Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха - Роберт Кочарян

Киеве, сразу после саммита СНГ, приезжаю на ужин президентов в ресторан. Гости прибывали по очереди, и к этому моменту там уже собрались Кучма, Путин и Алиев. Я улыбаюсь, подхожу, здороваюсь с коллегами. Тут Алиев, обращаясь к Путину и указывая на меня, говорит: «Владимир Владимирович, видите, какие кадры Азербайджан дает Армении», – намекая на мое карабахское происхождение. Я сразу же отпарировал: «Владимир Владимирович, это у нас дружеский обмен президентами с Азербайджаном. Если не знаете – Гейдар Алиевич родом из Сисианского района Армении». Смеялись мы над этим долго.

Все, о чем мы с Алиевым договаривались, – конечно, если это зависело именно от него, – он всегда выполнял; так же поступал и я. Постепенно наши отношения становились все более конструктивными и доверительными, а само общение – более откровенным. Иногда он рассказывал мне о своих сложностях, сетовал на оппозицию – видимо, не сомневался, что дальше меня эта информация не уйдет. Так оно и было: взаимным доверием мы оба никогда не злоупотребляли.

В апреле 1999 года я прилетел в Вашингтон на саммит НАТО, приуроченный к его пятидесятилетию. После завершения саммита государственный секретарь США Мадлен Олбрайт пригласила на неофициальную встречу меня и Алиева. Некоторое время продолжалась общая беседа, а потом Олбрайт оставила нас с Алиевым наедине, чтобы мы могли поговорить. В те годы каждую международную многостороннюю конференцию или саммит, где присутствовали я и Алиев, посредники пытались использовать как возможность для очередных переговоров между нами, поэтому регулярно организовали для нас такие встречи. Мы, как правило, не отказывались: тема для обсуждения всегда находилась. Так было и в этот раз.

К тому моменту у нас с Алиевым установился хороший личный контакт и у обоих сложилось друг о друге впечатление как о серьезном партнере, с которым можно договариваться. Но эта встреча получилась особенной. То, что тогда произнес Алиев, неожиданно резко отличалось от всего, что я слышал от него раньше. Он сказал, что очень много думал о случившемся в Карабахе, чувствует на себе громадную историческую ответственность за разрешение этого конфликта и видит во мне человека, обремененного точно такой же ответственностью, но с армянской стороны. Сказал, что нам с ним выпала тяжелейшая миссия преодолеть конфликт, уходящий своими корнями глубоко в прошлое и не впервые вспыхнувший на этой земле. «Мы с вами эту ситуацию унаследовали, не мы ее авторы, – сказал он. – Но именно мы должны ее разрешить и освободить от нее будущие поколения». Он говорил о том, что раньше наши народы веками жили вперемешку и каждый раз, когда происходили геополитические потрясения, мы непременно сталкивались друг с другом, проливалась кровь, накапливались обиды. Теперь, когда война нас все равно уже размежевала, жить по-прежнему мы уже не сможем. Вернуться к прошлому не получится: нельзя сталкивать лбами дерущихся – их нужно развести в разные стороны, пока оба не остынут. Поэтому единственное, что можно сделать для разрешения проблем, порожденных войной, и создания достойного мира для обеих сторон, – это разделиться и стать соседями. Когда-то мы уже вскользь затрагивали эту тему, и я говорил ему почти то же самое, может быть, другими словами: мы можем быть хорошими соседями, но только в ситуации, когда не зависим друг от друга. Сейчас же я увидел, что он готов обсуждать этот вопрос – как нам разделиться – всерьез и философия этого подхода принципиально отличалась от всего, что мы обсуждали раньше.

Это был подход человека широко мыслящего, осознающего свою историческую роль в жизни собственного народа; человека, готового принять на себя ответственность за разрешение труднейшей проблемы, не раз приводившей к кровопролитным столкновениям на протяжении ХХ века. «Мы должны раз и навсегда закрыть этот вопрос. Вряд ли кто-то, кроме нас, сможет это осуществить. И если мы этого не сделаем – никто другой уже не сделает». Упомянул он и о том, что проблему необходимо разрешать как можно скорее, потому что любая подвешенная ситуация делает нас зависимыми от третьих сторон, что плохо и для Армении, и для Азербайджана. К концу встречи у меня сложилось четкое ощущение, что мы с Алиевым мыслим в одном направлении. Договорившись встретиться в ближайшем будущем и продолжить разговор, мы попрощались. В этот раз нам не хватило времени: обоим предстояло провести еще несколько встреч– обычно расписание в таких поездках всегда предельно плотное. Я ушел с мыслью, что между нами появилось взаимопонимание. Пусть всего на один маленький шаг, но мы стали ближе к разрешению конфликта.

Вернувшись в Армению, я рассказал о разговоре Вазгену Саргсяну и Сержу Саргсяну. Эмоциональный Вазген просиял и воскликнул: «Неужели мы увидим решение проблемы!» Все понимали, что готовность Алиева отказаться от Карабаха открывает реальные возможности для успешных переговоров.

Встреча в Вашингтоне положила начало новому, очень интересному и активному циклу наших переговоров, где обсуждение уже шло в русле именно такой философии: как нам размежеваться друг от друга, чтобы стать хорошими соседями. Мы с Алиевым стали созваниваться и встречаться напрямую, без участия посредников. В июле 1999 года я поехал на неделю в Грецию отдыхать с семьей. На третий день раздался неожиданный звонок от Алиева с предложением встретиться в Женеве и продолжить разговор, начатый в Вашингтоне. Я, конечно, согласился, и спустя два дня мы уже вели переговоры в Женеве, где МИД Швейцарии создал для них все условия. В конце августа мы встретились с Алиевым еще раз там же, в Женеве, а в середине сентября того же года – в Ялте. Каждый раз после наших переговоров посредники пытались выяснить их содержание, но мы уклончиво говорили, что обсуждаем разные варианты в надежде как-то продвинуться.

Главное, что лежало в основе всех наших действий, – это искреннее стремление разрешить карабахскую проблему. Мы оба считали, что если волею судьбы оказались теми людьми, которым досталась эта историческая ответственность, то мы должны с ней справиться. Это было главным. Оставалось определить: что мы можем сделать? Я говорил ему:

– Поймите, ведь Карабах – это не просто кусок земли в 4500 квадратных километров! Это 140 000–150 000 армян, живущих на этой земле. Теоретически вы можете забрать землю, но людей-то забрать не выйдет! Придется либо изгнать их, либо уничтожить, другого решения нет – таков характер всех этнических войн, в том числе, к сожалению, и случившейся между нами. Военное решение конфликта, о котором многие в Азербайджане сейчас мечтают, означает просто изгнание армян из Карабаха. Какой будет цена этого решения? К чему оно приведет? Получится ли у вас его осуществить? Азербайджан уже пытался это сделать в 1992–1994-м, но получил совершенно не тот результат, на