Жертва - Гарольд Карлтон

— Что ты хочешь сказать? — спросила Соня.

— Ты истратила их на то, чтобы обезобразить себя, превратить в…

Он отстранился от нее, его отчаянный взгляд старался вобрать в себя ее образ. Она так много значила для него; он так проницательно вглядывался в нее, что Соня знала, что он мог читать ее мысли.

— Тебя не было на месте, — проговорила она бесцветным голосом. — В тот день ты действительно был нужен мне!

Она опустила глаза.

— Тот парень изнасиловал меня! Привез меня домой и выбросил из машины, как мешок с капустой. У меня была истерика! Ты мне был так нужен, чтобы помочь! Но тебя не было там, папа!

Его лицо исказилось словно от удара.

— Соня, я…

— Тогда я схватила деньги, — оборвав его, продолжила она, — проделала все это с собой, чтобы сделать фантастическую карьеру, и все получилось. Ты видишь?

Она рассыпала по столу свои фотографии, но он не отводил своих глаз от нее.

— Меня упекли в тюрьму, — медленно начал он. — А ты в это время валяла дурака с лицом и телом? Теперь ты обречена. Что касается меня, то ты мне больше не дочь!

Она пыталась всучить ему фотографии.

— Не говори так, папа! — рассмеялась она. — Приободрись, не сходи с ума! Все, что удается заработать, я коплю для тебя! Скоро ты отсюда выйдешь, и мы…

— Слишком поздно! Застонав, он торопливо поднялся.

— Суд состоится через пару месяцев, и судя по тому, насколько некомпетентен предоставленный мне адвокат, меня упекут на многие годы. А теперь убирайся с глаз моих. Чтобы я тебя больше не видел!

Фотографии разлетелись по полу, когда он, минуя ее, пошел сквозь толпу посетителей побитой стариковской походкой. Соня, не отрываясь, глядела ему вслед, рот у нее раскрылся. Группа китайцев, сидевших за ближним столиком, с любопытством наблюдала за ней. Повернувшись к ним, она легонько повела плечами.

— Подумать только, он немного ворчлив сегодня, — проговорила, обращаясь к ним. — Должно быть, на него плохо действует это место.

Одна из женщин хмыкнула и присела на корточки рядом с Соней, помогая собрать и вручая ей фотографии.

— Это вы? — проговорила она, глядя на снимки. — О, вы так прекрасны!

— Спасибо! — сказала Соня, одаривая ее ослепительной улыбкой. Она достала из сумочки косметичку, посмотрелась в зеркальце, дрожащей рукой подкрасила губы. Затем надела очки и, повязав шарф вокруг головы, медленно вышла из помещения тюрьмы на улицу. К тому моменту, когда она нашла машину, внутри что-то оборвалось, что-то так сильно жгло, что она даже не могла распознать, что именно. Мгновение она стояла неподвижно, собираясь с мыслями. Казалось, что Соня, которую она так тщательно создавала в Калифорнии, разлетелась вдребезги, болезненно очистилась от шелухи, под которой проступило нечто чистое, детское, и этот ребенок был крайне ранимым.

Коста распахнул перед ней переднюю дверцу, шутливо усмехаясь, словно он лишь играл роль водителя. Она с тревогой взглянула на него. Ему было около тридцати, голова с глазками-щелками и пухлыми, как у поросенка, щеками, черными, почти по-армейски коротко остриженными волосами, крепко сбитое небольшое тело. Шоферская фуражка лихо сдвинута набок.

Соня проскользнула на переднее сиденье, и Коста тронулся с места. Новую Соню еще можно было спасти, еще можно было сделать ее реальной, еще более сексуально привлекательной. Она изо всех сил пыталась восстановить свой новый образ, словно речь шла о верхней одежде, разорванной в клочья, и которую следовало сохранить любой ценой. «Многие продолжают ухаживать за мной», — успокаивала она себя. Если ее будет любить достаточное количество мужчин, то их любовь смоет отвращение, продемонстрированное отцом, которое полоснуло по ней, подобно ножу. Новая Соня сможет побороть эту боль и осуществить свою месть.

Позднее они попали в пробку, еле продвигавшуюся в направлении Манхэттена. Глядя сквозь ветровое стекло прямо перед собой, она положила руку рядом с бедром Косты, облаченным в серые брюки. Пристально взглянув на него искоса, она опустила свою руку ему на пах. Боже! Он не испытывал никакой страсти! Коста не произнес ни слова, только глупо улыбаясь продолжал вести машину.

Соня переместила руку ему на колено.

— Не кажется ли тебе, что ты немного молода для подобных штучек? — спросил он, поглядывая вниз.

Она сжала рукой его бедро и скомандовала:

— А ну, твердей!

— Это приказ? — спросил он.

Она утвердительно кивнула, расстегивая ему брюки, и вскоре от нежных поглаживаний его эрекция достигла максимума. Темп поглаживаний начал возрастать, но он отрицательно покачал головой.

— проговорил Коста, нажимая на тормоза. — Так ехать дальше опасно. Почему бы нам не остановиться на минутку? — Он остановил машину на краю небольшого парка, разбитого рядом с автомагистралью. Соня перебралась на заднее сиденье, стянув в себя трико. Юбка открывала ноги намного выше колен. Протянув ему трико, она просунула одну руку в ремень, укрепленный над дверцей салона. Он также перебрался на заднее сиденье автомобиля.

— Привяжи мою ногу к другой петле! — порывисто дыша, приказала она.

Он подчинился, используя трико в качестве пут. Она была распята поперек салона машины. Словно разбросав в стороны крылья, она ожидала его.

— Теперь трахай меня изо всех сил! — воскликнула она. — Трахай так, словно ты насилуешь меня!

— Эй, что это тебе взбрело в голову? — спросил он. Он усмехнулся, не дождавшись ответа. Стянув брюки, он посмотрел по обе стороны от машины. Вокруг никого. Он пожал плечами. Член его был твердым, и вскоре он проник в нее. Соня почувствовала, как внутри засаднило от толчков, но одновременно что-то в ней пробудилось.

— Сильнее! — кричала она. — Сильнее!

Голос ее вибрировал в такт его мощных толчков.

— Ты что, не понимаешь, чертов дурак, я хочу, чтобы ты сделал мне больно!

И скоро боль пронзила ее напряженное тело, оживляя ее, притягивая к себе ее внимание, отвлекая от другой, более нестерпимой боли.

— О… да! — воскликнула она. Оно начало пробуждаться — то самое чувство, которое она испытала лишь однажды, с египтянином. Когда оно полностью захватит ее, смешиваясь с болью, с презрением к водителю, к откровенной никчемности происходящего, она забудет об отце, забудет этого глупого водителя с его большим греческим прибором, забудет обо всех чертовых мужиках, когда-либо смотревших на нее. С этого момента Соня поняла, что именно она хотела от мужчин и что она могла им отдавать. Все и одновременно ничего! Свое тело и свое презрение! Кончив, он отвязал ее. Тяжело дыша, Соня лежала на заднем сиденье, обессиленная, но, как ни странно, преисполненная чувством победы. Тем временем Коста вез ее обратно на Манхэттен.