Тирант Белый - Жуанот Мартурель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы стыд за дурные поступки оборачивался честью, — отвечала Принцесса, — тогда я, позволяя то, чего добиваются многие, стала бы самой счастливой девицей на свете. Однако если бы честь заставляла стыдиться, то вам (хотя вы и не захотели дождаться того, кто взял в плен мою душу) не стоило бы испытывать стыд за слова «поцелуй, уступите мне поцелуй», которые так вашей чести пристали.
Когда Принцесса произнесла последние слова, Диафеб опустился на колени и поцеловал ей руку. Потом он подошел к Эстефании и трижды поцеловал ее в губы — в честь Святой Троицы. После чего Эстефания сказала:
Поскольку после стольких стараний ваших и по приказу моей госпожи я вас поцеловала, я желаю, чтобы вы, по моему желанию, овладели мной, но лишь выше пояса.
Тут Диафеб проявил расторопность: не медля положил он руки ей на груди и, лаская их и все, что только мог, обнаружил сложенный лист бумаги. Решив, что это послание от кого-то еще, влюбленного в Эстефанию, он оторопел.
Прочтите то, что здесь написано, — сказала Эстефания,— но не изумляйтесь и не расстраивайтесь, ибо люди посвященные знают, что оно написано из лучших побуждений, хотя вы и подозреваете меня в другом.
Прелестная Принцесса взяла из рук Диафеба бумагу и прочитала ее. А была она следующего содержания.
Глава 147
Брачное обязательство, данное Диафебу Эстефанией Македонской. [388]«Каждодневный наш опыт и славные дела прошлого показывают нам, насколько мудро обустроено все природой. Получив право свободно распоряжаться собой и обладая таким достоинством, какое пристало лишь благородным девицам, я, Эстефания Македонская, дочь именитого принца Роберта, герцога Македонского, сообщаю всем, что по доброй воле и по собственному моему разумению, без какого бы то ни было насилия и принуждения, обращаясь мыслями к Господу и поклявшись на Евангелии, обещаю вам, ДиафебМунтальский, нижеследующим свидетельством сделать вас своим мужем и господином и отдать вам добровольно свое тело безо всякого обмана и хитрости; в приданое обещаю принести вам вышеупомянутое герцогство Македонское со всеми присущими ему привилегиями, а сверх того - сто десять тысяч венецианских дукатов [389], три тысячи марок серебра, а также драгоценности и платья, сеньором Императором и его святейшим советом в восемьдесят три тысячи дукатов оцененные; и сверх всего этого приношу вам себя саму, а я стою еще дороже.
Ежели нарушу я какое-либо из сих обещаний и это смогут доказать, то я желаю, чтобы признали меня обманщицей и клятвоотступницей и чтобы не смог мне помочь и облегчить мою участь ни один закон, установленный императорами, как прежними, так и нынешними, хоть и самими римскими, ибо я отрекаюсь от закона, введенного славным императором Юлием Цезарем [390] и названного “законом благороднейших” потому, что он охраняет девушек, вдов и наследниц.
Помимо этого, отрекаюсь я от рыцарской привилегии: да не будет отныне ни одного рыцаря, который станет сражаться за меня на турнире, и ни одной дамы, которая осмелится со мной беседовать, а иначе пусть пригвоздят мне руку [391], по обычаю, принятому среди знатных рыцарей и дам.
А дабы сомнений не было в истинности сего обязательства, подписываю я его своей кровью.
Эстефания Македонская».
Глава 148
О том, как Диафеб распрощался с Императором и дамами и отправился на поле боя.Эстефания эта вовсе не была дочерью герцога Македонского. Отцом же ее был славный принц и отважнейший рыцарь, притом очень богатый; он был двоюродным братом Императора и имел одну лишь эту дочь; будучи при смерти, завещал он Эстефании свое герцогство, распорядившись, дабы передали его во владения дочери, когда той исполнится тринадцать лет. Мать же была по-прежнему могущественной сеньорой и оставалась опекуншей своей дочери, наряду с Императором, бывшим той опекуном. Женщина эта, чтобы иметь детей, взяла в мужья графа д’Алби, каковой и принял титул герцога Македонского. Эстефании к тому времени исполнилось четырнадцать лет.
Когда наступила ночь и все были готовы к отъезду, Диафеб, счастливый до того, что и не передашь словами, в назначенный Принцессой час послал за деньгами; получив их, он, покуда люди его вооружались, отправился во дворец попрощаться с Императором и всеми дамами, особливо же с Эстефанией, которую просил в его отсутствие не забывать о нем.
Ах, Диафеб, господин мой! — воскликнула Эстефания. — Все благо нашего мира заключено в вере. Разве не знаете вы, что написано в священном Евангелии: «Блаженны не видевшие и уверовавшие»?[392] А вы меня видите и мне не верите. Знайте же, что вы получили от меня больше, что кто бы то ни был на этом свете.
И она много раз поцеловала его при прощании на глазах у Принцессы и Услады- Моей-Жизни. При расставании было пролито много слез с обеих сторон, ибо так повелось у тех, кто желает друг другу добра. Опустившись на колени, Диафеб целовал руки Принцессе от имени доблестного рыцаря Тиранта и от своего. Когда же подошел он к лестнице, Эстефания поспешила к нему и сказала:
Это чтобы вы вспоминали обо мне.
С этими словами она сняла с шеи толстую золотую цепь и отдала ему.
Сеньора, — ответил Диафеб, — что за щедрый подарок вы мне сделали в залог вашей любви! Да будь в сутках хоть тысяча часов, я бы и тогда ежечасно вспоминал о вашей милости.
Поцеловав ее еще раз, направился он к себе в покои. Затем он распорядился погрузить вещи на мулов. В два часа ночи все сели на лошадей, и Диафеб с коннетаблем отъехали, перед этим попросив Императора направить корабли и галеры со съестными припасами в лагерь.
Когда оказались они в лагере у Тиранта, тот немало обрадовался их прибытию. Коннетабль с Диафебом отдали Маршалу выкуп за пленных. А он пригласил баронов, которые и на сей раз распределили между всеми и деньги, и остальное, а именно оружие и лошадей. Когда с этим было покончено, Диафеб поведал Тиранту обо всем случившемся и рассказал, как получил привезенные деньги. Тиранта ничто так не утешило, как вид бумаги, начертанной рукой Эстефании, и ее имени, написанного ее собственной кровью.
Диафеб сказал:
Знаете, как она это сделала? Сильно перевязала палец нитью, он налился кровью, она иглой укололась, и из пальца тут же полилась кровь.
Теперь, когда любезная Эстефания на нашей стороне, мы, видимо, получим еще один голос в нашу пользу в окружении моей госпожи, — заметил Тирант.
Диафеб спросил:
Хотите, узнаем, сколько весит золото, которое она нам дала?
Золото взвесили: в нем оказалось два кинтара[393], и одними лишь дукатами.
Ее высочество дала мне больше, чем обещала, — сказал Диафеб. — Ведь половина меры — это только полтора кинтара. Однако таково свойство настоящих господ: давать больше, чем обещано. Ибо они наделены щедрым сердцем.
Но покуда оставим их и посмотрим, что происходит тем временем в лагере.
После того как Диафеб с главным коннетаблем уехали, турки впали в полное отчаяние по причине того, что дважды оказались разбитыми; они проклинали весь свет и фортуну, ввергнувшую их в такое несчастье, ибо, по их подсчетам, недоставало им, мертвыми и пленными, более ста тысячи человек. И, все еще пребывая во гневе, держали они совет, каким образом могли бы они предать смерти Тиранта. И решили, что осуществит это король Египетский, ибо был он в сем деле сведущ и владел оружием ловчее многих, а среди мавров был лучшим воином: превосходно держался в мусульманском и христианском седлах[394], вооружался по-нашему, как принято в Италии, носил плюмажи и накрывал лошадь попоной[395].
Все сошлись на том, что король Египетский должен явиться в лагерь христиан. Он выслал к Маршалу герольда. Подойдя к берегу реки, тот подал знак, привязав полотенце к захваченной загодя трости. Из лагеря ему немедленно ответили тем же образом. По приказу Тиранта его переправили через реку на небольшой лодке, которая там находилась.
Представ перед Маршалом, герольд попросил пропустить короля Египетского и с ним десять человек. Маршал с радостью это разрешил. На следующий день прибыл король, и Тирант со всеми знатными сеньорами выехал на берег реки ему навстречу. И оказаны ему были все почести, какие подобают королю. Король был вооружен, Тирант и все его люди тоже. Король был наряжен в дорогую тунику, всю расшитую золотом и жемчугом; Маршал надел поверх доспехов рубашку, которую дала ему его госпожа. Он выбрал двух мавров, из тех, что приехали с королем, и приказал отвести их в свой шатер, а затем — дать им забить сто пар каплунов и кур, имевшихся у него; приказал он также, чтобы им подали превосходный обед: рис, кус-кус с мясом и всякими овощами[396]. Король остался там на целый день и на ночь, до следующего утра. Осмотрел он весь лагерь и выяснил, в каком тот состоянии. Увидев множество верховых, спросил он, почему все эти люди находятся в седле. Маршал ответил: