Холод и яд - Виктория Грач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не надо, отец. Не доводи до греха. Я уже не мальчик.
Отец вырвал руку из хватки сына и, заложив ладони в карманы, скользнул по его фигуре оценивающим взглядом:
– Языком молоть все горазды. А ты на деле докажи. А не можешь – так прекрати брыкаться и сделай так, как говорим тебе мы с матерью.
Фил приподнял одну бровь:
– А вы меня часто слышите? Я весь грёбанный вечер пытаюсь вам сказать, что у меня, мать его, проблемы! Из-за вас у меня вся жизнь через жопу: друг в тюрьме, Варька игнорит, я не знаю, к кому идти! Дело заводят на вас, а закрывают моего друга! Единственного друга! А у вас на уме только деньги да оценки! У меня ещё жизнь вообще-то есть!
Фил отшатнулся от отца и пулей вылетел из комнаты, громыхнув дверью. На ходу стянул куртку с вешалки, уронив мамину шубу и папино пальто, впрыгнул в ботинки, не завязывая шнурки, схватил ключи.
– Я ушёл!
– Куда на ночь глядя? – вдогонку из кухни слабо крикнула мать.
– Гулять! – буркнул Фил и захлопнул дверь так, что снова вибрация отдалась в висках.
Он не помнил, как слетел вниз по лестнице и оказался на улице. Только когда захлопнулась дверь подъезда, Фил присел, завязал шнурки и, вытащив из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и зажигалку, застегнул молнию под самый подбородок.
На душе было паршиво до тошноты. Ссоры с родителями были обычным делом – вроде завтраков и перекуров. Только, в отличие от еды и курения, они выжимали его подчистую. Заставляли чувствовать себя бесполезным и опустошённым.
– Ненавижу! – рыкнул Фил, выскальзывая за калитку.
Он шёл, засунув руки в карманы и не разбирая дороги. Ноги просто несли его по хорошо знакомому району, освещённому яркими оранжевыми огнями. Большие хлопья снега прилипали к лицу, заклеивая глаза и рот. Фил отфыркивался, скрипел снегом под ботинками. Резко свернул в чёрный двор-коробку. Заметил там скамейку, чудом не занятую никаким тунеядцем-алкоголиком, и плюхнулся на неё. Над его головой раскинулось серо-фиолетовое небо без единого намёка на звёзды. Снег прилипал к ресницам и морозил кожу. Фил зажал между зубами сигарету и щёлкнул зажигалкой. Пальцы не слушались, и кончик сигареты вспыхнул уютным огоньком только с третьего раза. Фил затянулся. Колючий жаркий дым проскользнул по горлу и растёкся под кожей. Фил пустил в воздух кольцо. И запрокинул голову.
Хотелось забыться, не думать вообще ни о чём! Но, как назло, в сознании всплывала Варя. Счастливая, дрожащая, сжимающая его руку при встрече с отцом. Их беззлобные перепалки. Смущение. И машина, пропахшая не столько древесным ароматизатором, сколько осенними кострами. Глупо, возможно, но Фил не мог отделаться от ощущения, что там чувствовал себя более родным, чем дома.
Даже с ним, чужаком, очевидно, посягнувшим на его дочь, Олег Николаевич вёл себя спокойно, с уважением. Он не давил авторитетом, хотя мог. Фил вспоминал слова Ветрова, разумные, исполненные уважения. С Филом говорили, как с серьёзным взрослым человеком. При этом Фил чувствовал «своё место», но не ощущал себя униженным. Олега Николаевича Фил не мог не уважать, не мог не слушаться, так что готов был сидеть смирно хоть до скончания века. А вот родителей хотелось не слушаться, хотелось идти наперекор, доказать, что он лучше Ритки.
Снег повалил сильнее, словно желая напрочь к завтрашнему дню накрыть город. Фил поёжился и накинул капюшон. Не то чтобы стало теплее, но по крайней мере назойливые мушки снежинок не лезли в глаза. Фил поднял дотлевавшую сигарету на уровень глаз. Сквозь рваные полотнища туч то там, то здесь просвечивали вспышки звёзд. И оранжевый кончик сигареты виделся Филу его путеводной звездой.
«Прикольно», – свободную руку запустил под куртку и достал телефон. Настроил камеру и щёлкнул сигарету на фоне звёздного неба. Отправил Варе.
Варька, 21:03
Как красиво! Люблю звёзды)
Вы, 21:03
Я тоже. Похоже)
Варька, 21:04
Что-то случилось?
Вы, 21:04
Да не с чего ты взяла?
Вы, 21:04
Родакам признаться не получилось. Не прокатило
Варька, 21:05
Ничего) У нас папа есть!
Фил зажмурился и расплылся в глупейшей улыбке. «У нас…» – повторил тихо и хихикнул. Сигарета кометой отправилась в выросший подле скамейки сугроб и мгновенно погасла. Фил тяжело поднялся, разминая замёрзшие пальцы. Всё-таки прогулка на ночь глядя оказалась не самой хорошей идеей. Но, по крайней мере, Фил больше не чувствовал безудержного жара под кожей. Хотелось одного – спать.
Фил лениво побрёл домой, предчувствуя, что там его ожидает второй акт. Обычно в такие дни Фил срывался на последнем автобусе на другой конец города – к Артемону, где они вместе растаскивали запасы полуфабрикатов дядь Сани Родионова и устраивали то кинопросмотры, то тесты игр.
На секунду даже стало интересно, как отреагируют родители на возвращение обычно блудного сына. «Плохо, когда тебя нигде не ждут», – передёрнул плечами Фил, подходя к домофону. Ключи не понадобились. Железная дверь легко распахнулась, выпуская широкоплечего мужика с рыжей бородой. Фил даже затормозил на секунду и хмыкнул: «Никогда ещё вживую не видел рыжей бороды. Надо будет Артемону посоветовать отрастить».
Махнул новой консьержке, которая, в общем-то, была похожа на предыдущую. Разве что ещё не знала всех обитателей дома в лицо. Легко поднялся к лифту и вспомнил про почту. Их ящик действительно был полон писем.
– Нате вам вашу почту, – приговаривал Фил, выгребая квитанции, извещения и пару конвертов.
Один упал. Без адреса и подписи. Тяжелее обычного.
Руки зачесались от соблазна. Фил присел на ступеньку рядом с лифтом и без колебаний вскрыл конверт. Внутри оказалась какая-то монетка, похожая на сувенирную, картонка с датой: 19.02.2000, а ещё письмо. Фил пробежался взглядом по напечатанным строчкам.
Шах, не забывай: мы с тобой одной крови. А за это надо платить. Долги возвращать и искупать. Поговори с сыном: он тебе может кое-что интересное рассказать.
– Он уже поговорил. Не получилось, – протянул Фил и спрятал всё во внутренний карман куртки.
На предпоследнем этаже его начало клонить в сон. Фил держался из последних сил. Снова открыл дверь квартиры и врезался в темноту. Родители то ли ушли, то ли уже легли спать – Филу было всё равно. Не нарушая мрака, он разулся, по памяти расфасовал бумаги по нужным
