Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Хаггард

Мы дрались великолепно, убивали дикарей и падали сами. В общем хаосе выделялись ободряющие возгласы капитана Гуда. Словно заведенные, поднимались и опускались два топора, неся смерть и разрушение. Сэр Генри, бледный от нескольких ран, устал от чрезмерного напряжения и тяжело дышал, вены на его лбу вздулись. Даже Умслопогас, этот железный человек, ослабел и, перестав долбить врагов своим Инкози-каас, пустил в дело клинок. Мое ружье раскалилось, потому что я истратил сорок девять патронов в это утро и не промахнулся ни разу.

И все-таки бой клонился не в нашу пользу. Нас осталось не более пятнадцати, а дикарей около пятидесяти человек. Если бы они сплотились и дружно принялись за дело, победа была бы на их стороне. Но дикари не сделали этого, а многие из них бежали, бросив оружие. Винтовка выскользнула из рук мистера Макензи, и какой-то дикарь погнался за ним с мечом. Выхватив из-за пояса огромный нож, миссионер вступил в отчаянную борьбу. Сплетясь в клубок, противники покатились по земле. Занятый собственным спасением, я не знал, чем окончилась их борьба.

Только счастливый случай спас нас. Умслопогас, нарочно или случайно вырвавшийся из гущи боя, погнался за дикарем, когда другой мазай изо всей силы ударил его большим копьем между плеч. Ударившись о кольчугу, копье отскочило. С минуту дикарь стоял как вкопанный — это дикое племя не имело понятия о кольчугах, — а затем побежал прочь с диким криком:

— Это дьяволы! Они заколдованы!

Я послал пулю ему вслед, и Умслопогас прикончил своего дикаря.

— Заколдованы, заколдованы! — в страшной панике закричали мазаи, бросившись врассыпную и оставив свои щиты и копья.

Конец этого кровавого побоища был ужасен: в резне никому не было пощады. Когда я уже надеялся, что все кончено, из-под кучи убитых внезапно вылез уцелевший воин и, раскидав трупы, как антилопа, понесся в нашу сторону. Когда он приблизился, мы с Умслопогасом узнали в нем гонца, приходившего в миссию прошлой ночью.

— Гонец-лигонини! — воскликнул зулус насмешливо. — Это с тобой я разговаривал вчера! Похититель маленьких девочек! Ты хотел убить ребенка! Ты надеялся стать лицом к лицу с Умслопогасом из народа аназулусов! Молитва твоя услышана! Я поклялся порвать тебя на куски, и я сделаю это!

Мазай яростно заскрежетал зубами и бросился с копьем на зулуса. Умслопогас отступил, взмахнул топором над его головой и с такой силой всадил топор в плечи дикаря, что отрубил ему голову.

— Я сдержал свое слово, — произнес зулус, глядя на труп своего врага. — Это был хороший удар!

Глава VIII

Альфонс объясняется

Побоище окончилось. Отвернувшись от ужасного зрелища, я вспомнил, что не видел Альфонса с того времени, как силой заставил его умолкнуть, ударив в живот. Бой, казалось, тянулся бесконечно, но в действительности продолжался недолго. Где же француз? Я боялся, что бедняга погиб, и начал искать его среди убитых, но потом решил, что он, наверное, жив и здоров, и пошел к тому месту, где мы стояли вначале, окликая его по имени. В пятнадцати шагах от каменной стены росло огромное дерево.

— Альфонс! — кричал я. — Альфонс!

— Квотермейн! — ответил голос. — Я здесь!

Оглянувшись кругом, я никого не обнаружил.

— Где вы?

— Я здесь, в дереве!

Заглянув в дупло, я увидел бледное лицо и жалкую фигуру повара, похожего на побитую моську. Мои подозрения оправдались: Альфонс отъявленный трус!

— Вылезайте немедленно!

— Все кончено? — спросил он боязливо. — Ах, какие ужасы я пережил! Какие молитвы я возносил к Небу!

— Вылезайте, трус! — велел я не совсем дружелюбно. — Все кончено!

— Значит, молитвы мои услышаны? Я выхожу!

Наши друзья собрались у входа в крааль, похожий теперь на кладбище, и мы с Альфонсом последовали к ним, как вдруг из зарослей выскочил дикарь и яростно набросился на нас. С воплем ужаса Альфонс побежал прочь, и погнавшийся за ним мазай, наверное, убил бы француза, если бы я не успел всадить дикарю пулю в спину. Альфонс споткнулся и упал, и дикарь рухнул сверху, содрогаясь в предсмертной агонии. Альфонс издал такой пронзительный вопль, что я испуганно побежал к нему и, отбросив труп дикаря, извлек покрытого кровью Альфонса. «Бедняга, — подумал я, — дикарь успел-таки прикончить его!» Встав на колени рядом с французом, я начал искать его рану.

— О, моя спина! — вопил он. — Я убит, я умер!

Я долго возился с ним, но не нашел ни одной царапины. Это был обычный испуг и больше ничего.

— Вставайте! — крикнул я. — Не стыдно ли вам? С вами все в порядке!

— Но я думал, что меня убили! — сказал он, поднимаясь. — Я не знал, что победил дикаря! — И толкнув труп мазая, торжествующе произнес: — А, дикая собака, ты мертв!

Я оставил Альфонса любоваться своей победой, но он последовал за мной, как тень. Первое, что мне бросилось в глаза, когда мы присоединились к другим, — это миссионер, сидевший на камне; его нога была завязана пропитанным кровью платком. Раненный в ногу копьем, он сидел, держа в руке свой любимый нож, согнутый пополам.

— А, Квотермейн, — сказал он дрожащим, взволнованным голосом, — мы победили! Но какое ужасное зрелище! — Перейдя на свое родное шотландское наречие, он продолжал: — Как жаль, что я испортил свой лучший нож в борьбе с дикарем. — Он истерически засмеялся.

Бедный миссионер! Рана и волнение окончательно расшатали ему нервы. И неудивительно. Мирному человеку тяжело участвовать в таком бою. Судьба часто и жестоко смеется над людьми!

Странная сцена происходила у входа в крааль. Резня закончилась, раненые умирали от страданий среди затоптанных кустов и трупов. Смерть, повсюду смерть! Трупы лежали в разных положениях, одни на других, грудами и в одиночку, а некоторые походили на людей, мирно отдыхавших на траве.

Перед входом, где валялись копья и щиты, возле четырех тяжелораненых стояли уцелевшие люди. Из тридцати сильных, крепких мужчин осталось едва пятнадцать, и пятеро из них, включая миссионера, были ранены, двое — смертельно. Сэр Куртис и зулус остались невредимыми, капитан Гуд потерял пятерых, у меня было убито двое, Макензи оплакивал шесть человек. Уцелевшие, за исключением меня, были в крови с головы до ног — рубашка сэра Генри казалась выкрашенной в красный цвет — и страшно измучены. Один Умслопогас стоял в лучах солнца у груды трупов, мрачно опираясь на свой топор, и не казался расстроенным или усталым, несмотря на то что тяжело дышал.

— Ах, Макумазан! — сказал он, когда я ковылял мимо него, чувствуя себя разбитым. — Я говорил тебе, что будет хороший бой, так и случилось. Никогда я не видел ничего подобного! Железная рубашка, которую не пробьешь, наверное, заколдована. Если бы я не надел ее, то был бы уже там! — он поднял глаза на небо.