Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

После непродолжительного раздумия ярл нимало не повеселел, но заключил:

– Тоже правда. Отцу не написать сразу, выйдет точно как у него с Бушуем. Это можно бы и не повторять. С одним вот ты перебрал. Не тянет Хаконов сын на навьего владыку.

– Тянет, еще помянешь мое слово. Не всем и не сразу это видно, но он тьмой облечен, из тьмы восстал, и или весь круг земной тьме обречет, или сам во тьму низринется.

– Уыыы, – добавил Хан.

Глава 48

Неведомо кем и когда, на холмах за восточным берегом Танаквиль-реки вдоль древней торговой дороги были поставлены истуканы, грубо вытесанные из серого камня. Софисты говорили, что народ, ответственный за их строительство, пытался таким образом магически остановить наступление холода и снега с севера в начале Кеймаэона. Спросить, так ли это, было не у кого, потому что ни строители, ни подробности памяти о них не пережили вековой зимы. Что касается истуканов, то некоторых повалили ветры и снег, другие рухнули или покосились, когда почва стала отмерзать и двигаться при таянии ледников. Последний колосс, оставшийся стоять прямо, продолжал грозно и бессмысленно пялиться на север широко расставленными глазами, грубо обозначенными на почти плоском лице с прямоугольным каменным выступом носа и другим прямоугольником побольше, обозначавшим лопатообразную бороду. Толстые руки, местами поросшие мхом, были раскинуты в стороны. Через плечо истукана была перекинута каменная лямка каменной торбы, на которой виднелись едва различимые письмена великого и трагически утерянного Ипсипургомагдола, на языке северо-западных дикарей называемого невесть с какой стати «Вёрдрагнефа.» Знаков, правда, осталось всего два – «Й» и «Д», и они наотрез отказывались складываться во что-либо путное на языке предшествовавшего эона.

Отчаявшись разобрать диакритическую пометку под «Й,» давно павшую жертвой ветров, дождей, и снегов, Йеро осторожно спустился вниз на каменную глыбу, на которой стоял древний колосс. По самой глыбе тоже шла резьба – еще можно было разобрать «ГНМ.» Прямо по символу под «Н,» обозначавшему гласный звук, шла глубокая трещина. Из нее неуверенно пробивался росток. Собрат схоласта по путешествию уже сидел в кузове запряженного шестью варварски мохнатыми тягловыми арнотаврами тетракикла – четырехколесной крытой телеги.

Где-то в горах раздался кашляющий рев пещерного льва, наверняка тоже приземистого и варварски мохнатого. Один из арнотавров опустил мощную рогатую голову, копнул почву, местами еще покрытую остатками снежного покрова, неровным раздвоенным копытом, и низко замычал.

– Поехали, брат Йеро, наша встреча еще за следующей горой, – сказал Кирко, потянув себя за ус.

– Ргииии, – голубь в деревянной клетке пожаловался на жизнь своему товарищу.

Рыжебородый схоласт поставил ногу на ступицу колеса, взялся руками за высокий борт тетракикла, и тоже забрался в кузов. Легкого щелчка кнутом в воздухе было достаточно, чтобы арнотавры тронулись. Окованные железом обода колес постукивали по камням дороги, тетракикл, за время пути уже наполовину облегченный от припасов, шел довольно споро, со скоростью бегущего воина. Качество дорожного покрытия было неплохим, хотя, в отличие от большой военной дороги багряных гегемонов, на мощеной части четыре боевых колесницы никак бы не разъехались. Что там, и у двух были бы трудности.

– Зря мы взяли арнотавров, на лошадях быстрее бы добрались, – сказал Йеро.

– На север едем, в дикие земли, ранней весной, – возразил вислоусый схоласт. – Варвары зимой ездят на арнотаврах, на оленях, и на редкостно безобразных животных, подобных гигантским оленям, и называемых лосями. Или даже на озверелых псах, запряженных в повозки без колес. Молодой варвар приличного происхождения на такой повозке может проехать двадцать долихосов[110] за один зимний день в поисках приключений. Может, и правильно, что они в молодости кочуют, прежде чем осесть… Путешествовать и любоваться чудесами круга земного очень приятно.

– Скорее для философа или филофизика, чем для схоласта на страже мистерии, – возразил рыжебородый.

– Я сильно подозреваю, что наше путешествие как раз связано с мистериями. – ответил Кирко.

– Ты в короб заглядывал?

– Нет, слишком хитро заперт. В свиток отца Плагго посмотрел. Можно его скрутить чуть-чуть вовнутрь, не трогая печати.

– Что ж мне не сказал? Что там, брат?

– С мистагога может статься, что он нарочно неплотно его свернул, чтобы над нами поиздеваться. Там потаенное письмо – варварские руны в триадах. Хорошо хоть сам его не повез.

– А почему?

– Почему не повез, или почему хорошо? Он муж не по летам крепкий, но не только ради почести зовется пресбеусом. Холод и сырость отцу Плагго, верно, не в радость. А второе… По мне, лучше действием служить гегемонии, пусть и непонятно, как именно, чем сидеть без дела во дворце. После того, как сифонофоры ушли на запад, в иных усыпальницах, наверное, веселее, чем в одном чертоге с наместником.

– Знать бы, что с ними случилось – уже два раза могли до Килии и обратно дойти, и до сих пор ни слова. Насчет дворца ты не совсем прав, не обязательно там сидеть в чертогах и пялиться на старые диаграммы. Я больше времени проводил с этим, как его зовут, с зубами, как у белки, и с хилоургом[111] Сатерио в старой гавани. Мегалея повелела…

Кирко рассмеялся:

– Очень нужна Сатерио и Фероико твоя помощь киль закладывать и ребра досками обшивать!

– Не скажи, я им помог сделать расчет, на какой высоте нужно делать отверстия для весел. Еще мегалея хотела, чтобы новый сифонофор имел паровой ход. Мне не очень понятно, зачем нам варварские изобретения, но мегалея повелела…

– Мегалея то, мегалея сё, а ты хотел быть к ней поближе, потому и из Лимен Мойридио не радел уезжать?

Йеро покраснел и возмутился:

– Да, я хочу во всем помочь мегалее. Она одна пытается вернуть наше былое величие. Первый новый сифонофор за пятьдесят лет!

– Одна беда, нам их нужно двадцать.

Дорога пошла на подъем, арнотавры призамедлились. Кирко щелкнул кнутом над их головами. Схоласт принялся было жевать ус, потом спохватился, плюнул, и продолжил:

– Я порой начинаю сомневаться, правильно ли мы вообще подходим к гнозису. Гнозис подобен рассыпному золоту. Мистики чахнут над ним, перепрятывают, за века просыпая и теряя крупинку за крупинкой, а может, стоило бы вместо того пустить золото в оборот и собрать прибыль? Вот и сейчас – мы куда-то едем, мистагог сидит во дворце, чтоб мистерия не пропала. А если, Четырнадцать не попусти, и с нами, и с ним что-то случится? Кто передаст тайны гранатового дракона новому гегемону?

Тень недовольства пробежала по лицу Йеро:

– Но делиться таинствами направо и налево немыслимо! Что будет, попади они в руки варваров? Любовь к путешествиям их недавно уже приводила на тридцати кораблях к Лимен Мойридио…

– Как бы снова не привела, и теперь с пометом гранатового дракона, до которого они и без нашей помощи додумались.

– Ты уверен, что это то же самое?

– Прочитай в тайной главе «Тактики» Осфо Мудрого, как он обрушил из подкопа угловую башню Хермонассы. Может статься, любопытство и поиск новизны – этнические черты, что присущи народам, у которых еще все впереди? Получается, что наш народ их утратил… Хотя я лично знаю одного схоласта, кто все незнакомые древности по дороге сверху донизу на четвереньках облазил, – заметил Кирко, глядя на собеседника.

– Древности, – возразил Йеро. – И наше величие, и путь к его возрождению и возвращению Хризоэона – в изучении прошлого.

– А был ли вообще золотой век? – усомнился его собеседник и снова щелкнул кнутом, на этот раз едва не задев одну из мохнатых спин впереди тетракикла. – Вернее, если и был, казался ли он таким золотым тем, кто в нем жил?

– Это глубоко, – согласился рыжебородый. – Можно бы даже записать.

Арнотавры перешли на шаг и, несмотря на недавний недвусмысленный намек возницы, явно не собирались торопиться.

– Упрямые твари, кони были бы куда лучше, – Йеро вернулся к ранее затронутой теме. – Про лосей и все прочее… Кое в чем ты неправ. Варвары ездят на всех этих причудливых и отвратительных животных далеко на севере. Если мерять путь в дневных переходах от одного перекладного стойла к другому, до столицы восточных дикарей отсюда где-то шестьдесят таких переходов, на самом деле, и за три луны можно не доехать – переправы через реки, объезд ледника. По прямой на север, если считать в долихосах, выйдет никак не меньше четырехсот, а это почти одна шестнадцатая земного круга. Смотри, здесь и снега-то почти нет, на южных склонах трава зеленеет, цветы распускаются.

– Может, и так, но коней надо запрягать, распрягать, чистить, поить, кормить… А арнотавры как козы – расхомутал, и все – сами о себе позаботятся.