Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

тоже никто не верит, что он русский офицер и ротмистра снова определяют в солдаты, теперь уже неаполитанской армии. Часть, куда записали Яшимова, была определена для борьбы с местными разбойничьими бандами. Более двадцати раз пришлось сражаться Яшимову с отчаянными головорезами. В одном из боев, когда был убит офицер, он возглавил отряд и одержал победу. После этого и сам был произведен в лейтенанты неаполитанского короля. Производство позволило ему иметь некоторую свободу передвижения, чем Яшимов не преминул тут же воспользоваться. Он приехал в Калиари и бросился в ноги к российскому посланнику при неаполитанском дворе Лизакевичу. Тот, разобравшись, что к чему, добился "увольнения суб-офицера Яшкевича" из неаполитанской армии и дал рекомендательное письмо. Однако при увольнении местные офицеры обокрали ротмистра и у того не осталось даже сколько-нибудь сносной одежды.

Пришлось довольствоваться тряпьем. Но что это могло значить по сравнению с тем, что он увидел в гавани судно под родным Андреевским флагом!

– И вот я снова со своими, а значит, мы еще повоюем за матушку Россию! – такими словами закончил старый ротмистр свой долгий рассказ.

Яшимов честно отвоюет всю оставшуюся компанию с французами, а затем и с турками. Возвращаясь пешком Россию после окончания войны он случайно встретит того самого адъютанта Вышневецкого с дружками.

– Надеюсь, пан Яшимов, не забыл о дуэли? – сразу же схватится за саблю самовлюбленный шляхтич.

– Не будем же откладывать! – вынул свою старый ротмистр.

Вышневецкого Яшимов зарубил уже спустя пару минут. Затем последовал вызов еще от одного поляка. На этого у Яшимова ушло ровно пять минут. Третьего он отправил к праотцам минут за семь. Одолел и четвертого. Но усталость брала свое и пятый поляк, опередив Яшимова на какое-то мгновение, вонзил свою саблю ему в грудь. Так закончил свой земной путь забытый ныне всеми ротмистр Санкт-Петрбургского драгунского полка старик Яшимов. Мир праху его!

* * *

Любое плавание – это, прежде всего, утомительная своим однообразием череда вахт. Чтобы не случилось, но неизменно каждые четыре часа с последним ударом склянок следует смена ходовых вахт. Вот колокол отбил шесть склянок. Это значит, что до полудня остался один час, и настало время снимать пробу с обеда.

– Пробу подать! – командует вахтенный лейтенант Броневский.

С камбуза появляется кок с подносом в руке. На подносе миска со щами, ложка и сухарь. Кок степенно приближается к старшему офицеру:

– Прошу ваше благородие снять пробу!

Тот берет деревянную ложку, зачерпывает душистого варева. Пробует, долго жует, затем кивает головой:

– Добро! Выдачу разрешаю!

Кок столь же степенно удаляется. А на шканцах уже появляется боцман и боцманматы. Близится минута самого главного священнодействия. По кивку Броневского боцманматы становятся в круг и, страшно надувая щеки, выдувают в свои дудки самый главный флотский сигнал – "к вину". Мгновенно фрегат оживает, матросы сбегаются и быстро выстраиваются по вахтам.

Еще Петром Великим завещано, что российскому матросу каждый день положена законная чарка вина, ценою в три с половиной копейки. Разумеется, что вина давали разные, когда покрепче, а когда и послабее. А потому у матросов особой любовью пользовалось свое хлебное белое вино, в котором и крепость была и дух нашенский. Само же вино хлебное матросы именовали промеж себя по-простому и для краткости – водкой. Питье никогда не было простым дело – это был ритуал.

Вот два дюжих матроса выносят на шканцы источающую великий аромат начищенную до сияния медную ендову. Вот ее бережно ставят на брезент. Баталер (из грамотных) зачитывает по списку первую фамилию. Названный выходит и, обнажив голову, перекрестившись, принимает с великим почтением чарку, затем, стараясь не пролить ни капли, опрокидывает ее в себя. Отходя в сторону, кланяется всему честному народу и говорит прибауткой:

– Чарка не диво, пивали вино да пиво!

А то и просто вытирая рот своей просмоленной пятерней, подмигивает ждущим своей очереди:

– Ох, да и крепка сегодни, зар-ра-за!

Баталер отмечает свинцовым карандашем выпившего, чтобы не дай бог, не смог затесаться в очередь еще раз, ибо этакие ухари имеются на каждом судне. Вот помечен чертой последний, а боцманматы уже свистят "к каше".

На палубе споро расстилают брезент. Артельщики несут с камбуза баки со щами и горячей солониной. Все чинно рассаживаются вокруг своих бачков. Артельщик режет солонину, чтобы каждому по равному куску и бросает в бак, подливает уксус. Один из сидящих читает вслух молитву. Затем разбирают ложки и по очереди, начиная с артельщика, начинают есть: в начале черпают жидкое, только после этого берут мясо. Обед дело серьезное, а потому едят молча, не отвлекаясь на глупые разговоры.

После обеда, если нет учений, лавировок и аврала законный "адмиральский час", когда на судне все вымирает, кроме бодрствующей вахты. Затем подъем и снова нескончаемые корабельные дела.

Минуло еще несколько дней плавания и, наконец, показались долгожданные белые вершины Далмации. Несмотря на крепкий ветер, лавируя под зарифленными марселями, "Венус" входил в Катторо.

Уже на входе в бухту, Развозов приметил флагманский корабль и велел править прямо на него. Настоящий капитан не будет подходить к флагману стороной и с осторожностью, настоящий капитан будет править прямо на адмиральский корабль под всеми парусами, чтобы в самый последний момент лихо "обрезав корму" обрасопить паруса и замереть корпус в корпус. Таковое действо, по праву, считается большим мастерством и почитается на всех флотах мира особо!

Кажется, вся эскадра наблюдает сейчас за маневром капитана "Венуса". Развозов сдает свой экзамен, а потому отстранив в сторону вахтенного лейтенанта, командует маневром самолично.

– Право! Больше лево! – кричит он на штур. – Стоп! Держи так! Теперь лево! Еще лево! Так держать!

– Есть! Держим! – отвечают два дюжих рулевых, с трудом ворочая скрипучее колесо.

"Венус", по-прежнему, несся вперед, целя своим бушпритом точно в борт "Твердого". Дистанция сокращалась стремительно.

– Пора спускаться? – обернулся старший офицер.

– Рано!

Еще сажень, еще, еще… Вот теперь пора!

– Право на борт! Одерживай!

Фрегат проносится под самой кормой "Твердого", едва не задевая ее.

– Есть, срезали! – радуются собравшиеся в отдалении на шканцах офицеры – Знай наших!

На кормовом балконе "Твердого" показывается фигура главнокомандующего:

– Здорово, ребята! – машет он рукой, разбежавшимся по реям, матросам.

– Здра-жла ваше-превосхо-дит-ство!

– С прибытием к родному порогу!

– Ур-ра-а-а!

– Паруса на гитовы! – командует Развозов. – Из бухты вон! Отдать якорь! Марсовые вниз! Катер к спуску!

Прибыл к Сенявину, доложился обо всех перипетиях плавания устно, отдал письменный отчет. К "Венусу", тем временем, уже подогнали баркасы со всей эскадры,