Тирант Белый - Жуанот Мартурель

Знаете, что я вам на это скажу? — сказала Принцесса. — Вы меня ничуть не смущаете, ибо я вас почитаю своим братом.

Тут заговорила Услада-Моей-Жизни и сказала:

Сеньора, взгляните на лицо Эстефании! Оно красно, как майская роза, и кажется, будто она раздувала огонь. А посему я думаю, что, пока мы были в башне, руки Диафеба не оставались без дела. Долго же нам пришлось бы ее дожидаться! Ведь она осталась тут ради того, что ей дороже всего! Да чтоб меня прострелило в боку, если бы и я не развлекалась теми же играми, имея возлюбленного! Но нет никого, кто бы захотел поиграть со мной, бедняжкой. Ах, сеньор Диафеб, знаете, кого я люблю всем сердцем и о ком мечтаю? Об Ипполите, паже Тиранта. А будь он рыцарем, любила бы я его еще сильнее.

Я вам обещаю, — ответил Диафеб, — что при первом же сражении, в котором я окажусь, он будет возведен в рыцарское звание.

И они долгое время вели шутливые беседы. Принцесса сказала:

Если хотите знать, брат Диафеб, когда обойду я и осмотрю все уголки во дворце, так и не увидев Тиранта, сердце мое обмирает. Ибо если б только смогла я на него взглянуть, душа моя бы утешилась. Но желание это так сильно во мне, что я, наверно, умру, прежде чем увижу его. Одно лишь меня успокаивает: хоть тревога моя и не проходит, я не страдаю, потому что люблю рыцаря доблестного, исполненного всех достоинств; более всего радует меня его щедрость — ведь главный коннетабль сказал, что Тирант не скупится на деньги. Стало быть, он из тех сеньоров, что щедры на траты, и, однажды выбрав этот путь, он должен по нему и следовать. Однако я знаю, что на нашей земле нет у него ни владений, ни наследства, а посему не хотела бы, чтобы пострадала от этого его честь: я хочу быть ему и отцом, и матерью, и сестрой, и дочерью, и возлюбленной, и женой. Поэтому вы, брат мой Диафеб, отвезете ему множество добрых пожеланий и посланий, и среди них — тщательно завернутый, дабы никто о нем не знал и его не видал, — дар, полмеры золота, чтобы смог он им распорядиться по своему усмотрению. Для этого-то и спускались мы с Усладой-Моей-Жизни в башню, взвесили золото и разложили в мешки. Когда подойдет время ужина, прикажите явиться вашим людям, и, если меня не будет, Эстефания или Услада-Моей-Жизни вам их отдадут. И передайте от меня Тиранту, чтобы заботился он о своей чести, ибо она для меня все равно что моя собственная. А когда это золото он потратит, я дам ему еще и не потерплю, чтобы он или кто-либо из его людей испытывали какие-нибудь лишения. И если бы ради его чести пришлось мне сесть за прялку, я бы наверняка согласилась на это; и если бы ради того, чтобы достиг он высочайших вершин, пришлось мне пролить свою кровь, я бы охотно согласилась и на это, с помощью Божией. Ибо все грядущее в руках фортуны, и одно доброе дело порождает другое, а мое положение побуждает меня помогать Тиранту. И посему постаралась я, чтобы сеньор Император даровал ему титул графа. Помните, что сказала недавно Заскучавшая Вдова? Она, мол, знает, что я люблю Тиранта, но просит сделать милость и сообщить ей его титул. Никогда в жизни я не забуду этих слов. Но поскольку одна моя тетушка завещала мне графство, называемое Сант-Анжел[385], я хочу, чтобы оно перешло к Тиранту и он прозывался графом де Сант-Анжел. Тогда, по крайней мере, ежели кто услышит и узнает, что я его люблю, это будет мне оправданием: скажут, что я люблю графа[386]. Ибо мое спокойствие заключено в его достоинстве.

Изумился Диафеб, услышав от Принцессы слова, полные такой сильной любви, и сказал:

Клянусь Богом, ваше высочество, я чувствую, что неспособен отблагодарить вас за те почести и благодеяния, которые оказываете вы, сеньора, Тиранту, хотя его заслуги велики и он достоин еще большего благодаря своим доблестям. Однако все, что вы сделали для него, тем ценнее, что вы говорили о нем с такой любовью и так милостиво. Ведь недаром гласит пословица: «Дает не тот, кто имеет, а тот, кому привычно давать». Милости же, как я вижу, таковы, каковы те, кто их оказывает. И блажен будет тот, кто окажется рядом с вашим высочеством. А посему я прошу вас еще об одной милости: позвольте мне поцеловать ваши руки и стопы от имени сего славного рыцаря — мы ведь с ним в родстве.

Тут Эстефания, не в силах более сдерживаться из-за страстной любви к Диафебу, сказала:

Если бы не боялась я позора, то отправилась бы вместе с Диафебом! Но страх мой происходит оттого, что не хватает мне любезности: ведь, если бы я отбыла с позволения вашего высочества, никто из людей достойных не счел бы это бесчестьем. Однако то, что вы, сеньора, сделали для вашего несравненного господина, славного Тиранта, возбудило во мне настоящую зависть, и в подражание вам, превосходная сеньора, я должна подарить присутствующему здесь Диафебу все, чем располагаю.

И Эстефания поднялась со своего места и пошла к себе в комнату. Там написала она некую бумагу, спрятала ее на груди и вернулась в покои Принцессы. Пока ее не было, Диафеб изо всех сил умолял Кармезину позволить поцеловать ее. Она же никак не соглашалась и не разрешала. Тогда Диафеб сказал:

Сеньора, так как наши желания расходятся, то, следовательно, не совпадают и наши дела. Потому-то и говорят, что никогда не поссорятся двое, если хоть один этого не хочет. Но с нами это может случиться по вине вашего высочества, коли не станете вы говорить иначе. До сих пор я был вашим преданным слугой, ибо купи вы меня как раба, и тогда не могли бы повелевать мной более, чем сейчас, когда слушался я вас с закрытыми глазами. И будь у меня не одна жизнь, а сто, я бы все их употребил на то, чтобы служить вам, несмотря на любые опасности. Но вы при этом не хотите позволить мне невинную вольность! Так ищите себе отныне другого брата и слугу, дабы угождал он вам себе в убыток! И не надейтесь теперь, ваше высочество, что я передам что-либо Тиранту от вашего имени или что отвезу ему деньги. А едва лишь доберусь я до лагеря, как распрощаюсь с ним и вернусь в свои земли. Но вы еще пожалеете однажды, что меня нет с вами.

Когда заканчивал так говорить Диафеб, вошел в комнату Император и спросил, почему он не собирается в дорогу, ведь не далее как завтра должны они отправляться в лагерь Тиранта.

Сеньор, — ответил Диафеб, — я только что был у себя, и мы все готовы ехать.

Император повел его за собой из комнаты и пошел прогуляться с ним и с главным

коннетаблем по дворцу, напоминая им, что они должны сделать.

Ах я несчастная! — воскликнула Принцесса. — До чего же разгневался Диафеб! Боюсь, что он больше не захочет ничего делать для меня. Не повезло мне, что все эти французы такие обидчивые. Хоть ты, Эстефания, ради любви ко мне попроси его так не сердиться.

Уж я непременно это сделаю, — пообещала Эстефания.

Тогда заговорила Услада-Моей-Жизни и сказала так:

До чего же вы, сеньора, чудная! Не можете сохранить дружбу рыцарей в пору войны — как раз тогда, когда она так нужна. Рыцари эти рискуют достоянием и жизнью, защищая ваше высочество и всю империю, а вы расквохтались из-за какого-то поцелуя! Ну что в нем страшного? Там, во Франции, для них поцеловать — это не больше, чем подать даме руку. И если Диафеб захотел вас поцеловать и если бы даже его руки очутились у вас под юбкой, то вам следовало бы пойти на это, ибо времена теперь очень суровые. Вот как наступят мир да покой, тогда воспитывайте из грешника праведника. А нынче вы ошибаетесь, добрейшая сеньора! В мирное время пушки не нужны, да на войне-то без них не обойтись.

Эстефании при этом не было, но Принцесса пошла к ней в комнату и стала горячо просить ее вернуть Диафеба:

А не то, боюсь я, покинет он нас, как и обещал. А коли так случится, неудивительно, если и Тирант, из любви к нему, отправится вместе с ним. А если даже сей доблестный рыцарь из-за любви ко мне и не уйдет отсюда, многие другие так сделают. И мы, думая, что победим, потерпим поражение.

Вот теперь ваши намерения похвальны, сеньора, — сказала Услада-Моей-Жизни. — Но только не посылайте никого за Диафебом, а идите к нему сами, но будто бы проведать Императора. Скажите Диафебу о том, что вы передумали, и гнев его сразу пройдет.

Принцесса быстро отправилась к отцу и застала его беседующим с Диафебом. Когда они закончили разговор, Принцесса взяла Диафеба за руку и принялась умолять его не сердиться. Тот отвечал:

Сеньора! Преисполненный доброй воли, я все перепробовал, чтобы уговорить ваше высочество. Я полагал, что вы, учитывая пока неведомые, но, возможно, грозящие нам опасности, согласитесь уступить мне; а подобное согласие даже еще дороже и приятнее, чем исполнение обещания. Однако с вашим высочеством случилось то же, что со святым Петром[387], который, убоявшись смерти, бежал из Рима, но, после того как явился ему Христос, понял свою ошибку и вернулся обратно, побуждаемый волей Всевышнего. Я же либо получу поцелуй, либо распрощаюсь с вами. И уж если обрету я желаемое, то тогда можете судить, справедливо я поступил или нет.