Да, я там работал: Записки офицера КГБ - Е. Григ

Вербовались крепкие диссиденты, притворявшиеся сами перед собой, что они только притворяются, а работать с «органами» не будут, — работали… Вербовались ученые — бывало, что хотели использовать КГБ против своих оппонентов… Бывало всякое — бывало, что от сотрудничества ждали каких-то практических выгод…

В основном же люди — нравится это нынешним попирателям КГБ или нет — сотрудничали с разведкой и контрразведкой совершенно сознательно. Между хорошим «ведущим офицером» и хорошим агентом возникает связь и дружба, сравнить с которыми мало что можно. Не могу не процитировать Боба Вудворта — его книга «Признания шефа разведки», думаю, самая назидательная из книг о работе спецслужб:

«Одно из первых правил гласило: береги хороший источник. Часто осуществлялись тщательно разработанные маневры, запутывались следы, чтобы такой источник уберечь. Лгать, даже лгать публично или под присягой было ничто по сравнению с риском, который брал на себя источник. И, может быть, ничто не внушало источнику такого чувства уверенности или обоюдной и разделенной опасности, как вид его офицера-руководителя, висящего в петле на суку. Секретный источник, наверное, спит хорошо только тогда, когда знает, что его разоблачение означает и конец для его ведущего офицера…»

Так и мы берегли своих агентов и за редчайшими исключениями — сберегли.

Газеты и журналы соревновались друг с другом в «разоблачениях», «срывании масок», но некоторые темы — Ленин, КГБ, КПСС еще трогали пока робко, как купальщица трогает пальчиками ноги прохладную утреннюю воду. Однако купленые-перекупленые, политизированные и аполитичные, правдолюбцы и демагоги — журналисты уже начали вполголоса именовать себя «четвертой властью».

Лизнуть Ельцина, укусить Хасбулатова, потом наоборот — вот и вся власть. Лишь единицы поют своими голосами.

Да, говорить и писать можно стало наконец все что думаешь (или что думает твой наниматель). Осталось совсем ничего — научиться думать.

Книжные выставки в Москве или, как их называли участники, ММКВЯ — Московская международная книжная выставка-ярмарка, непохожи были ни на какие другие.

Первая случилась в 1977 году. Во Франкфурте, да и в иных весях руководители ВААПа и Госкомиздата долго советовались с партнерами и устроителями мероприятий подобного рода. Многие пробовали отсоветовать — выставок было и так уже слишком много: Франкфурт (№ 1), АБА (роскошная выставка американских книготорговцев), Монреаль, Болонья (детская книга и учебники), Варшава (соцстраны и немножко Запада), Лондон (все на свете).

Однако «состоялось решение» раз в два года выставки все-таки проводить.

Если ВААП, Госкомиздат, издательства имели определенный опыт, то в КГБ знали о выставках лишь из отчетов своих сотрудников и из сообщений агентов и доверенных лиц, побывавших на них. А наш брат, выбираясь на такие мероприятия, частенько любит поднапустить страху о «враждебных вылазках» — надо же обосновать необходимость своих поездок, да и начальству хочется почитать время от времени что-нибудь интересное…

По первой ММКВЯ было просто смешно ходить. После массы совещаний, составления планов, ориентации агентуры, привлечения курсантов Высшей школы КГБ выставка казалась не выставкой книг, а выставкой оперсостава КГБ. Наши были и в таможне, где постоянно возникали споры с иностранцами — что можно, а что нельзя привозить и выставлять в СССР. Большинство приезжих наших ограничений не понимали, были и большие любители пошуметь, повозмущаться по поводу «невыносимой советской цензуры».

Особенно запомнился известный тогда своей борьбой за гражданские права в Союзе (не в США, нет) издатель Бернстайн, которому даже какое-то время не давали визу для въезда в СССР. Много по этому поводу было страстных стенаний на страницах соответствующих изданий. Когда же через пару лет визу Бернстайну-таки дали, он бродил по ВДНХ совершенно неприкаянно и одиноко — поводов для шума больше не было… В тот период первая волна советской «предпринимательской» шпаны уже устремилась в Америку и начала поражать ФБР, полицию, да и вообще американцев невероятной, невиданной там ранее жестокостью. В Америке бытовало даже выражение на их счет — «Горбачев спустил воду в туалете…» На приеме, который давала в тот год Ассоциация американских издателей, я не преминул поинтересоваться у Бернстайна, как ему нравятся конкретные результаты его борьбы за свободу выезда из СССР — не пора ли теперь начинать кампанию за насильственное выселение прибывших обратно в Союз?

В различных точках выставки были комнаты, отданные КГБ, — там размещались оперативные центры, где собиралась и анализировалась полученная за день информация, оттуда можно было по специальным телефонам связаться с «Домом».

Как и на всех книжных выставках, на ММКВЯ воровали книги — причем с большим знанием этого дела. Большинство краж имели место в ночные часы, когда все помещения запирались и туда запускались служебные собаки, а войти могли только их проводники…

Постепенно ММКВЯ стала местом активнейшей пропаганды, направленной на советских евреев: здесь в едином блоке работали книжные стенды Израиля и Ассоциации еврейских издателей США. Раздавались значки, скромные сувениры, толпились талмудисты в макушечных шапочках, собирались толпы желающих «прикоснуться к исторической родине», звучала национальная музыка — дым стоял коромыслом, и многие иностранцы с соседних стендов потихоньку жаловались, а некоторые на следующих выставках перебирались в другие павильоны.

Все это носило несколько демонстративный, даже вызывающий характер, и было впечатление, что и экспоненты, и посетители не прочь устроить небольшой «шумок» — поэтому и милиция, и курсанты КГБ, надзиравшие за порядком в этой части павильона, были особенно внимательны.

Неприятные воспоминания устроителей и участников выставки были связаны с гибелью корейского самолета на Дальнем Востоке: ряд издателей иностранцев (главным образом американцы) покинул выставку в знак протеста. У нас нашлось достаточно любителей расцарапать лицо и взбить очередную волну истерии, обвиняя пилотов-пограничников, всю систему ПВО и Бог знает кого еще. Эти всплески с редкой безвкусицей используются для заплевывания политических противников (дескать, это все было при Горбачеве, при нас такого — ни-ни… ну если только по парламенту из танков пострелять, но ведь по своему же…), для инициирования дешевых газетных сенсаций. О том, что у двух с лишним сотен погибших остались скорбящие родственники и хорошо бы поберечь их, мало кто думает.

Мне причина гибели этого самолета всегда казалась достаточно ясной. Поверить в то, что он, оснащенный потрясающими навигационными системами, двумя дублирующими друг друга компьютерами, мог случайно углубиться в нашу территорию на 500 километров и лететь ошибочным маршрутом несколько часов, невозможно. Это так же маловероятно, как трижды выстрелить в течение 3–4 секунд из винтовки «Манлихер-Каркано» с оптическим прицелом в движущийся президентский автомобиль и все пули положить в цель…

Я был недурственным стрелком и знаю, что это — немыслимо.

Да, трудно не опознать характерный силуэт «Боинга-747». Но, во-первых, вряд ли кто-либо из доброхотов-исследователей сидел за штурвалом ночного перехватчика и знает, каково это, во-вторых, не могу поверить, что даже среди крутых летчиков ночного перехвата нашелся бы хоть один, способный открыть стрельбу по опознанному гражданскому самолету. Не стоит из наших и без того затурканных военных делать еще и ночных вампиров.

Какая-то из американских разведок (ЦРУ, АНБ, военные?) решила рискнуть жизнями своих соотечественников и корейского экипажа — и промахнулась. Поэтому под наши покаянные завывания и помалкивают американцы — наверняка есть причины молчать. Уж если рыло у них действительно в пуху, то признаться в гибели 200 с лишним гражданских из-за плохо спланированной разведывательной операции — смерти подобно. А те, кто легко распоряжаются чужими жизнями, как правило, очень бережно относятся к своей…

Во время следующих ММКВЯ все участники постепенно набирались опыта, в том числе и КГБ. Меньше стало болтовни и протокольного треска, почти не было видно оперсостава — на глаза попадались либо те, кто работал под крышей ВААПа или Госкомиздата, либо сотрудники из «Дома», имевшие прямое отношение к таким мероприятиям. А в павильоне Израиля сотрудник службы безопасности работал официально — к тому времени не только советская, но и израильская сторона поняла, что неприятности не нужны никому.

Шел уже 12-й год моей работы в ВААПе — я опять ставил рекорды «долгожительства». На моей памяти никто из офицеров «д/р» не сидел «под крышей» на одном месте, в одном ведомстве так долго. Даже иностранцы — постоянные партнеры ВААПа стали спрашивать меня, что это я так долго хожу в должности заместителя начальника отдела, ведь все вокруг «растут»? И действительно, подвижники, с которыми я начинал работу в Агентстве, становились аж заместителями начальников Управлений. Но не мог же я поведать своим зарубежным приятелям, что должность КГБ не подразумевает роста офицера в ведомстве прикрытия… Поэтому я весьма правдоподобно объяснял, что из-за невыносимого характера мое продвижение не раз срывалось, уж очень плохо я веду себя с начальством. Этому верили.