Да, я там работал: Записки офицера КГБ - Е. Григ

Во время следующих ММКВЯ все участники постепенно набирались опыта, в том числе и КГБ. Меньше стало болтовни и протокольного треска, почти не было видно оперсостава — на глаза попадались либо те, кто работал под крышей ВААПа или Госкомиздата, либо сотрудники из «Дома», имевшие прямое отношение к таким мероприятиям. А в павильоне Израиля сотрудник службы безопасности работал официально — к тому времени не только советская, но и израильская сторона поняла, что неприятности не нужны никому.

Шел уже 12-й год моей работы в ВААПе — я опять ставил рекорды «долгожительства». На моей памяти никто из офицеров «д/р» не сидел «под крышей» на одном месте, в одном ведомстве так долго. Даже иностранцы — постоянные партнеры ВААПа стали спрашивать меня, что это я так долго хожу в должности заместителя начальника отдела, ведь все вокруг «растут»? И действительно, подвижники, с которыми я начинал работу в Агентстве, становились аж заместителями начальников Управлений. Но не мог же я поведать своим зарубежным приятелям, что должность КГБ не подразумевает роста офицера в ведомстве прикрытия… Поэтому я весьма правдоподобно объяснял, что из-за невыносимого характера мое продвижение не раз срывалось, уж очень плохо я веду себя с начальством. Этому верили.

Работа в Агентстве становилась все менее интересной, состав руководства, да и не только руководства, менялся к худшему. Мы по-прежнему тщательно проверяли всех, приходивших на работу в ВААП, но теперь нашей информацией, как и нашими предупреждениями, явно пренебрегали.

В Агентство стали попадать люди, замеченные в неприглядных операциях с валютой, в спекуляции, о личных и деловых качествах говорить вообще не приходилось. Если они нравились начальству, их брали на работу, не боясь, что КГБ не выпустит их за рубеж. Новый председатель Правления Агентства, как мне удалось выяснить через общих знакомых, был крупным специалистом в области «подарковедения» и в свиту себе брал таких же спецов, предпочтительно невысокого роста…

На продвижение по линии ВААПа я смотрел, понятное дело, достаточно равнодушно, на основной же, оперативной работе в КГБ мне хотелось практически немногого — получить последнее, полковничье звание. Пенсия была «выработана», думать о карьере, мягко говоря, поздновато.

Очередной управленческий кадровик (они быстро меняли друг друга, находя себе «хлебные места») сообщил, что меня приглашает на беседу заместитель начальника Управления Василий Иванович Проскурин — за долгие годы службы в 5-м я и разговаривал-то с ним раза три — мы не были связаны по работе. Василий Иванович был известен среди чекистов как крепкий оперработник и очень скромный человек. Я не представлял себе, зачем я мог ему понадобиться, и пытался выведать у кадровика, в чем дело, но тот, как и полагалось, молчал. По привычке старого кадрового опера я не ждал от встреч с любым начальством ничего хорошего: повспоминал, чем мог вызвать гнев руководства, какие дела «проворачивал» в последнее время и какими грехами грешил — анализ не дал результатов, и я пошел к Василию Ивановичу наугад.

Поздоровались, генерал наскоро расспросил меня о работе, о жизни — ничего хорошего это не предвещало, и вдруг сказал: ну что ж, опыт работы у вас накоплен немалый, и есть смысл поделиться им с нашими афганскими друзьями. Руководством принято решение направить вас в долгосрочную командировку в Афганистан. Что вы на это скажете, что скажет жена?

Я, конечно, и бровью не повел, но от неожиданности выдержал долгую паузу. В голове мгновенно прокрутились единственно возможные варианты ответа на такое предложение, и я спокойно сказал, что воспринимаю это решение как знак доверия со стороны руководства, а моя жена — жена военного человека и последует за мной туда, куда меня пошлют.

На том беседа закончилась, я зашел к кадровику, заметил, что он мог бы и предупредить меня по дружбе. Тот объяснил, что было уже несколько случаев отказа отправляться в Афганию, людей по-разному наказывали, а то и увольняли за это, поэтому кандидаты должны были попадать на беседы с руководством, не догадываясь о предмете разговора. Чушь, конечно: я знал, что «блатняки» всегда были в курсе дела о таких беседах и шли на них с готовыми решениями.

Небезынтересно было представить себе лицо жены, когда я «обрадую» ее этой новостью… Впрочем, мы оба обожали путешествия, перемены судьбы, и я не беспокоился за нее — она была не только женой, но дочерью военного человека.

Вечером мы содержательно поговорили, внимательно прослушали и просмотрели очередное вранье Лещинского из Афганистана в программе «Время» и стали прикидывать, как будем собираться и у кого набраться опыта жизни и работы в этой стране. Я принял новость как знак судьбы и с привычкой старого служаки стал отыскивать в этом назначении положительные стороны, найти которые там было невозможно.

Началось оформление, в числе других командируемых я встретил неплохих ребят — все гораздо моложе меня — и решил, что в такой компании можно будет «пересидеть» любую осаду. Вот уже и медицинские комиссии прошли и я, и жена, и падчерица. И на загранпаспорта уже сфотографировались.

На все происходившее вокруг я посматривал отрешенно, подбирал книги по Афгании и ее проблемам. В программе «Время» мы с женой, не слушая белиберду, которую несли из Афганистана корреспонденты, рассматривали улицы, людей, транспорт, дома. Еще бы — после того, что мы видели и к чему привыкли, нам предстояло провести три года в, мягко говоря, непривычных условиях. Однако страсть к путешествиям брала свое, мы готовы были отбыть в афганские дали. Жена раздумывала, как она будет объяснять знакомым, почему муж, сотрудник ВААПа, уезжает в Афганистан? Что, там обострились авторско-правовые проблемы?

Я без особого сожаления готовился прощаться с ВААПом, который так сначала полюбил и к которому был теперь почти равнодушен — многое изменилось там. Меня, кстати, тоже интересовало, как я вдруг исчезну на долгое время из поля зрения многочисленных приятелей, нескольких друзей, учителей в авторско-правовом и издательском бизнесе, и потихоньку придумывал подходящую «легенду». Вскоре я узнал, что в Афганистане работал представитель Госкомиздата — помогал афганским «друзьям» по партии создавать издательскую базу для их пропагандистских усилий: можно было разрабатывать детали моей «липы».

Так же, как началось, все и кончилось. Видимо, решение о расширении аппарата КГБ в Афганистане было пересмотрено: никто из оформлявшихся вместе со мной там так и не оказался.

Надо ли говорить, что горечи от несостоявшейся поездки я не испытывал. Но я продолжал расспрашивать одного из коллег по «подкрышной» работе в ВААПе — Юру Гудскова, бывшего разведчика, он проработал в Афганистане год. Ничего интересного, кроме мельком упомянутых двух шансах навсегда оставить там свою голову, Юра мне не рассказал. А когда я сообщил ему, что поездка не состоится, он засмеялся: «Все хорошо, что хорошо кончается…».

Вскоре я узнал, что один из сотрудников нашего отдела, работавший «под крышей» в Госкомиздате, собирается уходить на пенсию. Мы с Борисом Михайловичем — так его звали — много разговаривали о работе, вместе возились с молодежью. Перед уходом он сказал, что рекомендовал на свое место меня. Ему работалось сложновато — без знания языков сидеть в Управлении международных связей — дело малоприятное. Но и на одном знании языков далеко не ускачешь — Госкомиздат был огромным ведомством, отраслью народного хозяйства, мне казалось, что там очень большой объем работы. Работы я не боялся, а некоторые моменты выглядели привлекательно: должность эта по линии КГБ позволила бы получить последнее звание — после почти 30 лет работы я был уверен, что заслужил его. Кроме того, было еще одно преимущество, которое многим покажется смешным, — заместитель начальника Управления международных связей имел отдельную комнату. Это был предмет моих вожделений давно — от многолюдных вааповских помещений голова к концу рабочего дня шла кругом.

Наконец, меня вызвал еще один заместитель начальника Управления — Юрий Владимирович Денисов. На этот раз я знал, о чем пойдет речь, потому что о переходе в Госкомиздат со мной разговаривал Игорь П. Генерал коротко порасспрашивал меня о работе в ВААПе, потом мы потолковали о Госкомиздате, о некоторых аспектах его развития и наших интересах там. Я ответил на вопросы, дал понять, что работа в Госкомиздате меня интересует — это была правда, там затевались (но так и не затеялись) интересные дела. Пошутил насчет своего затянувшегося пребывания в ВААПе, и на этом разговор закончился.

В начале осени 1987 года Денисов, Игорь и я через просторную приемную прошли под прищуренным глазом секретарши в огромный кабинет Председателя Государственного комитета по делам полиграфии, издательства и книжной торговли. Навстречу нам из-за стола поднялся низкорослый (опять, с тоской подумал я), с умным жестким лицом, подтянутый человек.