молниям, и казалось… мы утонем, но не вниз, а вверх: не в море, так в дымном небе.

Кирилл отшатнулся от бесноватой дыры. Пусть себе там воплощённый жидкий ужас вздымается и опадает. Главное – сквозь закрытое стекло он уже не ворвётся внутрь каюты, не затопит наше осаждённое убежище. Так отшельники терпели-молились в келье, пока снаружи ярились и стучались бесы.

Отошёл от окна, собираясь вытереть воду. Однако через широко распахнутую дверь она от качки уже сама перекинулась-прожурчала в коридор по крошечному водопадику порога. Только блестящий след остался от ручьёв. Водные змеи переползли – и нырнули, как в норы, в толстый половик коридора, впитавшись в него без остатка.

Хлопала от качки – судорожно зевала, как при сердечном приступе – оставленная открытой створка двери. "Ну, Ро-омка! То иллюминатор, то дверь не закроет!.." Но от такой вот возможности поворчать было не так страшно. Хорошо, что он со мной!

Только… со мной ли!? Растеряли мы друг друга во тьме египетской! Чёрный коридор поглотил Ромку. Как до этого маму и Сашу. "Бум-бубум", – хлопала дверь в полнейшей пустоте, словно это был бой каких-то метафизических часов, возвещающих всеобщий конец.

Кирилл выбежал в коридор но, поскользнувшись на мокром полу, мгновенно растянулся, а дверь в каюту так же мгновенно захлопнулась. Полная чернота. Ловушка? Свет съеден? Последний человек из их каюты съеден. Что-то скрипело вокруг, как в гигантской мясорубке. Это голос железной черноты – так она и должна скрипеть. Ничего живого: только мёртвые, скрипящие, как ножи, стены. Так выглядят коридоры в том прошлогоднем сне. Нет, не прошлогоднем – вечном…

К наружному шуму волн добавлялся треск и скрежет самого корабля: стыков, креплений, переборок – всего этого полувекового "хозяйства". "Корабль времён Гагарина!" – помнится, выразился кто-то. Он и на обычном-то ходу дребезжал, как старая дрезина: все его переборки продолжали своими колебаниями вибрацию двигателей, как движения крыла продолжают движение птичьих мышщ, а стучащие зубы продолжают ритм лихорадки.

Сейчас корабль не то что лихорадило, а… будто гигантские жуки-точильщики работали в каждом углу его кают, коридоров и салонов. Вдруг среди этой скрежещущей мертвенности послышались какие-то человеческие звуки за стеной. "Конец! конец!.. Господи, спаси и помилуй!.." Кирилл вздрогнул. Ему стало страшно за Веру – за тот страх, который сейчас испытывает она.

В темноте Кирилл неожиданно наткнулся на кого-то. На миг ему показалось, что это Вера раздвоилась – присутствует одновременно и в каюте, откуда только что доносился голос, и здесь, в преисподнем мясорубочном коридоре. Но тут над ухом прозвучал привычный ромкин голос: "Дело сделано! Возвращаемся в полном составе". Опять послышались причитания из вериной каюты.

– Ей что, там совсем плохо? Или это мы правда тонем? – поинтересовался