Новый Мир ( № 4 2012) - Новый Мир Новый Мир

Правдивы только спонтанные вещи, или, если брать уже, только то, что проявляется в тексте спонтанно, помимо желания и воли автора. Автор, увлеченный головоломным сюжетом или фантастической сверхидеей, не обращает внимания на мелочи, и мелочи эти, невольно или вольно, становятся порой важнее сюжета — той самой приметой времени, без которой любая самая замечательная вещь остается лишь игрой ума.

Хотя и это, честно говоря, неплохо.

Книги

Александр Аз. В дороге. Повести и рассказы. М., “ИЦ РИОР”, “ИНФРА-М”, 2012, 376 стр., 600 экз.

Современная социально-психологическая проза сибирского писателя. Попытка написать картину современной жизни (с экскурсами в прошлое, коими в данном случае являются шестидесятые годы в небольшом сибирском поселке, описанные в повести “Солнце всегда взойдет”, прозу этой повести можно было бы назвать лирической прозой о детстве, если б не жесткость ее психологического рисунка); в большинстве же текстов — проблематика жизни сегодняшней, и отнюдь не только специфически сибирской (скажем, утвердившийся в нашей прозе мотив деградации села, бывшего когда-то процветающим совхозом, в рассказе Аза “Поживем по-родственному” финал имеет неожиданный: из города возвращается сын бывшего председателя совхоза, превратившийся в прагматичного властного бизнесмена новейшей формации, и именно он намерен возродить село для новой жизни). Достоинствами прозы Аза можно считать мужество, с которым писатель обращается к нынешней проблематике “провинциальной” России, способность создать у читателя ощущение жизненной достоверности описываемого, умение написать неожиданные типы из современной жизни. А также — попытки автора преодолеть стереотипы и бытописательской прозы, и романтико-публицистических вариаций на темы “сибириад” (рассказ “Смерть-копейка” у Аза внутренне сориентирован на стилистику и, соответственно, проблематику философского этюда о самом феномене витальности человека; рассказ “Благоwest” о возвышении и драматическом финале крутого бизнесмена, владельца роскошного особняка в элитном поселке над Ангарой, держится на психологическом гротеске, выстраивающем в свою очередь полуфантастический сюжет; ну а рассказ “Двадцать минут с ангелом” автор строит одновременно и как одноактную пьесу, и как литературно-историческое эссе о литераторе, пишущем эссе о Вампилове). К очевидным же слабостям прозы Аза следовало бы отнести некую общелитературную приблизительность языка, которую автор, увы, иногда позволяет себе.

Оноре де Бальзак. Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам. Перевод с французского, вступительная статья и примечания Веры Мильчиной. М., “Текст”, 2012, 270 стр., 3000 экз.

Впервые на русском языке — книга Бальзака, написанная им в 1825 году и изданная как книга Ораса Рессона, реального существовавшего писателя (1798 — 1854), который наладил изготовление и издание небольших книжек в придуманном им жанре “кодексов”, имитирующем построение наполеоновского Гражданского кодекса, а по содержанию — ироничных, легко написанных обзоров различных сторон повседневной жизни Франции того времени; к писанию “кодексов” привлекались молодые, искавшие заработка литераторы, публиковавшие написанные ими “кодексы”, как правило, под псевдонимом. Авторство Бальзака в данном случае подтверждается не только стилистикой текста, но свидетельствами самого Рессона, а также сестры Бальзака.

Василий Белов. Собрание сочинений в семи томах. Том 4. М., “Классика”, 2011, 616 стр., 5000 экз.

Вышел четвертый том начавшего издаваться семитомного Собрания сочинений одного из ведущих русских прозаиков второй половины прошлого века. Том составили вторая и третья части трилогии “Час шестый” — романы “Год великого перелома (Хроника начала 30-х годов)” и “Час шестый”. Также вышли первые три тома семитомника: Василий Белов. Собрание сочинений. Том 1. М., “Классика”, 2011, 608 стр., 5000 экз. (повести “Деревня Бердяйка”, “Знойное лето”, рассказы “Бобришный угор”, “Воспитание по доктору Споку” и другие, а также стихотворения и поэмы); Василий Белов. Собрание сочинений. Том 2. М., “Классика”, 2011, 600 стр., 5000 экз. (повесть “Привычное дело”, “Бухтины вологодские завиральные”, “Плотницкие рассказы”, “Повесть об одной деревне”, рассказы); Василий Белов. Собрание сочинений. Том 3. М., “Классика”, 2011, 512 стр., 5000 экз. (повесть “Невозвратные годы” и первая часть трилогии “Час шестый” — роман “Кануны (Хроника конца 20-х годов)”).

Роберт Вебер. В точке пересечения. Im Schnittpunkt. Под общей редакцией доктора филологических наук Е. Зейферт. М., “МСНК-пресс”, 2011, 240 стр., 500 экз.

Последняя книга русско-немецкого поэта, готовившаяся к изданию после его смерти. Роберт Вебер (1938 — 2009) родился и вырос в России, закончил в шестидесятые годы Московский институт иностранных языков, работал учителем, литсотрудником, председателем комиссии по советской немецкой литературе при Союзе писателей СССР; писал стихи и прозу — по-немецки. В 2000 году эмигрировал в Германию и там незадолго до смерти начал готовить еще одну, вот эту свою книгу стихотворений, на этот раз его немецкие стихи сопровождались авторскими вариантами их на русском языке. Изданная в 2011 году книга представляет собой своеобразную авторскую билингву — “О СУДЬБЕ МОЕГО НАРОДА // Сухие семена / выжатого лимона / в теплом песке / на берегу утренней Волги… / Я осторожно кладу их / в жесткую кожуру — пусть плывут вниз по реке — / навстречу недоверчивому Солнцу. / Может, они где-нибудь прорастут / и принесут сочные плоды? / Вода капает с руки. / Неужели пальцы могут плакать?”.

Елена Генерозова. Австралия. М., “Воймега”, 2012, 46 стр., 500 экз.

Первая книга московского поэта — “Такую осень видела во сне, / Мне мало лета, мне немало лет, / В вагонном переменчивом окне / Уже преобладает желтый свет. // И, неотступно следуя родству, / Еще немного — отцветем и мы. / Я — дерево, отдавшее листву, / Которому далеко до зимы”.

Николай Заикин. Промежутки бытия. М., “Время”, 2011, 304 стр., 1000 экз.

Дебютная книга, которая стала одновременно и подведением предварительных итогов за четыре десятилетия увлечения поэзией — автор ее, начинавший писать стихи когда-то в студии “Луч” и имевший в качестве литературных учителей Игоря Волгина и Юрия Левитанского, прожил жизнь профессионального юриста (следователь, затем — главный редактор журнала “Законность”) — “Не будем судиться ни с Богом, ни с чёртом... / Тяжелые сны проступают на чёрном / Широком ночном безразмерном экране. / Но думать о худшем пока еще рано. // Светает вдали. Там наметилось утро. / Оно поступает гуманно и мудро. / Надежду дает. Чёрный свет осветляет. / От сумрачных мыслей на день отрезвляет”.

Кирилл Кобрин. Текстообработка (Исполнено Брайеном О’Ноланом, А. А. и К. К.). М., “Водолей”, 2011, 128 стр. Тираж не указан.

Название новой книги Кобрина “Текстообработка” следует считать и ее жанром (авторским) — “писатель тот, кто возится с текстами, а не с жизнью. В этом смысле писатель должен понимать, что занят обработкой текстов — чужих и своих”. Кобрин пишет (обрабатывает) собственный текст, как бы продолжающий (развивающий) некоторые мотивы, а точнее — “художественный дискурс” романа “Третий полицейский” Брайена О’Нолана (1911 — 1966), одного из лидеров авангардной прозы прошлого века, творчество которого долгие годы находилось в тени его соотечественника Джойса и признание к которому пришло только в шестидесятые годы (этому сюжету посвящен завершающий “Текстообработку” текст “Ошибка”). В первой части “Текстообработки” автор, используя стилистику и приемы развернутого комментария, выстраивает собственный образ культового философа Де Селби из романа Брайена, а также, по сути, предлагает художественное исследование сегодняшних механизмов создания мифа об интеллектуале. Отдельный мотив книги — судьба книжной культуры, судьба самого процесса чтения в утверждаемом нынешней цивилизацией стиле жизни. Текст ироничный, легкий (отнюдь не легковесный). Автор использует приемы филологического и культурологического исследования, делая их приемами художественной прозы; соответственно — текст открыто полемичный: “…в то время, когда везде мы видим буйные побеги новой жизни, бурление идей и мелькание свежих образов с совершенно невозможной в старые времена скоростью, здесь, в прозе, все замерло”; “Любовь, морковь, диалоги, сюжетные ходы, поистаскавшиеся как сорокалетние группиз при героях хеви-метала. Даже, не побоюсь этого слова, описания природы. Или наоборот — смелые срывания покровов с так называемой „жизни”: правда-матка, свиноматка, шоколадка, аристократка скинула манатки”; “В ходу маркес одиночества и по кому звонит телефон. Апдейт апдайка и опера „Набокко”. Скучно, господа. Скучно и стыдно”.